Одним духом рассказал я все, что нам пришлось пережить в погоне за иконой богородицы. Начальник отдела слушал меня внимательно и не перебивая, только изредка поглядывал в мою сторону. Когда я закончил свое повествование, он коротко одобрил: «Молодцы, ребята, хорошо поработали», — и надолго задумался. Потом прищурился и повернулся ко мне: — Эту Миндиашвили не упускай из виду. Видно, она не совсем пропащий человек. В общем, о ней не следует забывать. Наш «форд» вырвался на Военно-Грузинскую дорогу, миновал шлагбаум. Стрелка спидометра плясала возле отметки «90». В машине стояла тишина. Начальник внимательно смотрел на широкое шоссе, пролегавшее между холмами и рекой. Лучи неяркого солнца робко поблескивали на асфальте. Я еле сдерживался, чтобы не задать вопрос о новом происшествии. Пиртахия беспокойно ерзал на сиденье, то и дело оглядывался назад, вздыхал, как тяжелобольной. Начальник не прерывал молчания, словно нарочно, чтобы испытать наше терпение. Глянув на спидометр, он сказал шоферу: — Чего ты ползешь, словно арба несмазанная. Жми! Машина птицей летела по дороге. Наконец начальник заговорил, словно бы нехотя и через силу: — Скоро мы прибудем к месту весьма интересного происшествия... — Достав портсигар из кармана куртки, он пригнулся, чтобы раскурить папиросу. Я готов был поклясться, что заметил, как Пиртахия навострил уши. Любопытство разбирало и меня. — Мне сообщили, что сегодня утром километрах в двадцати от Мцхета какой-то охотник нашел труп женщины. Врач, фотограф и эксперт уже выехали, а я дожидался вас, — выпустив струю дыма, он задумался. Потом продолжил: — Хорошо, что вы прямо с вокзала дали знать о своем прибытии, а то я не стал бы вас ждать... — Больше в сообщении из Мцхета ничего не было? — спросил Владимир. — Чего уж больше? Начальник был явно расстроен. Обычно разговорчивый и остроумный собеседник, он теперь молча глядел по сторонам. Стрелка спидометра упиралась в «100». Телеграфные столбы и придорожные кусты стремительным пунктиром проносились за окном. День был ясный, спокойный, но у нас в ушах пронзительно выл ветер. «Форд» торопливо наматывал на колеса ленту шоссе. Впереди у обочины стояли «кадиллак» и наша оперативка — старенький «газик». Поодаль столпилось человек десять. Шофер резко затормозил, мы спрыгнули на дорогу. Слева, по гребню холмов, тянулся редкий подлесок. По правую сторону от дороги, сразу же за кюветом, там, где стояли машины и скучились случайные любопытные, ветер раскачивал спутанные верхушки лиственного молодняка. Дальше взору открывалась красноватая широкая впадина. Нам хорошо было видно, как внизу, в лощине, суетились вокруг небольшого возвышения наши работники. Осторожно спустившись по крутой, уступами сбегавшей вниз тропке, начальник, а вслед за ним и я с Владимиром подошли к собравшимся. ...Убитой было по виду лет двадцать пять. Высокая, смуглая, с рассыпавшимися по лбу черными волосами, женщина, казалось, продолжала улыбаться. Припухшая верхняя губа укоризненно приподнялась, словно убитая хотела сказать: вы бы мне живой пришли на помощь, а теперь уж ваши хлопоты мне не помогут. На ней были чулки телесного цвета и модные туфли. Кизилового цвета пальто разметалось по земле, словно владелица расстелила его, чтобы просто прилечь и отдохнуть. На безымянном пальце откинутой в сторону руки сверкало толстое золотое кольцо с бриллиантом, искрившимся под солнечным лучом. — Золотое кольцо, драгоценный камень, — шепнул мне Владимир, когда мы подошли поближе. — Да, — ответил я коротко. Пиртахия хотел обратить мое внимание на то, что убийство было совершено не с целью грабежа. Фотограф уже отснял тело убитой в разных ракурсах. Врач ждал нас, не приступая к детальному обследованию трупа. Начальник дал разрешение начать осмотр. Пулевое отверстие на затылке было маленькое, почти незаметное. Зато в верхней части лба зияла большая рана, прикрытая прядкой волос. По характеру ранения можно было предположить, что