У Щипка был такой вид, словно он подумывал на меня наброситься, а я сейчас был не в настроении драться. Лучше путь парень будет занят. Кивок и Туман позвали остальных, включая явно неохотно отозвавшегося Щипка, и исчезли в лесу. Я посмотрел на небо и прикинул, что они вернутся к полудню. Собрав остальных мальчишек, я раздал им задания: почистить и собрать ножи и луки, соорудить мешки для еды, разложить полоски плодов сушиться на солнце. Питер нахмурился, увидев, что всех его дружков забрали у него на работы. – Это еще зачем? – спросил он. – Ты же захотел устроить налет? – уточнил я, отворачиваясь, чтобы он не заметил моего довольно блеснувшего взгляда. Если ему хочется, чтобы был налет, пусть получит все, что к нему прилагается, включая работу. – Угу, – согласился Питер. – Значит, надо поработать. – Только не мне, – заявил Питер. Он вызывающе устроился в тени плодового дерева и вытащил ту деревяшку, которую строгал прошедшей ночью, оказывается, он превратил ее в дудочку. Он начал свистеть, искоса поглядывая на меня своими зелеными глазами. Я повернулся к Питеру спиной и занялся делом. Питер наблюдал за мной пристально, хотя я притворялся, что не вижу: наблюдал, как мать может наблюдать за своим ребенком, или волк за тем, что стоит между ним и его добычей. Глава 2 Отправившиеся проверять капканы вернулись как раз перед тем, как солнце дошло до самой высокой точки – как я и ожидал. Все капканы оказались полными, что стало отличным сюрпризом. Это означало, что по дороге к пиратскому лагерю можно будет меньше охотиться. В лесу всегда было полно пищи, а вот на границе гор и прерий ее становилось намного меньше. Конечно, Питер захотел, чтобы на обед был кролик – раз уж добыча такая хорошая. И я, хоть мне и хотелось оставить все на предстоящую дорогу, спорить не стал. Было приятно видеть, насколько взъерошенным оказался Щипок после похода в лес с двойняшками: те, конечно же, задали скорость, непривычную для этого рослого паренька. Я надеялся, что если Щипок физически устанет, то у него не останется сил создавать проблемы. Скоро у нас уже трещал костер и на вертеле жарилась пара самых жирных кроликов – под бдительным присмотром Дела, который был самым приличным поваром из всех нас. Дел посыпал кроликов какими-то приятно пахнущими листьями, которые он собрал, и у меня потекли слюнки. Лучшие куски получал Питер, а потом я. Дальше порядок устанавливался в соответствии с ростом мальчишки, длительностью его пребывания на острове и текущим отношением к нему Питера. Таким образом последними еду получили Щипок и Чарли – и порции им достались самые маленькие. Чарли с аппетитом вгрызся в мясо. Крошечного куска было вполне достаточно для мальчишки его роста, тем более что он все утро во множестве поедал желтые плоды. Щипок при виде протянутого Делом обрезка прищурился: – И что это такое? Где остальное? Дел неуверенно перевел взгляд со Щипка на Питера. Питер не собирался в этот момент что-то предпринимать насчет Щипка. Он был занят своим лучшим куском, причмокивая при каждом укусе. Я старался не вмешиваться в каждую стычку мальчишек. Во-первых, тогда мне пришлось бы целыми днями разгребать их проблемы, а мне и так было чем заняться. Во-вторых, остальные так и не научились бы ладить, если бы кто-то постоянно их мирил бы. Так что я выжидал. Щипок мне не нравился, но Питер его выбрал, так что мальчишке надо было найти свое место в нашей группе – так же как Делу надо было защитить свое. «И Дел все равно скоро умрет». Это была жестокая мысль, и меня от нее затошнило – но это была правда. Не важно, что сейчас произойдет – действительно не важно, потому что когда мы вернемся из налета на пиратов, Дел уже умрет. Он выкашляет всю кровь из легких – или же будет слишком слаб, чтобы