— Это мои проблемы. Уходи, Тедди. Я никого не хочу видеть, и ты не исключение. — Ладно, если так настаиваешь. Не пойму только, чем я хуже крысы как собеседник. — Тебе слишком много запрещают. Не только приносить мне табак, но и сообщать новости. — Можно подумать, крыса скажет тебе больше. — Несомненно, — ответил Шеллар с убежденностью безнадежного психа. — Ей-то никто не запрещал. До свидания, Тедди. Иди, не тяни время. Может, крыса еще вернется, и мне удастся стрельнуть у нее сигаретку… Табурет жалобно заскрипел. — Вот этого, пожалуйста, не надо. Потом никто не поверит, что это крыса, на меня подумают. Я уже пошел. Слышно было, как он стучит в дверь, как скрипят петли и лязгают засовы. Глава 8 — Доктор вы были правы: это была светлая полоса… Из анекдота Тедди едва успел отойти на дюжину шагов от камеры, когда смуглый незнакомец в голубой мантии жестом остановил его посреди коридора и коротко спросил: — Что он сказал? — Выгнал, — не очень охотно признался палач. — Вежливо, но настойчиво выставил вон. Играть отказался. Я не настаивал. Что с ним играть, когда он уже с крысами о политике беседует… Господин в мантии заметно обеспокоился и торопливо направился дальше. К той самой двери, которую старательный тюремщик только что запер за уходящим гостем. Так что, едва Шеллар успел обрадоваться возвращению общительной зверюшки, как повторные громыхательные манипуляции с дверью спугнули крысу, на этот раз, похоже, окончательно. «Ужин, или казнить пришли?» — уже без особого интереса подумал бывший король, по-прежнему не оборачиваясь. Вошедший молчал, но взгляд его ощущался затылком, спиной и даже таким неромантичным местом, как задница. Неуютное давящее молчание становилось все более зловещим, но Шеллар уже из чистого упрямства решил не оборачиваться, ибо это явно был не ужин. Видимо, незваный гость понял, что не дождется приветствия. — Встаньте, пожалуйста. Голос был незнаком. Негромкий, но внушительный и странно доброжелательный. С тем самым акцентом, который уже с трудом улавливался в речи господина наместника, но с первых же слов выдавал его соотечественников. Что ж, раз просят, придется уважить столь учтивого гостя. Да и самому уж любопытно стало… Голубая мантия на фоне общей загрязненности помещения вызывала подсознательный протест и желание вслух громко потребовать: «Уважайте труд прачек!» Лицо посетителя полностью скрывал низко надвинутый белый капюшон, а руки прятались в широких, обшитых белой тесьмой рукавах. — Назовите себя. Шеллар послушно представился, отметив про себя, насколько сократилось за последние дни его полное имя. — Сознаете ли вы, где находитесь? Это уже походило на издевательство, поэтому он нарочно описал адрес своей камеры во всех подробностях. — Можете ли объяснить, почему вы здесь находитесь? Объяснение оказалось проще, чем представлялось ранее, и уложилось в пару фраз. — Как вы оцениваете ваш поступок сейчас? — Я сожалею, — коротко ответил Шеллар, не уточняя, о каком именно поступке идет речь. Ему в любом случае было о чем сожалеть. — Раскаяние — первый шаг к изменению, — с наставительным одобрением произнес гость и разъял необозримые рукава. — Протяните вашу правую руку. Склянка зеленого стекла тускло блеснула в тонких смуглых пальцах, описала плавный полукруг и мягко опустилась в протянутую ладонь. — Выпейте это. — Гуманно, — невесело усмехнулся Шеллар, не торопясь, однако, повиноваться. — Но не сказал бы, что рационально. Один смертник может накормить трех, а то и четырех вампиров, сэкономив при этом здоровье и душевное спокойствие такого же количества добропорядочных граждан. Как я уже писал ранее в своем проекте… — Это не яд, — на полуслове перебил священник. — Смело пейте. Ломаться не было смысла. Что бы ни было в бутылочке, если господам действительно необходимо влить это в бесправного узника — вольют, как ни сопротивляйся. На вкус зелье отдаленно напоминало полынную настойку, столь популярную среди галлантских бардов; запах отчетливо отдавал