– Господь слуха не дал. Кригов распрямляет спину. – Ну вот. Изучает его еще немного, потом кладет ему руку на плечо – тот вздрагивает, но руку не сбрасывает. Кригов медленно и тщательно выговаривает губами: – А как тебя зовут, брат? Пришлый не понимает. Тогда сотник показывает пальцем на себя и произносит: – Я Кригов. Александр Кригов. – Игорь? – Да какое! Ручка есть у вас и бумага? Фаина приносит ему исписанную тетрадь и карандаш. Сотник пишет свое имя на клетчатом листке, но пришлый смотрит в буквы тупо; насупливается, как будто не все узнает, пытается один раз их прочесть, другой, потом сдается и опять разводит руками. Полкан не выдерживает: – Еще и безграмотный, что ли? Тьфу ты! Казачий сотник смотрит на гостя вприщур. – Он, ведь, наверное, мой ровесник. Детство, наверное, как раз на войну пришлось. У нас и в Московской области таких вот сирот знаешь, сколько! Может быть и не грамотный. Все, что угодно, может быть. Тут до гостя все-таки доходит, чего от него хотят. Он тоже тычет себя в грудь пальцем и выговаривает. – Раб божий Даниил. Фаина квохчет: – Ну вот. А я его Алешей, Алешей… Кригов кивает. Раздумывает. – Слушай, брат Даниил. Выручай нас. Нам нужно знать, что там, за мостом. А? Тот хмурится, тужится, хочет понять – но все-таки не понимает. Тогда Кригов, почесав бровь, снова берет карандаш и рисует: две извилистых линии – реку. Мост через нее. Периметр стены Поста очерчивает прямоугольником. Показывает на себя, на Пост. Потом на мост, потом на тот берег. – Там что? Что там? Брат Даниил вдруг прищуривается. Поджимается. Собирается. Выговаривает: – Что на том берегу? – Да, да! Он кивает: понял. – Дорога там. Железная. На восток идет. – Ну дорога-то ладно. А города какие? Люди живут там? Или все пусто? – Не понимаю. Что? Кригову приходится еще раз это же самое спрашивать, и произносить все медленно и терпеливо, губами четко показывая звуки. Даниил вроде под конец соображает, чего от него хотят, но вместо ответа спрашивает сам: – А ты, божий человек, кому служишь? – Я-то? Кригов приосанивается, показывает Даниилу свои погоны, кокарду на фуражке. – Государю императору и Московской империи. – Московской? Кажется, что из всех этих слов пришлый узнал по губам только одно. – Так точно. Проходит еще несколько мгновений – и маска из задубевшей кожи, которая у гостя вместо лица была, расслабляется. Он пытается улыбнуться – выходит плохо. – Слава Богу. Дошел, значит. И он тоже крестится. – А ты к нам шел? В Москву? – Да. Так именно. – Зачем? Раб божий Даниил понимает вопрос по выражению их лиц – и сотника, и Полкана. – Обитель мою разорили. Братьев убили. Я последний остался. Пошел в Москву за заступничеством. По дороге звери напали. Думал, не дойду. – Кто напал на обитель? Кто? Кто? – Лихие люди. Я спрятался, они не нашли. А рассмотреть не сумел. Там у нас каждый сам за себя. Не разберешь. Дальше разговор идет трудно: каждый вопрос Даниилу нужно объяснять три и четыре раза, а какие-то он не понимает вообще. Но вроде приходят к тому, что сам он не издалека шел, вроде бы из-под Нерехты откуда-то, где находился, пока не был разграблен, его самодельный монастырь. Насколько он знал, дальше имелись города, и в них жили понемногу люди, хотя крупные центры, вроде Екатеринбурга, все еще лежали в руинах. Кригов все услышанное записывает, а, записав, уточняет: – А как там у вас про Москву думают? Что говорят? Помнят Распад? Зла на нас не держат? За гражданскую войну-то? Отец Даниил подтягивает свои худые плечи: – Ну а что Москва? Там у нас такое началось после большой войны, брат на брата, сын на отца… Безбожный мир, Сатане преданный. Не помнят уже никто, от чего все началось… А бьют, бьют друг друга… На монахов нападать – виданное ли дело? Полкан хмурится. – А что раньше от вас никто к нам не приходил тогда, раз у вас там столько народищу живет? Отец Даниил разводит руками. – Я за всех не могу сказать. Сам слышал, что Москвы нет давно, в войну сгинула. Разбомбили ее или еще чего… Не знаю. Так все говорили, кого спрашивал. А когда обитель разорили нашу, я себе так сказал: терять нечего – пойду. Посмотрю своими глазами. И вот, одолел сатанинские козни, добрался. Рабу божьему тоже интересно, как живут на Посту. Спрашивает строго: – Одержимых тут нету у вас? Полкан думает про жену и мотает головой: – Да нет, вроде бы. – Во грехе живете или праведно? Тут уже Полкан не выдерживает – ухмыляется. – Живем по мере сил. Стараемся особо не грешить, но получается не всегда. А ты, батюшка, сразу решил работенку себе подыскать на новом месте? Раб божий Даниил хмурится, напрягается, но такой длинной фразы переварить не может. Полкан машет рукой. – Ладно. Пойдемте, что ли, ужинать, а, Александр Евгеньевич? Он похлопывает себя по пузу, и это вот Даниил понимает отлично. Кригов его оживление сразу подмечает. – Что, оголодал, отец Даниил? Давайте его с нами на ужин, а, Сергей Петрович? Пускай знает, что дошел до своих наконец. Полкан, подумав, соглашается: – Фаина! Если святой отец сможет на ноги встать – давай его тоже к нам, в столовую.