– Знаю. Знаю, что обещала. – Грейс закрывает рот ладонью и пытается успокоиться. Ради Мейсона, ради всех них, ей нужно быть сильной. – Но, но, но, но… – всхлипывая, повторяет он, и Грейс, решительно обняв его за плечи, крепко прижимает к себе. – Но мама сказала, что вернется. Она обещала мне. Понимаешь, обещала вернуться через трое суток. Она обещала! – Знаю, знаю. – Грейс прижимает Мейсона к себе еще крепче. – И сдержала бы обещание, не случись с ней беда. Ты ведь понимаешь. Он утыкается ей в грудь и плачет. Грейс обнимает его, с лица капают собственные слезы. Ноа с мукой наблюдает за обоими. Она сжимает Мейсона крепче и ждет, что тот отстранится. Наконец мальчик высвобождается. – Это моя вина, да? – спрашивает он, икая. – С чего вдруг такие мысли? – удивляется Грейс и ласково отводит с его лба спутанные волосы. – Перед отъездом я сказал ей, что хотел бы жить с тобой. – Мейсон в смятении, его взгляд перескакивает с Грейс на Ноа. – Я заявил, что лучше бы ты была моей мамой. Но я же не взаправду. Я не хотел, чтобы она умерла. – О, Мейсон, конечно же, ты не хотел. Ты ни в чем не виноват. Это просто несчастный случай. – Голос Ноа ласков, но в нем звучит убежденность. – Ноа прав. Ты не виноват, слышишь? Мейсон, посмотри на меня. Это не твоя вина. Вообще никто не виноват. – Грейс отмахивается от угрызений совести: ссора, алкоголь, незапланированный поход на гору, падение… Мейсон окидывает взглядом столовую, комнату за спиной, кухню. – Но где я буду жить? Я живу здесь, с мамой. – Знаю, – отвечает Грейс. – Нам придется это обсудить. – Ты будешь жить с Грейс и Лукой, – вмешивается Ноа. Грейс зыркает на него: сейчас не время вдаваться в детали. Пусть Мейсон переварит правду и все, что та влечет за собой: боль, скорбь, чувство потери, любовь к матери. Мальчику нужно время. – Значит, то, о чем я просил, исполнится. – Он всхлипывает. – Я все-таки сделал так, чтобы это случилось, – Мейсон отталкивается от стола и убегает к себе в комнату. – Боже! – Грейс закрывает лицо. Она понимает его боль. До чего же, наверное, ему хочется объявить правду выдумкой! – Давай дадим парню капельку времени. Грейс сердито вскидывает голову: – Неужели это было действительно необходимо? – Что именно? – Ноа моргает. – Говорить, где Мейсон будет жить, в тот самый миг, когда он пытается осознать утрату? Мне это показалось очень бессердечным. Всегда добродушный Ноа стискивает зубы, представая с незнакомой стороны. – Я понимаю, как это выглядит, Грейс, но Мейсону нужно быть в курсе всего. Не только знать, что мать не вернется, но и уяснить, что он больше с ней не живет. Надо сказать ему все сразу, чтобы постепенно поборол горе и осознал свое положение. Грейс не согласна. В комнате Мейсона что-то падает, и она бросается в коридор. – Может, привести его сюда? – Поверь, ему вначале нужно справиться с эмоциональным шквалом. – Ноа собирает тарелки. – Если полезем с разговором сию же секунду, мальчику это никак не поможет. Как мать, Грейс жаждет дать Мейсону утешение. При чем тут «поможет» или «не поможет», она должна быть с ним и поддержать. Даже если нельзя прижать его к груди, она все равно в состоянии дать понять, что рядом. Ни один ребенок не должен оставаться наедине с таким горем. Несмотря на предостережение Ноа, она решительно идет в коридор и стучит в дверь. Ответа нет, и Грейс поворачивает ручку. Вопреки ожиданию, не заперто. Она осторожно переступает порог: Мейсон не любит, когда вторгаются на его личную территорию. – Мейсон? Он сидит на полу возле кровати и раскачивается, сжавшись в комок. Присев на корточки, Грейс ласково кладет ладонь ему на спину. – Эй, дружок. Не убивайся так. Знай, как бы там ни было, но Ли погибла