защититься от пиратов – или, может, если ему повезет, один из Многоглазов поймает его, быстро убьет, а остатками Дела будет кормить своих детишек. Так что когда Дел посмотрел на меня, я просто посмотрел в ответ и стал ждать, что будет. Дел нравился мне больше Щипка, но, как мне казалось, от этого Делу не уйти. Дел был хорошим бойцом – по крайней мере, до того, как заболел, – но я не думал, что он выстоит против Щипка. Дел сглотнул, словно понимая, что будет, и сказал, почти не запинаясь: – Это – твоя доля мяса. Щипок оттолкнул кусок ручищей, которая была чуть ли не вдвое больше, чем у Дела – тот был сейчас такой худой и бледный, словно уже стал наполовину призраком, – а Щипок был здоровый и сильный, потому что валил с ног мальчишек и отнимал у них еду в Другом Месте. – Это не доля, – сказал Шипок, перегибаясь через костер, чтобы оказаться нос к носу с Делом. – Отдай мне твою. Дел честно отложил себе кучку, когда пришла его очередь: порция была больше, чем у Щипка, хоть и меньше, чем у Питера. Он уже довольно долго жил на острове – и, кроме того, именно он мясо приготовил. – Ты новенький. Получаешь порцию последним. Так тут устроено. Если не нравится, можешь сам добывать себе еду. – А еще, – зарычал Щипок, – я могу отнять ее у тебя, тощий крысеныш! Лапища Щипка уже тянулась за порцией Дела, но при этом он смотрел на Питера, проверяя, одобряет ли это наш предводитель. Это было глупо, потому что громила был так занят тем, что смотрел на Питера, а не на Дела, что не заметил, что Дел сдвигается, сдвигается – так, чтобы его нога оказалась ближе к горячим углям костра. «Молодчина, Дел», – подумал я. Боковой частью ступни Дел подбросил красные угли прямо в лицо Щипку. Нескольким мальчишкам рядом со Щипком зола попала на еду, и они обругали Дела за это, но их недовольство потонуло в вопле Щипка. Горящие угли коснулись его глаз – и он издал такой звук, словно умирает. А потом Щипок показал, что вместо мозгов у него кисель, потому что сделал именно то, от чего ему стало еще хуже: прижал руки к глазам и начал их тереть, не переставая кричать и слепым медведем ковылять от костра. Пока Щипок угрожал Делу, почти все мальчишки прекратили есть и глазели на них. А теперь, раз драки не предвиделось, они снова занялись кроликом, не обращая на Щипка внимания. Дел спокойно взял свою порцию и впился в нее зубами. Когда он взглянул на меня, я ему подмигнул, показывая, что он все сделал правильно. Дел в ответ слабо улыбнулся. А я снова подумал о том, до чего он бледный – и какой я беспомощный: хоть и могу жить вечно, но не могу остановить то, что надвигается. Чарли перестал есть и круглыми глазами смотрел, как Щипок орет и мечется. – Разве ему не надо помочь, Джейми? Ему плохо. – И поделом ему: он ведь хотел отнять у Дела его порцию, – ответил я, ероша ему волосы, чтобы немного его успокоить. Слишком маленький – и к тому же слишком добрый. Чарли не выживет, если не станет жестче – если не потеряет то, что делает его самим собой. На секунду меня это придавило, и я почувствовал на руках мертвый груз его тельца: я нес его в могилу, которую копал все утро. Это видение было таким реальным и так больно ранило мне сердце, что я совершенно забыл о том, где нахожусь – пока Питер не сказал: – Пусть кто-нибудь уберет этот шум. У меня от него уши болят. Чары рассеялись. Я вздохнул, понимая, что этот приказ был отдан для меня, сунул остатки мяса в рот и встал. Щипок кричал, дергался и шатался, приближаясь к краю леса. По правде говоря, я не понимал, что Питер в нем нашел. Если бы я был с ним во время его очередной вылазки в Другое Место (а меня не было, потому что Эмбро как раз умер и я относил его тело на границу, где жили Многоглазы, надеясь, что это их насытит. Мы время от времени так