– Послушай меня, Джесси. Ты можешь поливать меня грязью, если тебе от этого легче, пускай, но мне не кажется, что это поможет нам добраться до правды. – Правды? – усмехнулась Джесси. – Да у тебя аллергия на правду. Ты просто хочешь спрятаться от всего мира и сделать вид, словно меня с папой не существует. – Это не так. Я люблю тебя, Джесси. Мы с Айрис все время говорим о тебе, о том, как мы хотели бы, чтобы ты была полноценной частью нашей жизни, но мне так сложно понять, как я могла бы восстановить наши отношения. Ребекка спотыкалась на каждом слове, боясь, что ее дочь может в любой момент уйти. – Ну, могла хотя бы попытаться, – тихо произнесла Джесси. – Я пыталась, Джесси. Клянусь. – Серьезно? Сделать пару звонков и отправить открытку на день рождения – это теперь называется «пытаться»? – язвительно заметила Джесси. Ребекка тяжело вздохнула, не зная, куда деваться от отчаяния. – Джесси, я каждый день боролась за то, чтобы мне дали остаться с тобой. Я плакала каждую ночь, тоскуя по тебе, на протяжении многих лет. Что, по-твоему, я должна была сделать? – Не знаю. Ты могла бы жить у нашего дома и спать в машине. Писать мне каждый день о том, как сильно ты меня любишь. Найти хоть какой-то способ показать мне, что тебе не плевать. – Джесси всплеснула руками. – Послушай, мне не кажется, что такой разговор нам поможет, – решительно проговорила Ребекка. – А мне помогает. Мы всю нашу жизнь притворялись, когда оказывались вместе. Приятно побыть честной хоть раз. – Джесси с вызовом посмотрела на мать. – Но мне было так сложно найти возможность поговорить с тобой, ведь Лиз ни на минуту тебя не оставляла. – Что ж, теперь ее нет, – с горечью ответила Джесси, закусив внутреннюю сторону щеки. – Я и представить себе не могу, как тебе тяжело. Она была тебе матерью с тех пор, как ты была еще малышкой. Я очень старалась построить с ней отношения, клянусь, я делала все, что могла. Но у нее очень суровый характер, а твой отец нанял ее в няньки, даже не посоветовавшись со мной. Ситуация была непростой, – мягко произнесла Ребекка. – Что? – откликнулась Джесси с удивлением. – Папа ее нанял? Не ты? Ребекка покачала головой. – Он увидел ее объявление в окне почты. Лиз искала работу. Я понимаю, он просто хотел помочь, но мне к тому моменту уже становилось лучше. Да, я все еще была истощена и принимала сильные антидепрессанты, но я справлялась. Мы с тобой начали сближаться, я чувствовала себя сильнее, и уже появлялось ощущение, что мы проживем с тобой так всю жизнь… Ребекка наклонилась поближе к Джесси, воодушевленная тем, что ее дочь, казалось, была готова выслушать ее версию событий – хоть раз. – Я будила тебя в шесть, кормила тебя, и затем мы вместе ехали в больницу – ты примерно с четырех месяцев весь день проводила в яслях. Но день этот был очень долгим, и твой отец очень беспокоился о нас обеих. Помню, как-то у меня не задалась неделя. Один из врачей подал на меня жалобу из-за того, что я каждый день уходила пораньше, чтобы забрать тебя, и не могла работать сверхурочно. После того дня вернулась моя тревожность. Однажды твой отец провел с Лиз собеседование, а я тогда была на работе. Мы с тобой вернулись домой, и он сказал, что у него есть план. Лиз должна была поселиться у нас дома и начать заботиться о тебе, чтобы на неделе я могла целиком посвятить себя работе. А в выходные мы бы проводили время вместе всей семьей. – Значит, тебя никогда не было рядом, – нахмурилась Джесси. – А потом Лиз с папой полюбили друг друга? Ребекка покачала головой. – Нам с твоим отцом никогда не следовало жениться. В основе нашего брака была лишь одна ночь, взрыв чувств после всего того, что мы пережили. – Хочешь сказать, меня тоже не должно было быть? – возмутилась Джесси. – Нет-нет, я не это хотела сказать. Наши с ним отношения очень трудно описать. Мы выросли вместе – были не разлей вода. Я бежала к твоему отцу по вечерам, когда мой отец избивал