не из-за тебя. – Но я ведь и правда хотел жить с тобой! – Мейсон вскидывает голову, кудри сбились в тугие кольца. – Даже записывал это желание несколько раз… что мечтаю жить с тобой и Лукой. Мечтаю, чтобы ты была моей мамой. И вот сбылось! Это я натворил… Спорить бесполезно. Если Мейсон верит, значит, для него это правда. Грейс по-турецки усаживается на пол рядом. – Знаешь, много лет назад у меня умерла сестра. Конечно, это не то же самое, что потерять маму, но тоже очень и очень тяжело. Мы были очень близки, и после ее смерти я не знала, что делать. Даже считала себя отчасти виноватой. Грейс пронзает боль, в памяти вновь оживает прошлое. Как не могла поверить. Как отрицание стало ее лучшей подругой. Она даже никогда не говорила о смерти сестры ни с Ноа, ни с Ли, ни с кем бы то ни было еще. Мейсон, шмыгнув носом, прекращает раскачиваться. – Почему? Грейс колеблется, на поверхность всплывает тысяча воспоминаний. Вот они вдвоем строят баррикады из мебели и подушек. Вот дерутся из-за мальчишек и тайком выскальзывают из окна. Вот, лежа в кроватях долгими ночами, разговаривают друг с другом. Вот становятся взрослыми, и после мучительной разлуки каждая идет своей дорогой. – Мы отдалились, – наконец говорит Грейс. – Сестра уехала в другой город, так что я стала ее редко видеть. Порой из-за расстояния семейные узы слабеют. Когда она умерла, я винила себя, что не была рядом. Что не особо интересовалась ее жизнью. – А какой была твоя сестра? Непростой вопрос. – Интересной. Твердолобой. Красивой. Эмоциональной. Умной. – Сердце Грейс сжимается, воздуха не хватает. – Думаю, тебе она понравилась бы. – Странное описание, – утерев нос, говорит Мейсон. – Да? – Грейс гонит прочь воспоминания о сестре, пытаясь не терять связи с настоящим. – Я пытаюсь донести до тебя, что терять близкого человека всегда тяжело, но ты не виноват. Никогда не виноват. Даже если так кажется. «А верю ли я в это сама?» Мейсон утыкается ей в плечо. Хоть он и не любит физических прикосновений, сейчас ищет контакта, даже нуждается в нем, и Грейс этому рада. Мейсон никогда не возражал против ее прикосновений, если, помогая, она случайно задевала его плечо или голову. – Что мне теперь делать? Еще один трудный вопрос и, как бы ни хотелось развеять все страхи мальчика, на это способно лишь время: любые слова сейчас бессильны. – Я буду рядом и помогу тебе это понять, идет? Мейсон кивает. – Ты бы не могла оставить меня одного? – Разумеется. – Грейс встает. – Если захочешь поговорить или что-то понадобится, мы с Ноа на кухне. Рядом. Она затворяет дверь и возвращается к Ноа. Тот уже налил им обоим еще по кружке кофе. В гостиной раздается какое-то жужжание, и они оборачиваются: факс. Грейс всегда подшучивала над Ли: дескать, какая же ты деловая, у тебя даже факс есть! Но факс – часть многофункционального устройства, которое подруга из-за недостатка средств не могла заменить более новой моделью. – Интересно, от кого это? – спрашивает Ноа. Грейс вспоминает, что дала номер Ли полицейским, обещавшим прислать токсикологический отчет. – Копы. Поразительно, как быстро они прекратили расследование. С другой стороны, что там было расследовать? Ей тяжело думать о той ночи, представлять, как Ли падала. Миг назад она была цела – и вдруг нет. Сердце билось и вдруг замолкло. Грейс отчаянно стискивает кулаки, пытаясь остановить поток образов. Ну, что там прислали, нетерпеливо думает она. А вот и доказательства. Факс выплевывает два листка бумаги и затихает. Подобрав оба с кровати, Грейс принимается читать. 39 Грейс Увы, вместо токсикологического отчета пришел счет за кремацию и урну. Грейс вздыхает и пробегает по нему взглядом. – Это не токсикология.