35 Ноа Мейсон ест курицу прямо с кости. Ноа изучает его движения, не сводит глаз с маленьких зубов, которые впиваются в теплое мясо. Узнав, как убивают, свежуют, сбрызгивают химикатами и обрабатывают кур, Мейсон стал предпочитать целые тушки, прошедшие через меньшее число рук. Мейсон разделывает для жарки уже второго цыпленка за двое суток, и Ноа, который не любит беспорядка, выдал ему резиновые перчатки и лоток с бумажными полотенцами, свернутыми в параллелограммы. Мейсон расчленяет птицу с хирургической точностью, уже отогнул жирную кожицу и продирается сквозь тонкие кости, которые время от времени потрескивают под ножом, будто сломанные зубочистки. Нарезанное мясо Мейсон складывает аккуратными горками: темное, светлое, розовое, пурпурное. Куриный остов вызывает у него не брезгливость, а интерес. Такой увлеченности и сосредоточенности можно лишь позавидовать. Ноа наливает себе еще кружку кофе и устремляет взгляд в окно. Боже, как ему не хватает Грейс! Скверно, что ей пришлось рассказать все Ли одной, без него, и что та все так тяжело восприняла. Конечно, его дружба с Грейс выдержит бурю, и все же зря он сразу не развеял все надежды Ли на романтические отношения. Зря не рассказал Грейс, как Ли на диване взяла его лицо в ладони и так сильно напомнила ему… Звонит телефон, и Ноа торопливо принимает вызов, чтобы не побеспокоить Мейсона. Он смотрит на номер, полагая, что это Ли, а может, кто-то из его клиенток. – Я как раз думал о тебе. В трубке на заднем плане слышны мелодии мобильников и обрывки фраз, затем сквозь помехи пробивается голос Грейс. Ноа затыкает второе ухо пальцем и уходит в парикмахерскую, пытаясь связать разрозненные слова во что-то осмысленное. – Постой. Не части. Что там у вас произошло? – Это Ли. Ли! – Грейс начинает плакать. – Ты о чем? Всхлипывая, Грейс начинает выдавать информацию: с горы упала туристка. А может, спрыгнула? И это Ли. Ли, мать Мейсона. Ли, лучшая подруга Грейс. Ли, работодательница Ноа. Ли, которой он нравился. – Она мертва, Ноа. Ли мертва. Перед глазами мелькает красивое лицо Ли. – В смысле? Идиотский вопрос, но ничего лучшего на ум не приходит. Колени Ноа подгибаются, и он падает в парикмахерское кресло. Грейс окликает Ноа по имени, но не слышит ничего, кроме слова «мертва». Грейс рыдает и одновременно пытается что-то объяснить, а затем в ухо бьет гудок, и Ноа осознает, что сам сбросил вызов. Из зеркального отражения на него смотрит собственное лицо – бледное, ошеломленное. Мертва, мертва, мертва. В памяти вновь всплывает смерть брата – прошлая и самая тяжелая потеря. – О боже, нет, прошу тебя! Только не снова! Ноа роняет голову в руки, его трясет. Милая Ли, которая смотрит на него с такой надеждой… Ноа резко вскидывает голову и ловит в зеркале отражение своих зеленых глаз. Ли так не хотела ехать… может, нутром чуяла беду? – Ноа! Иди сюда, взгляни! Мейсон. Проклятье, и как сказать мальчику? Ноа мысленно прокручивает слова Грейс, и его пронзает боль. Он отворачивается от зеркала, но от себя не убежишь. Ли! Сколько раз он сидел вот здесь, прихлебывая кофе, пока та втирала ему в голову масла и жужжала бритвой у шеи? Ли мыла, сушила, подрезала, мурлыкала под нос и сновала вокруг него, а когда поворачивала кресло, его взгляд упирался в выступающие кости ее таза. Ли стригла его бесплатно, а он делал ей скидку и с нетерпением ждал следующего раза в этом кресле. Ли была ему симпатична. От ее кожи пахло цветами, и ему ужасно нравилось, как