грибами. — Теперь садитесь — и станем говорить. — Могу я полюбопытствовать, что это все-таки было? Священник откинул капюшон, под которым обнаружилось неожиданно молодое смуглое лицо с правильными, хотя и несколько полноватыми чертами. Огромные темные глаза смотрели прямо перед собой и как будто мимо собеседника. Пухлые губы сложились в приветливую улыбку. — Добро пожаловать на вторую ступень. Шеллар быстро опустился на нары, чувствуя, как у него подкашиваются ноги. Жизнь. Шанс. Его не казнят. Необратима только смерть, а пока ты жив, шанс выкрутиться остается всегда. Можно попробовать. «В чем подвох? На чем меня ловят? Не может быть, чтобы после такого позорного признания просто так, из личной симпатии оставили в живых и пригласили на службу. Перевербовка? Похоже, но… на что они рассчитывают? Даже рядовой перевербованный агент нуждается в постоянном контроле, а уж давний враг, у которого отобрали королевство… Каков шанс, что я опять не обману? Или меня намереваются каждые пару лун проверять с помощью Тедди? Или… может быть, они вовсе ничем не рискуют? Вполне может статься, что раскаявшийся шпион, присягнувший на верность новому господину, завтра будет с привычной добросовестностью драить дворцовые лестницы или развлекать господина наместника глупыми шутками и нескладными плясками. Очень даже возможно. Но и при таком раскладе не все потеряно. Не зря бабушка Джессика усердно выбивала из меня барскую привычку не замечать слуг и приравнивать их к мебели. Нет такой тайны во дворце, до которой не докопается вездесущая прислуга. Такой расклад — это еще не конец. Хуже, если смелость Повелителя объясняется совсем другой причиной. Если ритуалы инициации имеют такую силу, что, пройдя нужные три ступени, самонадеянный господин Шеллар действительно станет верным и преданным служителем ордена. Если, вопреки моим расчетам, они построены не на классической магии и исправно работают даже в зоне действия таинственной машины…» Жрец неторопливо говорил что-то о раскаянии, о постижении истинного пути и тому подобную мистическую чушь. «Соглашаться, со всем соглашаться, пусть думает, что клиент раздавлен, уничтожен и не способен к сопротивлению. Соглашаться вслух, но не поддаваться воздействию. Иначе на второй же день после инициации брат Шеллар выложит новым соратникам все то, что у него не спросили сегодня в подвале. Вот, кстати, почему не спросили. Зачем так стараться, если сам все расскажет… Зелье, которое я только что выпил, — оно что-нибудь значит? Не так ли я потерял тринадцать агентов? Не происходит ли сейчас та самая инициация, после которой человек пропадает, теряет личность, превращается в бездумного последователя? Первая ступень, зелье, всесторонняя обработка, а когда доходишь до общения с крысами — вторая ступень, опять зелье, вежливый священник с убаюкивающей речью и пронзительными глазами, из которых лучится незнакомая и опасная магия… Почему с Орландо не произошло ничего подобного? Почему на него не давили, не били, не пытали, не угрожали, не пичкали наркотиками, только уговаривали и проповедовали? В чем разница?» Голос мастера Ступеней размеренно журчал, убаюкивая, отрешая от реальности. В какой-то момент Шеллар поймал себя на том, что уже не чувствует боли и перестал различать странный акцент собеседника, даже отметил искреннее раскаяние в собственных коварных намерениях и столь же искреннее уважение к Повелителю. Действительно, разве такая целеустремленность не заслуживает уважения? Секунду спустя он сам ужаснулся своим мыслям и торопливо вернулся к поискам таинственной разницы, стараясь не слушать отравляющих речей священника, но следя, чтобы глаза оставались стеклянными, а механические ответы звучали естественно. Правдоподобная версия нашлась довольно быстро. «Первая ступень. Маленькая формальность, как сказал Харган. Разница должна быть здесь. Я согласился, произнес ритуальные слова и открыл себя для дальнейших действий. Орландо не согласился, и они ничего ему не сделали. Вот