Так всегда, и я уже устала напоминать ему об этом, поэтому молчу и корячусь сама, радуясь своей танцевальной растяжке. Стряхиваю с сиденья крошки и пустую банку из-под энергетика. В машине Мота всегда полный срач. Здесь каждое отверстие забито обертками, грязными салфетками, какими-то проводами и зарядками, пустыми пачками сигарет, исписанными листками бумаги и съемными резервуарами вейпов. Иногда, прямо во время движения, на Матвея снисходит озарение, и он хватается за ручку с листом, набрасывая стихи к песням. Свирский никогда не пользуется электронными помощниками, предпочитая бумагу и карандаш, которыми забита вся машина. Задние кресла его внедорожника заняты частью аппаратуры, а еще многочисленными кроссовками, которые Свирский несколько раз меняет за день. — Это тебе, — бросает мне на колени серо-зеленую упаковку, — матушка передала! Я смотрю на коробочку и расплываюсь в широченной улыбке! Соленые лакричные конфеты! Как-то в гостях у Мота мне посчастливилось попробовать необычные лакомства, которые его мама привезла из Финляндии. Специфический кислый вкус соленой лакрицы поразил меня тогда до беспамятства. Я и не думала, что мама Матвея тогда обратит на это внимание и запомнит такой сущий пустяк. А оказалось вон как! — Офигеть! — открываю плотно закрытую упаковку и достаю самую черную конфетку в виде рыбки. — Будешь?— сую ее Моту, отчего парень брезгливо передёргивает плечами. — Фу, убери, как ты можешь эту дрянь есть? — кривится Свирский, а я от наслаждения прикрываю глаза и медленно жую, растягивая соленое удовольствие. — Ммм, фантастико! — мурлычу я. — Спасибо Ирине Владимировне передавай. Они приехали уже? — Сама ей передашь, — отрезает Мот. — Приехали вчера. Опять это ненормальное зацикливание на благодарностях! И я бы сейчас снова взбесилась, но мое настроение крепнет под действием серотонина, и я решаю забить и продолжать наслаждаться конфетами. — Полегче, фиалка, а то леотард* на заднице треснет, — ржет Свирский, — не гневи лишний раз Смелковского. — Кстати, — вытаскиваю изо рта недоеденную конфету и убираю обратно в коробку, — Моть, он опять до меня добарался, — делаю печальную гримасу, надеясь вызвать в своем парне сочувствие. — Я уверенна, он не допустит меня до экзамена, — кладу руку на колено парня и начинаю медленно вырисовывать на нем незатейливые узоры. Я надеюсь, что выглядит это как заигрывание и задабривание. — Может через Ирину Владимировну можно… — Нет, Юль, — грубо перебивает меня Свирский и перехватывает мою руку, прижимая к своему паху, — по такой мелочи, как ваши разборки с преподом, к матери я обращаться не буду. Вопрос закрыт. По такой мелочи? Его девушку каждый раз на занятиях изводит какой-то ржавый гаденыш, а он называет это мелочью? Вот так значит? Яростно выдергиваю руку и отворачиваюсь к окну. Ну и пошел он! Сама справлюсь! — Юльк, ты че обиделась? Пыхтишь, как паровоз, — просовывает одну руку мне в волосы и мягко массирует кожу головы. — Отвали, — буркаю я. — Ну не обижайся, фиалка, — Матвей сильнее вдавливает педаль газа и меня припечатывает к креслу. Это запрещенный прием и Свирский хорошо уведомлен об этом. Мы несемся с запредельной скоростью по Ленинскому проспекту, и я больше не могу сдерживаться. Открываю окно, Мот врубает колонку и вот мои волосы уже треплет встречный ветер. Я обожаю скорость! Вытаскиваю руку и ловлю потоки бодрящего воздуха, перекрикивая свою любимую песню. * * * — Придешь вечером на репетицию? — Матвей отпускает мои горящие от поцелуев губы и заглядывает в глаза. Мы стоим, припарковавшись напротив моего подъезда, собирая восхищенные взгляды детей на площадке. Раньше мне тоже нравилась машина Мота. И мне льстило, что из всех девчонок нашего вуза, на такой тачке увозят меня. Сейчас же… Наверное, я зажралась… — Не могу, — пожимаю плечами, — зачетная неделя, Моть. — Зубриила, — подсмеивается надо мной Свирский. — Нет! — толкаю кулаком в плечо. — Зубрила, зубрила! И когда теперь мы увидимся? Пожимаю плечами. У меня мамы-депутата Гос Думы нет, мне приходится самой сдавать зачеты и экзамены. — Ну в субботу же на Арбате будешь? — затягивается и выпускает дым с ароматом крепкого кофе в приоткрытое окно. Удивленно смотрю на парня. — Не волнуйся, — усмехается Свирский, — qr— код есть. — Как? — подскакиваю в кресле. Очень сложно получить злосчастное разрешение на выступление в таком «прикормленном» месте, как Арбат. Молодые коллективы заранее бронируют даты, время и площадки. Очередь из желающих настолько огромна, что нужно быть чертовым везунчиком или…сыном депутата. — Пришлось матушку напрячь, — ржет Матвей и тянется за бутылкой воды. — Юляш, подай, а? Ну понятно… Это же для него нужно, поэтому можно для себя и попросить. А я — не той степени важности, для которой стоит жопу рвать. — Получается вы забрали чье-то время и место? — я не разделяю энтузиазма Матвея, потому что знаю, какого пробиваться самому, не имея связей и спонсоров. — Подвинули там каких-то, ага, — смеется Свирский. — Ну ты че, фиалка? — замечает мою кислую физиономию и приобнимет за плечи, — переходы в метро никто не отменял! А мне вот не смешно. — Ладно, Мот, пойду я, — отстегиваю ремень, — в субботу увидимся. — Люблю тебя, малышка, — лезет за поцелуем, но неприятный осадок после нашего разговора не позволяет ответить ему. Отстраняюсь и совсем неграциозно выпрыгиваю из тачки, на ходу бросая: — Ага. — Тохе привет передавай, — кричит в окно Свирский и заводит движок. *Леотард — гимнастический купальник. 6. Константин — Я, надеюсь, мы услышали друг друга, Владимир Архипович. И на будущее, внимательнее читайте договор, моя юрисдикция закончилась тогда, когда гражданин следователь полностью прекратил уголовное дело в отношении вас, уважаемый Владимир Архипович. — Смотрю на своего стажера, сжимающего карандаш, и усмехаюсь. — А на счет компенсации потерпевшей стороне, мой совет вам — не поскупитесь! И спите спокойно, Владимир Архипович! Всего доброго! — нажимаю отбой и бросаю мобилу на стол. «Гнида поганая, чтоб тебе до конца твоих дней по ночам снились кошмары», — думаю про себя и устало обхватываю голову. — Вот сволочь, — Тимур вскакивает с кресла и остервенело жует нижнюю губу, чтобы не дай Боже, не ляпнуть то, что мне скорее всего не понравится. — Ему дело коротнули* вместо прошенной переквалификации, а он еще пальцы гнет, — сокрушается мой стажер. — Как у вас так получается, Константин Николаевич? — заглядывает мне в лицо, словно на нем подробно расписаны все ответы на мучащие его вопросы. — Получается что? Прекрасно знаю, о чем спрашивает Тимур, но хочу проверить степень его эмоциональной лабильности. — Не послать его на хрен? — Если я пошлю его на хрен, Тимур, ты останешься без работы, — устало потираю виски, голова раскалывается до плавающих мушек в глазах.