делали, когда казалось, что они готовы войти в лес), я отговорил бы его брать Щипка. Питер отправился всего за одним мальчишкой, специально чтобы заменить Эмбро – и вернулся вот с этим. Щипок и в подметки Эмбро не годился, на мой взгляд – а поскольку Питер отправился в путь только ради Щипка, у того возникло ложное ощущение собственной особенности. А особенным был только я – по-настоящему особенным, потому что я был первым – и, если на то пошло, то буду и последним. Мы с Питером будем всегда, как это было с самого начала. Я немного понаблюдал за Щипком. Он такой шум поднял, что мне за него было стыдно. Самому мне хотелось бы развернуть его, поставить на тропу через лес – и будь что будет. Если его съест медведь или он сорвется со скалы, меня это не расстроит. Но Питер не просил избавиться от Щипка, только его заткнуть. При моем приближении мальчишка заморгал. Видно было, что он пытается сфокусировать взгляд на мне, но что я кажусь только неясной тенью, которая к нему приближается. – Эй, нечего! – сказал Щипок, сжимая кулаки. По-моему, он ощутил, какие темные мысли бродят у меня в голове. – Не подходи! Я ничего такого не сделал. Этот бледный коротышка бросил мне в глаза огонь, и это его надо… Щипок не договорил, потому что мой кулак врезался ему в висок – достаточно сильно, чтобы у него и завтра утром в ушах звенело. В обычный день этого могло оказаться мало, но Щипок уже вымотался на проверке капканов, у него от углей болели глаза – и он остался голодным, потому что был так занят попыткой отнять еду у Дела, что не съел собственную. Одного удара хватило, хоть я и не обманывал себя мыслью, что этого будет достаточно, когда Щипок захочет мне отплатить. А я знал, что он это сделает: такой уж он был. Щипок тяжело рухнул ничком, словно игрушечный солдатик, сбитый неосторожным мальчишкой. Я вернулся к костру. – Теперь стало тише, – отметил Питер. По-прежнему было слышно жужжание мошкары и мягкие вздохи ветра в ветвях деревьев, и потрескивание горящего дерева. Солнце уже миновало полуденную высшую точку и тени становились длиннее, хотя до наступления ночи было еще далеко. Мальчишки ели, смеялись, толкались – как обычно, – и мне было приятно сидеть здесь, видеть их такими. И тут у Питера появился особый взгляд – тот, что говорил о его желании всех взбаламутить. Не знаю, почему это было так – но Питеру просто не нравилось, когда все были довольны. Может, потому что ему хотелось, чтобы все смотрели только на него – или потому, что ему надо было, чтобы все всегда чувствовали то же, что и он. Он как-то сказал мне, что когда сидит спокойно, то ему начинает казаться, будто у него под кожей ползают муравьи – что если он не двигается, не бегает, не строит планы, не делает хоть что-то, то эти муравьи грозят заползти ему прямо в голову и свести с ума. Он вскочил на ноги – и все повернулись посмотреть на него. Я увидел, что он доволен – и вспомнил труппу мимов, которую я когда-то видел в Другом Месте, давным-давно, когда был еще очень маленький. У главного мима было именно такое выражение лица, когда он запрыгнул на ящик в центре сцены: наверное, это такое чувство, будто все звезды вращаются вокруг земли только для тебя. – Кто хочет послушать историю? – спросил Питер. Все мальчишки одобрительно закричали, потому что они были сыты и согрелись – и потому что Питеру захотелось рассказать историю, а если Питеру чего-то хотелось, то и им тоже. – Какую историю? Про пиратов? Про привидения? Про сокровища? Питер поскакал по кругу, подхватив по пути горсть земли. – Чтобы была масса кровищи и приключений! – потребовал Туман. – Чтобы там была русалка, – предложил Кивок. Ему нравились русалки, и он часто в одиночку ходил к лагуне, где они любили плескаться и поднимать над прибоем хвосты.