мать, и его отец взял надо мной опеку, когда мои родители погибли. У нас всегда была невероятно сильная связь, но мы были скорее как брат и сестра. Он же хотел себе кого-то вроде Лиз. Ему нужна была такая женщина, как Лиз, которая захотела бы жить в «Сивью», все время проводить дома, помогать ему по ферме. Но для меня это место было настолько сильно связано с теми чудовищными воспоминаниями, что мне было трудно справиться даже с самыми простыми вещами. И появление Лиз лишь все усложнило между нами, между тобой и мной: ты, конечно же, начала проводить с ней очень много времени, и вскоре я, – Ребекка сделала усилие, чтобы облечь болезненное воспоминание в слова, – вскоре я стала тебе не нужна. Ребекка взглянула на свою дочь. Джесси была погружена в свои мысли. – Послушай, Джесси, все, что я хочу тебе сказать, – пусть у меня и не очень получается, – это что если ты хочешь узнать о том, что случилось, когда ты родилась, то я должна быть честна с тобой; но то, что я расскажу тебе, вполне возможно, не будет похоже на то, что тебе говорили об этом раньше. Я пойму, если тебя это расстроит. – Мне не рассказали совсем ничего, вот в чем проблема. Не могу поверить в то, что ты сейчас рассказала про Лиз. Мне казалось, что все это было твоей идеей – найти няньку, стать свободной. – Джесси покачала головой. – Нет, все было совсем не так… Но кажется, ты думаешь, что я оставила тебя, – осторожно добавила Ребекка. – Но ведь это правда! Как ни крути, работа была для тебя важнее, чем я. Ребекка закусила губу от волнения. – Ты ошибаешься, Джесси. Но если ты хочешь услышать, что случилось на самом деле, то тебе, возможно, придется услышать довольно неприятные вещи о твоем отце и Лиз. Я не говорю, что я ни в чем не виновата, но время действительно было непростым… К тому же у меня почти не оставалось другого выбора. – Выбор всегда есть. Мой ребенок еще даже не родился, но я уже знаю, что никогда бы не смогла ее никому отдать, – ответила Джесси тихо, опустив голову и теребя в руках платок. – Это девочка? – осторожно спросила Ребекка, и в этот миг будто луч счастья пробился сквозь пелену их болезненного разговора. Джесси кивнула. – Это замечательно! – Ребекка бросилась к дочери и обняла ее. – Жду не дождусь встречи с ней. – Я все время за нее переживаю. Как будто я могу нечаянно ей навредить, или… – Навредить? – переспросила Ребекка, нахмурившись. – Даже не знаю. Ты ведь тоже все время переживала? Когда была беременна мной… С этого все началось? – Если честно, Джесси, я и вспомнить не могу, как все началось. – Но можешь хотя бы попытаться? Ребекка посмотрела Джесси в глаза. Они словно пронзали ее насквозь, глядя на нее с ожиданием, как будто у Ребекки были ответы на все животрепещущие вопросы ее дочери. Прямо сейчас Джесси смотрела на нее с такой же надеждой, как и в тот день, когда она только родилась. Ребекке все еще слышался оглушительный плач младенцев в палате и грохот больничных тележек, чудился яркий свет, который падал на нее, когда ее зашивали, – и тот голос в голове, который она начала слышать во время рождения Джесси. Пока Харви суетился вокруг нее, фотографируя их девочку, мужской голос становился все громче, приводя ее в ужас, пока наконец она не ощутила странное чувство, словно что-то щелкнуло в ее голове. И вдруг появился он. Детектив-инспектор Гиббс, человек, который допрашивал ее до самого рассвета в ночь смерти ее родителей, который так и не поверил ей и с тех самых пор преследовал ее во снах, появился в углу ее больничной палаты. Сложив руки на груди, он молча наблюдал за тем, как Ребекка держала на руках своего новорожденного ребенка. И, несмотря на весь ее ужас и все ее слезы, несмотря на то что для нее он был таким же реальным, как и Харви, никто, кроме нее самой, не мог его увидеть. Глава шестнадцатая Айрис 14.30, среда, 19 ноября 2014 года Айрис сидела в углу небольшого кафе на Чичестер Хай-стрит и с тревогой