Кроме того, что на мое тело, как на кусок мяса, претендует куча мужчин, у меня нет никакого представления о своей ценности. Конмак подходит ближе и останавливается на краю кровати. Где-то между этим моментом и походом к кровати он расстегнул брюки и достал свой член. Он огромен — почти вдвое больше, чем у Сайласа, с нечеловеческим обхватом. Головка красная, круглая, выпуклая и уже блестит от влаги. По всей его длине проходят крупные вены, которые, кажется, вот-вот лопнут. Увидеть его это как испугаться при прыжке с тарзанки, только удар приходится не на сердце. Чувство разливается в животе, и я сдерживаю крик. — Раздвинь ноги пошире, — рычит он. Словно завороженная этим огромным членом, я подчиняюсь. Конмак забирается на матрас, его член покачивается, а взгляд устремлен на мою киску. Когда он берет одну ногу и отводит ее в сторону, я задыхаюсь. Толстый палец скользит по моей щели, останавливается у входа и вынимается. — Ты сухая, — говорит он, в его словах звучит обвинение. Я приподнимаюсь на локтях и встречаю его взгляд своим. Он с ума сошел? Есть ли у него хоть унция сострадания в его черном сердце или он потерял ее вместе с глазом? Он заблуждается, если думает, что каждое дерьмовое событие, произошедшее до сих пор, намочит мою киску. Слова даже не доходят до моего горла. Я невезучая, а не глупая. — Иногда женщину нужно немного поощрять перед сексом. Я пытаюсь изобразить сарказм, но поджатые губы говорят о том, что мне это не удалось. Жалко. Вот черт. Похоже, я и правда сука и виновата во всех тех ужасных вещах, в которых меня обвинял Сайлас, прежде чем накачать наркотой. Мои губы расходятся в извинениях, но голосовые связки отказываются сотрудничать. Прежде чем я смогла заставить себя говорить, Конмак схватил меня за бедра и дернул вперед. Я вскрикиваю. — Поощрять? — рычит он. Он опускает голову между моих раздвинутых ног, его горячее дыхание обдает мою киску. Я задыхаюсь, кожу на внутренней стороне бедер покалывает от его бороды. Она совсем не такая колючая, как кажется, и мне хочется ее потрогать. — Как насчет этого? — он высовывает язык и проводит им по моему клитору. Разряд удовольствия пронзает меня до глубины души, заставляя выгнуть спину. Я стону, мои пальцы погружаются в матрас, а его язык продолжает терзать мой клитор. — Блять, — шепчу я. Конмак поглощает меня так, словно я самое вкусное, что он когда-либо пробовал, и я таю от его прикосновений. Моя киска сжимается и болит, когда он скользит руками по моим бедрам и еще больше раздвигает пальцами мои складочки. Я тяжело дышу, покачивая бедрами навстречу его рту, а он продолжает смаковать мою киску долгими, томительными ласками. Комната исчезает, как и ужас моего положения, и все ощущения сосредотачиваются на моей киске. — Пожалуйста, — стону я. Конмак молчит, но его язык увеличивает ритм, пока я не начинаю стонать еще сильнее. — Мне нужны твои пальцы, — стону я. — Пожалуйста. Его язык скользит вниз к моему входу, ослабляя интенсивность, а затем проникает в киску. Я сжимаюсь и разжимаюсь, желая что-нибудь подлиннее, потолще, потверже. — Хорошо, я готова, — говорю я. — Пожалуйста, мне нужен твой член. Язык Конмака скользит по моему клитору вверх-вниз, совершая щелкающие движения. Ощущения настолько ошеломляющие, что внутри меня прорывается плотина. Оргазм обрушивается потоком. Волна за волной наслаждение проносится по телу, смывая последние оговорки. Я тону. Утопаю в жидком удовольствии. Утопаю в расплавленном желании. Он продолжает ласкать меня, доводя оргазм до безумных