в чем разница. Первая ступень. Инициация должна начинаться с добровольного согласия. Если ритуалы посвящения замешаны на магии, должно быть какое-то ограничение, иначе Всадники завоевали бы этот мир еще двадцать лет назад. И я, болван, дал это согласие. Бездарно погорел так же, как и все мои агенты. Чтобы не вызвать подозрений, им всем приходилось соглашаться — и все они становились новыми братьями и переставали быть моими людьми. Вот откуда Всадники брали сильных магов — все разведки континента исправно снабжали их персоналом. Но почему я? Ведь я не маг, простой человек, а в свете последних событий вряд ли стоит обольщаться и насчет моих интеллектуальных способностей… Неужели Повелитель затеял все это лишь затем, чтобы иметь удовольствие воображать себе вертящегося в гробу маэстро Хаггса? Зачем я им? Консультантов из местного населения у них хватает, в желающих служить божественному Повелителю тоже недостатка не будет. На что им сдался ничтожный неудачник, мнивший себя умнее божьего посланника и пытавшийся всех обмануть и предать? Добыть из меня информацию можно было и более простым путем, что наглядно доказал сегодня Плюшевый Тедди… Или же Повелитель все-таки не разочаровался в моих способностях даже после столь позорного провала и намерен дать мне шанс искупить… отслужить… Проклятье, о чем это я? Какое, к демонам рогатым, искупить-отслужить, что за дрянь мне в голову лезет? Ну уж нет, я так просто не поддамся… Пусть я слаб телом и неустойчив к грубым физическим методам, но уж разум-то не самое слабое мое место! Я справлюсь. Я должен. Вот только знать бы, как себя вести, чтобы не заподозрили…» Это была последняя связная мысль, посетившая одурманенные мозги бывшего короля Ортана. Несколько последующих не отличались разумностью и касались в основном разведения крыс, импорта вампирьих кормов из Голдианы и Галланта и возможной этнической принадлежности мастера Ступеней. Затем он неожиданно для себя отключился и неуклюже повалился на бок. Жрец улыбнулся и присел рядом, отрешенно закрыв глаза. В углу жалобно пискнула крыса. Пошевелила усами, словно пытаясь обнюхать безнадежную ситуацию и найти способ ее исправления. Засеменили маленькие лапки, унося общительную зверушку в сложные коммуникации крысиных ходов, вырытых многими поколениями ее трудолюбивых предков. Если бы мастер Ступеней, занятый настройкой сновидений подопечного, мог проследить за дальнейшими действиями крысы, он совсем иначе отнесся бы к словам палача и совсем другие выводы сделал бы из неожиданного увлечения клиента зоолингвистикой. Первым делом крыса уверенно направилась к личному кабинету мастера Ступеней, на двери которого до сих пор еще красовалась устаревшая табличка «Начальник отдела магической экспертизы». Убедившись в отсутствии прямого сообщения между крысиными ходами и человеческим обиталищем, целеустремленный грызун отыскал ход в помещение этажом ниже, вскарабкался по занавеске под самый потолок и пустил в ход нехитрый набор инструментов, данных ему природой. Полтора часа упорного труда — и в полу искомого помещения образовалась маленькая аккуратная дырочка, удачно скрытая под громоздким шкафом. Несколько раз пробежавшись по комнате и оценив обстановку, крыса принялась изучать склянки и пузырьки на столе — с таким знающим видом, будто обладала дипломом магистра по специальности «эликсиры и зелья». Знакомство с таинствами ордена было неожиданно прервано появлением двух заспанных служителей в таких же, как и у мастера, голубых мантиях, только поуже и без капюшонов. Смуглый большеглазый пришелец недовольно ворчал, что с посвящением можно было подождать и до утра. Местный, молодой, но до ужаса дисциплинированный хин, одергивал его рассуждениями о долге и о теоретическом всеведении вышестоящего руководства. Общение происходило на ортанском, который оба знали плохо, и местами напоминало диалог двух глухих. Крыса внимательно слушала, затаившись за занавеской и осторожно подсматривая сквозь тонкую ткань.