следила за входом. Она посмотрела на часы, потом на телефон, снова на дверь. Марк Хэтэуэй опаздывал на полчаса и не отвечал на ее сообщения. Первый номер газеты отправлялся в печать в 16.00, и Майлз был уже вне себя от ярости из-за того, что она до сих пор ничего не написала. Айрис так и не сказала ему, что узнала об этой истории только по той причине, что приходилась пропавшей единоутробной сестрой; скрывая от него это, она шла на большой риск. Позвонив тогда в отдел новостей, она и представить себе не могла, что история станет такой сенсацией. Единственное, что она знала, – это что время для малышки Элизабет истекало, и ее благополучие заботило Айрис гораздо больше, чем подготовка статьи к публикации. Сказать по правде, Марк был ее последним шансом удержаться на плаву и не потерять работу, и Айрис надеялась, что тот даст ей хоть что-то, чтобы Майлз наконец от нее отвязался. Но пока ей оставалось только сидеть и ждать. Ее взгляд упал на женщину, которая сидела в углу кафе и кормила грудью своего ребенка, и Айрис не могла оторвать от нее глаз. За окном пошел дождь. Представив себе, что Джесси все еще была где-то там вместе с новорожденной дочерью, Айрис не смогла сдержать приступ гнева. Она понимала, что Джесси не была виновата в происходящем, что ей была нужна помощь, но, наблюдая за заботливой матерью, гладящей малыша по румяной щечке, она не могла не заметить во всем горькой иронии: в то время как сама она больше всего на свете хотела ребенка, Джесси подвергала драгоценный подарок судьбы чудовищному риску. Айрис снова взглянула на часы. В эту секунду в кафе ворвался порыв холодного воздуха, хлопнула дверь, и она увидела у входа старого друга. На нем был длинный черный плащ, который подчеркивал его высокий рост и стройную фигуру, а на раскрасневшихся щеках виднелись капельки дождя. Она робко улыбнулась, стараясь не показывать, насколько сильно была рада тому, что он все-таки пришел. – Привет, Айрис, – сказал Марк и смущенно поцеловал ее в щеку. Сняв свой вымокший насквозь плащ, он повесил его на спинку стула, и капельки воды застучали об пол. – Привет, Марк. Спасибо большое, что пришел, – улыбнулась она, чувствуя, как запорхали бабочки у нее в животе. – Да не за что, – ответил он. – Боюсь, у меня только двадцать минут, сегодня много работы, а у нас опять не хватает людей. – Конечно. Могу я заказать тебе что-нибудь, может, чаю? – спросила Айрис, удивляясь про себя тому, насколько ей было приятно его видеть. – Сейчас возьму. Ты тоже будешь? – уточнил он, но она покачала головой в ответ. Марк подошел к стойке и заказал чай. Когда он обернулся и улыбнулся ей, Айрис заметила, что краснеет, и ей стало неловко. – Чертовски холодно сегодня, – произнес Марк, вернувшись, и повалился на стул. – Не могу перестать думать о той девушке, как она сейчас бродит где-то под дождем. В больнице среди заведующих все серьезно всполошились. Никогда не видел, чтобы у входа стояло столько журналистов. То, что ей удалось уйти незамеченной, не делает больнице Святого Дунстана чести. Всех причастных вызвали для опроса, выясняют, кто во всем виноват. Айрис чувствовала, как от Марка по-прежнему дышало холодом. Кончик его носа был слегка красным, и он держал чашку обеими руками, пытаясь согреться. – Я не понимаю, как ей вообще удалось уйти из больницы незамеченной? Должны же быть хоть какие-то меры безопасности! – возмутилась Айрис. – Ясное дело, и мы их соблюдаем, но ты и представить себе не можешь, каково акушеркам в переполненном послеродовом отделении. – ответил Марк, качая головой. – Все это чертовски изматывает. Честно говоря, когда людей не хватает, это невероятно опасно – а в большинстве случаев дело обстоит именно так, учитывая все недавние сокращения. На телевидении снова и снова говорят о несчастной женщине, сбежавшей с ребенком из больницы… Очевидно, они ждут не дождутся, чтобы она спрыгнула с моста или бросилась под поезд.