высот. Я вцепилась в простыню, мои губы разошлись в крике. — Ох, блять... Конмак отстраняется, и я с трепетом и дрожью жду его члена. Меня больше не волнует, что он огромный. Меня больше не волнует, что он незнакомец. Никто и никогда не заставлял меня кончать так сильно и долго, и мне хочется больше. Я хочу, чтобы он прижал меня к себе, растянул на всю длину и трахал до тех пор, пока я не увижу звезды. Он смотрит на мое обнаженное и дрожащее тело с нечитаемым выражением лица. Я приподнимаюсь на обе руки, желая, чтобы он растягивал меня до тех пор, пока я не закричу. Но вместо того, чтобы погрузиться в меня, он разворачивается на пятках и уходит. Глава 8 У меня падает челюсть, и я задыхаюсь, когда Конмак влетает в дверь и позволяет ей захлопнуться. Что это, блять, было? Он только что сделал мне лучший куннилингус за всю мою жизнь, разогрел меня, я жаждала его члена, а он бросил меня в подвешенном состоянии. Я рухнула на матрас, мое тело все еще содрогается от интенсивности оргазма, внутренности пульсируют от этих восхитительных ударов. Мышцы киски то сжимаются, то разжимаются, требуя наполнения. Со стоном я закрываю лицо рукой и сдерживаю нахлынувшие эмоции. Его отказ лишь усугубляет груз, который Сайлас взвалил на мои плечи, устроив самое худшее из возможных расставаний. Вся эта ситуация просто чудовищна. Со мной все в порядке - по крайней мере, внешне. Конмак не стал бы просить детей, если бы считал меня отвратительной, значит, дело в моих словах. Может быть, из-за того, что я сказала про ЭКО, или что я не намокла при виде его члена? Наверное, и то, и другое. Или это его способ попрощаться, прежде чем он отправит меня обратно в аукционный дом? Он не стал бы совать свой член в женщину, у которой овуляция, если бы хотел перепродать ее кому-то другому. Я резко встаю, сердце все еще колотится от оргазма, скатываюсь с кровати и падаю на руки и ноги. — Блять, — я бегу к двери, но она распахивается. Входит Леда с подносом, заставленным тарелками. Она вздрагивает, ее глаза расширяются от моей наготы, но она натягивает нейтральную маску. — Мистер Конмак попросил проследить, чтобы ты доела свой завтрак. — А? Я останавливаюсь, переводя взгляд на маленький столик у балкона. Леда ставит поднос и идет через всю комнату к высоким шкафам, которые тянутся до самого потолка. Она открывает одну дверцу, заваленную одеждой, и достает халат. — Надень это. Здесь все твоего размера. — Как? Она суматошно пытается одеть халат, ее губы сжаты. — Когда ты только приехала, ты мне сказала свои размеры. Я накинула халат, в голове все еще царит смятение. — Он купил все это для меня? — Ты же не приехала со своим гардеробом, и тебе понадобится одежда для беременных. Вернувшись к столу, она снимает одну металлическую крышку, показывает яичницу, киппер13 и какой-то странного вида хлеб, усыпанный семечками. — Ешь, — говорит она. Я прохожу и опускаюсь на свое место. — Он меня не продаст? — А должен? Жар приливает к моим щекам. Я наклоняю голову и беру вилку. Леда много знает для, как я полагаю, экономки, но она обращается к нему так формально, что не может быть родственницей. — Вы работаете на господина Конмака? — спрашиваю я. — Не твое дело, — она машет рукой в сторону еды. — Чем быстрее доешь, тем быстрее я вернусь на кухню и займусь своими делами, и тем быстрее ты сможешь покинуть эту комнату и прогуляться по территории. Мое сердце заколотилось, и я резко поднялась. — Подождите. Я могу покинуть эту комнату? Она смотрит на меня холодным взглядом. — Ты не пленница.