ее ногти щекочут лоб во время стрижки. Не поощрял ли он в ней романтический интерес? Не испытывал ли чувств, в которых не желал признаваться даже себе? Ноа поворачивается назад к зеркалу. На стекле следы, словно одна из клиенток Ли провела по нему пальцами, желая получше рассмотреть прическу. Он ищет хоть какое-то объяснение, его мобильный выпадает на ковер. Грейс рассказала о них Ли, и вот Ли мертва. Ужасная правда не укладывается в голове. Ли не могла умереть. Совсем недавно он послал ей эсэмэс. Он берет телефон, открывает их переписку и читает сквозь слезы. Последнее отправлено незадолго до признания Грейс. Почему он не справился у Ли, как дела? Почему не позвонил, чтобы объясниться, после того как Грейс рассказала правду? – Ноа, иди сюда! – В соседней комнате стул Мейсона со скрипом проезжает по полу. Сердце Ноа пускается вскачь. Рассказать мальчику самому или подождать Грейс? По телефону они это не обсудили. Ноа промокает глаза и прокашливается. – Уже иду, дружище! Он перезванивает Грейс, но попадает на голосовую почту. Вернувшись на кухню, Ноа наливает себе воды из-под крана. Руки со стаканом дрожат. Привычная сдержанность вот-вот изменит ему под напором эмоций, но нет, он не имеет права раскисать. Не здесь. Не вот так. – Смотри, как ребра отличаются от костей в ногах. Я упорядочил их по длине и ширине. Ноа подходит и видит горку костей. Закрыв глаза, он берет себя в руки. Все мысли сейчас о Ли. За месяцы работы здесь он близко познакомился с ее жизнью. Знает, что Ли читает перед сном, на какие журналы подписывается, какой шампунь закупает оптом. Знает, что за неоплаченные счета оставлены стопкой на кухонном столе, что за средство для мытья посуды она предпочитает. Видел ее бритву с застрявшими волосками, упаковку тампонов, витамины и вибратор, который Мейсон порой незаметно для нее таскает из прикроватной тумбочки, чтобы помассировать пятки после утомительного дня. (Пришлось провести с мальчиком воспитательную беседу на эту тему.) В каком-то смысле Ноа знает Ли даже лучше, чем Грейс. Бормоча что-то под нос, Мейсон машет под столом ногами. Ноа изучает его затылок, позу и, как всегда, словно переносится в детство. Словно видит перед собой Уайатта. Отогнав воспоминания, Ноа сосредотачивается на мальчике. Тот прекрасно себя чувствует в отсутствие матери, но лишь потому, что знает: она вернется. Утрата родителя, в особенности для ребенка вроде Мейсона, может стать причиной непоправимейшего отката. Ноа заталкивает скорбь поглубже, в порядке важности перед ним начали выстраиваться очевидные последующие шаги. С Мейсоном придется действовать очень осмотрительно. Пусть все идет по-прежнему, пока они с Грейс не решат, что делать. Ноа опирается на боковины раковины и устремляет взгляд на цветник. Ли любит свой цветник. Вернее, любила. Боже! Из его груди вдруг вырывается всхлип, и Мейсон поворачивается на стуле. – Что это было? – Ничего, приятель. Извини. Першинка в горло попала. Порой, закончив с клиенткой, Ли выскакивала на улицу и копалась в грядках, просто чтобы почувствовать связь с землей. Ей нравилось смотреть, как из крошечного семечка тянется росток. Она даже Мейсону передала свой интерес к тому, что находится под поверхностью: прохладе и влажности почвы, корням и червям, что извиваются и рвутся в руках, если чересчур сильно сдавить. – Нет у тебя в горле першинки, – фыркает Мейсон. – И почему люди так говорят? Надо бы выяснить, откуда взялось это выражение. – Да, надо