Я поднимаю глаза на девчонку, и она в страхе отшатывается, видя мой взгляд. – Ты, – выплевываю я. Теперь ничто меня не остановит. – Это все ты! Не появись ты на болоте, ничего бы не случилось! Я был бы ДОМА! Ухаживал бы за клятыми овцами, жил бы в своем клятом доме и спал бы в своей КЛЯТОЙ КРОВАТИ! – Только слова я выбираю покрепче. – Так НЕТ! – ору я еще громче. – Появилась ТЫ! ТЫ со своей клятой ТИШИНОЙ! И мир полетел КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ! Я и не замечаю, что подхожу к ней, пока она не начинает пятиться. Черт, от нее по-прежнему ни звука! – Ты НИКТО! – воплю я, делая еще шаг вперед. – НИКТО! У тебя внутри сплошная ПУСТОТА! В тебе ничего нет! Ты ПУСТАЯ, ты НИКТО, и мы умрем ПРОСТО ТАК! Я стискиваю кулаки, пока ногти не впиваются в ладони. Я так разъярен, мой Шум так рвет и мечет, что я вскидываю кулаки и хочу ударить девчонку, избить до смерти, ЗАТКНУТЬ эту чертову тишину, пока она не ПРОГЛОТИЛА МЕНЯ И ВЕСЬ МИР! Я замахиваюсь и бью себя по лицу. Потом еще, прямо в подбитый Аароном глаз. И еще, заново разбивая губу. Дурак, никчемный гнусный дурак! Бью снова, так что теряю равновесие и падаю на руки, выплевывая на землю кровь. Тяжело дыша, поднимаю взгляд на девчонку. Ничего. По-прежнему ничего. Мы оба смотрим на другой берег. Преследователи уже добрались до того участка дороги, с которого хорошо видно мост. И нас на противоположном берегу. Можно разобрать лица всадников, и слышно бормотание их Шума, летящее к нам через реку. Мистер Макирни, лучший конник мэра, едет впереди, следом сам мэр, спокойный и довольный, точно выбрался на воскресную прогулку. У нас минута, может, меньше. Я оборачиваюсь к девчонке, пытаясь встать. Я устал, страшно устал. – Еще можно попробовать убежать, – выдавливаю я, сплевывая кровь. – Можно попробовать. И вдруг ее лицо меняется. Она широко открывает рот и глаза, а потом внезапно скидывает на землю сумку и начинает в ней рыться. – Ты чего? – спрашиваю я. Она достает зеленую коробочку для разведения костра, оглядывается по сторонам и находит большой камень. Ставит коробку на землю, замахивается камнем… – Стой, она еще может… Девчонка бьет, и коробка трескается. Она берет ее в руки и с силой выкручивает, так что трещина становится шире. Оттуда брызгает какая-то жидкость. Девчонка подбегает к мосту и обливает горючим узлы на ближайшем столбе, а последние капли вытряхивает в лужицу у основания. Всадники подъезжают к мосту, все ближе, ближе, ближе… – Быстрей! – кричу я. Девчонка оборачивается и жестами велит мне отойти в сторону. Я отползаю и оттаскиваю Манчи. Девчонка тоже отходит как можно дальше, держа сломанную коробочку в вытянутой руке, и нажимает кнопку. Потом швыряет ее в столб и отпрыгивает. Кони почти на мосту… Девчонка падает чуть не на меня, а коробочка летит… Летит… Летит… Непрестанно щелкая, летит прямо в лужицу у основания столба… Конь мистера Макирни уже ставит на мост копыто… Коробочка падает в лужу… Щелкает последний раз… И… ВЖИХ!!! Весь воздух высасывает из моих легких, и огромный огненный шар, куда БОЛЬШЕ, чем можно ожидать от такой крошечной лужицы, на миг гасит все звуки вокруг… БА-БАХ!!! Канаты и столб разлетаются в стороны, окатив нас волной щепок и стерев все мысли, Шум и звуки. Когда мы снова поднимаем глаза, мост полыхает так, что конь мистера Макирни встает на дыбы и пятится, хотя сзади на него напирают остальные кони. Пламя какого-то странного зеленоватого цвета, и жар вдруг становится невыносимым, как самый ужасный солнечный ожог на свете. Я уже думаю, что мы вот-вот загоримся сами, когда наш конец моста обрушивается вниз, унося с собой мистера Макирни и его коня. Мы садимся и смотрим, как они падают, падают, падают в реку… она слишком далеко, им не выжить. Мост еще наполовину цел; он с грохотом врезается в скалу на другом берегу, но пламя такое сильное, что через несколько минут от него останется один пепел. Мэру, мистеру Прентиссу-младшему и всем остальным приходится повернуть лошадей. Девчонка отползает от меня, и секунду мы молча лежим, отдуваясь и кашляя, пытаясь прийти в себя. Вот это да! – Ты цел? – спрашиваю я Манчи, все еще держа его за ошейник. – Огонь, Тодд! – лает он. – Ага! Большой-пребольшой огонь. А ты как, цела? – спрашиваю я девчонку, которая корчится на земле и кашляет. – Черт, что было в этой штуке? Она, разумеется, не отвечает. – ТОДД ХЬЮИТТ! – слышится с другого берега. Я поднимаю взгляд. Это мэр. Впервые в жизни он обращается ко мне лично, сквозь пелену дыма и жара, от которой по его телу словно идет рябь. – Это еще не конец, малыш Тодд! – кричит он сквозь рев реки и огня. – Все впереди! Мэр спокоен, одежда на нем по-прежнему чистенькая, сапоги блестят, и всем ясно: ничто не помешает ему добиться задуманного. Я встаю и показываю ему неприличный жест, но он уже скрывается за клубами дыма. Кашляю и снова сплевываю кровь. – Надо идти дальше, – с трудом выдавливаю я сквозь кашель. – Может, он вернется, а может, другого пути через реку нет, но ждать нельзя. В пыли валяется мой нож. Меня мгновенно охватывает стыд, похожий на новую боль – она прибавляется к остальным. Что же я наговорил… Я нагибаюсь, поднимаю нож и убираю в ножны. Девчонка все еще сидит с опущенной головой и кашляет. Я беру с земли сумку и протягиваю ей: – Пошли. Хоть от дыма подальше отойдем. Она поднимает взгляд на меня. Я смотрю на нее. Щеки у меня горят, и вовсе не от жара. – Прости. Я отвожу взгляд от ее лица, как всегда безжизненного и безучастного. И делаю первый шаг по дороге. – Виола, – вдруг доносится сзади. Я резко оборачиваюсь и смотрю на девчонку: – Что?! Она смотрит на меня. Она открывает рот. Она говорит: – Меня так зовут, Виола. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь