– А ты идешь? – Скоро, – ответил я и похлопал Чарли по плечу. – Давай, иди. Мне хотелось переговорить с Питером без остальных. Когда я повернулся, Питер скрестил руки, с легким интересом наблюдая за двойняшками. – Это все зачем? – спросил я. Питер пожал плечами: – А зачем все бывает? Им нравится друг друга колотить. Кивок и Туман катались по земле, стараясь врезать друг другу по лицу как можно сильнее. У одного из двойняшек – трудно было определить кто из них кто, когда они вот так сцеплялись и возились в грязи – уже пошла кровь, она текла и брызгами отлетала от их дергающихся тел. Мы еще немного понаблюдали за двойняшками. Питер позволил бы им драться, пока оба не помрут, но мне не хотелось, чтобы они поломали себе руки-ноги перед самым налетом. Питер о таких вещах не задумывался. Он говорил, что для этого я ему и нужен: чтобы думать о них вместо него и избавить его от лишних усилий. Туман как-то сломал Кивку запястье, и хоть я и постарался закрепить его куском коры и веревки, сделанной из какого-то вьюнка, оно срослось не совсем правильно. Запястье было чуть смещено, и если потрогать место бывшего перелома, то там чувствовался бугорок кривой кости. Кивка нисколько не волновал ни перелом, ни далеко не идеальное сращение, но потом у него несколько дней был жар, так что он был на волоске. Я присматривал за ним в тот период, позаботился, чтобы Кивок выжил. Но если один из двойняшек сломает еще одну кость перед вылазкой, Питер не позволит мне остаться и за ним присматривать. У меня есть обязанности – да и о Чарли больше никто не позаботится. Мы вернемся к трупу бывшего двойняшки, и я похороню его вместе с другими на лесной поляне. Я думал обо всем этом, пока двойняшки катались и колотили друг друга. А потом шагнул к ним, чтобы разнять. Я услышал, что Питер пробормотал: «Вечно все портит», – но он меня не стал останавливать. Может, он тоже подумал о том, как они могут навредить друг другу. А может, ему просто стало не интересно смотреть на их драку. Один из двойняшек прижал второму руки коленями и яростно колотил по лицу. У того был расквашен нос – вот откуда кровь брызгала на корни и на пол. Я сгреб нападающего близнеца – теперь я определил, что это Кивок, по желтым кошачьим ушам – за шкирку кожаного жилета и стащил с Тумана. Туман моментально вскочил на ноги, пригнул голову, словно козел, и бросился на брата, ударив головой в живот. Кивок висел у меня в руке, едва касаясь мысками пола – и когда Туман попал головой ему прямо под ребра, он шумно выдохнул. – Прекратите! – приказал я, отшвыривая Кивка в сторону, чтобы поймать за плечи Тумана, снова бросившегося на брата. – Он взял мой лучший нож! – крикнул Туман, крутя руками, словно мельница крыльями. Одна его рука попала мне по подбородку, вскользь. Это было не больно, ни капельки, но я взорвался: я и так был в гадком настроении из-за Питера и проклятущего налета. – Ну, хватит! – рявкнул я и хорошенько заехал Туману прямо по губам. Мальчишка шлепнулся на задницу, стирая кровь с губы. Кивок заржал над наказанным братцем, плюхнувшимся в грязь. Я повернулся ко второму мальчишке, сгреб с клубка корней, на которые его отшвырнул, и обработал точно так же, как и его двойняшку. Они вдвоем сидели на полу – и одинаковые бледно-голубые глаза взирали на меня с заляпанных кровью и грязью лиц. Я глубоко вздохнул, продолжая сжимать кулаки. – Прости, Джейми, – хором сказали двойняшки. Я ткнул пальцем в Кивка: – Отдай ему нож. Он на этот клинок много дней потратил. – Но… – начал было Кивок, но при виде моего лица замолк. Кивок и Туман прекрасно знали, что злить меня не стоит. Кивок вытащил из-под жилетки каменный нож и протянул Туману, а тот бережно убрал его в кожаные ножны на поясе. Я кивнул в сторону дыры: – Идите поешьте. Они вскочили на ноги – как будто ничего не случилось. К тому моменту, когда они добрались до выхода, ссора уже была забыта – Кивок шутливо ткнул Тумана в плечо. Питер тихо хохотнул: – Вот почему они не выходят против тебя в Битве. Я еще раз глубоко вздохнул, дожидаясь, пока не спадет алая пелена гнева – чтобы мне не наброситься на Питера. На секунду мне захотелось вытащить мой собственный нож – металлический, украденный у пиратов. Тогда я завалил бы Питера на землю, схватил его за челюсть и сжимал бы до тех пор, пока у него не вывалился бы язык – который я отсек бы так ровно, как край пиратского паруса. А потом пелена чуть рассеялась, безумный огонь в крови остыл… а Питер так и стоял с широкой ухмылкой, невредимый, не подозревающий, что за мысль у меня промелькнула. Это поразило меня, и еще как: я ведь любил Питера… по крайней мере, большую часть времени… и немалую часть жизни потратил на то, чтобы добиваться от него таких улыбок, какой он улыбнулся мне при первой встрече. – Иногда они меня доводят, – сказал я после недолгой паузы. Я снова стал собой – тем Джейми, к которому привык. Питер закинул руку мне на плечи: – Ты доведешь новеньких до нужной формы. И у нас будет великолепный налет. – Этого налета вообще не должно быть, – возразил я, делая еще одну попытку, хоть и знал, что ничего не получится. – Будет весело, – откликнулся Питер и подтолкнул меня к выходу из дупла. Наружи несколько мальчишек носились вокруг нашего дерева, догоняя и саля друг друга. Некоторые уже успели сорвать с деревьев плоды и сложить их в кучу. Дел показывал новеньким, как счищать кожуру с оранжево-желтых плодов, чтобы их можно было съесть. – То, что снаружи – если съедите, будет тошнить. А вот внутри хорошо и сладко, – сказал Дел, поднося плод ко рту и вгрызаясь в него. По подбородку потек сок. Липкая желтая жижа выделялась на его коже, словно предупреждающий знак. – Дел долго не протянет, – сказал я. – Налета он не выдержит, определенно. Питер пожал плечами: – Если он болен, может остаться. Лучше пусть выкашливает эту дрянь, пока меня рядом нет. Не хочу это слышать. Я примерно этого и ожидал, но ощутил прилив того же странного гнева, какой испытал только что. Это заставило меня заговорить тогда, когда мне следовало бы придержать язык. – А если бы это я выташнивал свои легкие? – спросил я. Я чувствовал, что моя злость опасно близка к поверхности, затаилась прямо под кожей, жаркая и буйная. – Ты меня тоже оставил бы? Питер посмотрел на меня с легким недоумением. – Ты никогда не болеешь, Джейми. За все время, что ты здесь провел, ты даже ни разу носом не шмыгал. – Но если бы? – не отставал я. Я не знал, то ли мне злиться на Питера, то ли нет. Ничего дурного в его чувстве не было. Питер был бы рад, если бы Дел был жив – но не расстроился бы, если бы Дел умер. Он не желал мальчишке зла. – Не заболеешь! – заявил Питер и убежал, чтобы присоединиться к беготне. Мальчишки начали фехтовать палками, тыкали и стегали друг друга длинными ветками, падавшими с плодовых деревьев. Я смотрел ему вслед, ощущая ту знакомую смесь любви, поклонения и досады, которую часто будил во мне Питер. Его нельзя было изменить. Он не желал меняться. Именно поэтому Питер и жил на острове. Я пошел к мальчишкам, собравшимся в кружок у кучи плодов. Большинство парней справлялись, но вот Чарли неловко орудовал каменным ножичком, который ему одолжил один из старших мальчишек. Я опустился рядом с ним на колено и взял неочищенный плод у Чарли из ручонки. – Вот так, видишь? – сказал я, быстро очистив плод, и вернул его Чарли. Мальчишка поднял на меня сияющие глаза и впился в мякоть. – Кусно, – сказал он. Я взъерошил Чарли волосы – светло-золотые на солнце. Он был похож на утенка с покрытой пушком головенкой – утенка, который будет идти за мной по пятам и рассчитывать, что я его уберегу. Тут уж ничего нельзя поделать. Придется держать его при себе, пока он не подрастет – или не поумнеет. Я встал и подозвал к себе Кивка с Туманом. Двойняшки увлеченно били друг друга палками, но прекратили, как только услышали мой голос, и вытянулись, словно солдаты. – Возьмите Кита и Гарри и проверьте капканы, – приказал я. При переходе через остров нам понадобится мясо. И для еды, и для тех тварей, что нам могут встретиться по дороге. Мне не нравилось, как в последнее время вели себя Многоглазы. Такими смелыми они никогда не были. – Угу, – отозвались двойняшки. – И возьмите с собой новичка, Щипка, – добавил я.