бы. Телефон звонит. Грейс. – Я ненадолго. – Ноа возвращается в парикмахерскую. – Привет! Извини, что сбросил вызов. Пытался тебе перезвонить, но попал на голосовой ящик. – Он обводит взглядом комнату, с тоской осознавая, что Ли никогда не вернется в свою любимую парикмахерскую. – Меня будто обухом по голове ударили. – Нас тоже. Голос Грейс полон боли. Ноа думает о том, какой стресс испытывает их нерожденное дитя, о высоких рисках, сопряженных с беременностью Грейс. Та рассказывает, как все случилось: они вчера вернулись в домик, сидели у огня, потом поругались. А после этого Ли отправилась на гору. И про сегодня: тело и полицейский участок. Ноа плотно закрывает дверь в кухню. – Ноа, знаю, мой вопрос прозвучит нелепо, – продолжает Грейс, – но я должна спросить… ты не замечал за ней депрессивных настроений или чего-нибудь в этом роде? Ноа перебирает в памяти сообщения и многочисленные разговоры с Ли. За ней водился крен в циничность и порой пессимизм, но Мейсон придавал ей сил бороться. – Нет, конечно нет. А что? Думаешь, она покончила с собой? Мысль о том, что Ли спрыгнула с горы по собственной воле, выглядит нелепо. Впрочем, Ноа знает, что порой люди совершают самоубийства, когда этого меньше всего ожидаешь. Даже считаешь их счастливыми. Даже когда у них столько причин жить. Когда они теряют так много. – Мы пока не знаем. – Шум на заднем плане становится сильнее. – Вряд ли. Наверняка просто несчастный случай. – Ее голос вдруг падает до шепота. – Это я виновата, да? – Грейс, ты что! Прекрати. Слушай: то, что ты ей о нас рассказала, никак с ее гибелью не связано. – Но, по-моему, Ли была под градусом. Думаю, она напилась вина. – Что? Ли носилась со своей трезвостью как с медалью. Неужели взялась бы за прежнее из-за какой-то дурацкой ревности? – Давай не забегать вперед, ладно? В токсикологическом отчете все это непременно будет. Просто переведи дыхание, сохраняй спокойствие и скажи, что сейчас от меня требуется. Мне к вам приехать? – Нет-нет. Пусть Мейсон пока ничего не знает. Веди себя как обычно и не говори ему. – Само собой. Я и не собирался. Торопливо записав продиктованный Грейс перечень дел, Ноа с невозмутимым видом возвращается к Мейсону и помогает ему убрать со стола все, что осталось от курицы. – Как тебе идея поработать в огороде? Мейсон, кивнув, снимает латексные перчатки и передает их Ноа, услужливо подставившему ладони. – Ступай мой руки. Встретимся снаружи. Мейсон подчиняется, а Ноа выбрасывает перчатки, бумажные полотенца и кости. Побрызгав на стол средством для дезинфекции, он оттирает остатки грязи. Мейсону нужен порядок. Ему нужно знать, что все будет хорошо. Мейсон вылетает из ванной и устремляется на задний двор. Пробежав по траве, он до самых запястий засовывает отмытые руки в ждущую его землю. Странно, что не попросил еще одну пару перчаток. Ноа обводит взглядом дом, прикидывая, сколько вопросов придется решить. Дом съемный. Нужно будет разобрать все вещи Ли, выяснить, что с завещанием и опекой над Мейсоном. Наверняка ее подруги о таком еще не в состоянии думать. Им не до материальных аспектов смерти. Он возьмет их на себя, пусть спокойно горюют. Ему ли не знать, что происходит, если человек лишен такой возможности. Ноа моет руки, берет еще одну пару хозяйственных перчаток и, сунув их в задний карман, выходит к Мейсону в огород и старательно делает вид, что все в жизни мальчика осталось неизменным, по крайней мере, на сегодняшний день.