убийство совершено из револьвера системы «наган». Видно, женщина свалилась с пригорка и уже бездыханная катилась вниз. Пальто и черное шерстяное платье вывалялись в земле. Кроме одной раны, которая оказалась смертельной, на женщине мы не обнаружили никаких признаков насилия. Только на борту пальто явственно обозначился след узкой мужской туфли, запачканной красной глиной. Начальник молча оглядел верхний край котловины. Я проследил за его взглядом, подумал: «Должно быть, оттуда несчастная и свалилась». — Проклятый, ногой ее столкнул, — шепнул мне снова Пиртахия. — Проведите обмер следа, — приказал начальник эксперту научно-технического отдела. Длина следа оказалась двадцать девять сантиметров. — Ого, высоченный мужчина! — Начальник прищурился и посмотрел в нашу сторону: — Во сколько раз рост человека превышает длину ступни? — спросил он. — Примерно в семь раз, — ответил Владимир. — Помножьте двадцать девять на семь. — Два метра три сантиметра, — тотчас подсчитал Владимир. — Правильно, — подтвердил начальник. — А какова поправка на обувь? — Надо отнять миллиметров пятнадцать-двадцать. — Не забывайте, что след оставлен узкой туфлей французского фасона с удлиненным носком, — вставил эксперт. — Даже если откинуть три-четыре сантиметра, останется около двух метров. Так что мы имеем дело с весьма высоким человеком. — Начальник внимательно вглядывался в лицо убитой, словно ожидая, что она сообщит сведения чрезвычайной важности. Фотограф поднес аппарат к самому следу и снял его крупным планом. Врач принялся составлять медицинское заключение, а мы стали обыскивать убитую, но, кроме шелкового платка и теплых шерстяных перчаток, ничего найти не смогли. Пиртахия, осматривавший местность, нашел в кустах сумочку. В ней вместе со всякими женскими мелочами — зеркальцем, пудреницей, помадой — лежала довольно толстая пачка денег — тысяча двести рублей и тяжелый золотой браслет, усыпанный бриллиантами. Владимир вытащил из сумочки маленькую серую книжечку — удостоверение личности убитой — и протянул начальнику. Тот прочитал: — Зинаида Николаевна Кантакузен. — Где работала? — спросил я. — В строительном тресте Тбилсовета. Чертежницей была, бедняжка, — ответил начальник и сочувственно посмотрел на убитую. — Конечно, если это ее удостоверение. Здесь нет фотографии... — Она действительно была чертежницей, — прервал Владимира врач. — Почему вы так думаете? — На последнем суставе среднего пальца правой руки убитой затвердение, кожа на внешней стороне мизинца огрубела. Все эти признаки характерны для профессий, связанных с черчением. — Значит, удостоверение ее, — сказал начальник, передавая мне книжечку. Потом повернулся и пошел вверх по тропинке. Шагов через десять остановился, знаком велел мне и Пиртахия следовать за собой. Остальные остались на месте, чтобы детально обследовать все вокруг. Лощину охранял милиционер, преграждавший путь любопытным. Начальник с разных точек осмотрел место, где лежала Кантакузен. Наконец он сказал: — Да, Зинаида Николаевна стояла именно здесь, когда в нее выстрелили сзади, толкнули ногой и сбросили вниз. — Молча повернувшись, он решительно зашагал к шоссе. Я остался на месте, не отрывая от него взгляда. Он шел, склонив голову, словно о чем-то задумавшись. Потом оглянулся, подозвал меня жестом и зашагал дальше. Я быстро догнал его. — Если я не ошибаюсь, здесь поблизости должна быть свиноферма какого-то колхоза, — проговорил он как бы про себя и, вытащив из кармана куртки спички, закурил измятую папиросу, которую давно уже жевал. — Свиньи? — Я удивленно глянул на начальника. — Да, свиньи. Что тут удивительного? По-моему, мы даже видели какой-то домишко по пути, должно быть, для свинарей... — Судя по интонации, он хотел еще что-то добавить, но умолк, так и не договорив. Мне было ясно, о чем он подумал. Быстрым шагом прошли мы около километра. Слева от дороги показался маленький дощатый домик. За ним на невысоком зеленом холмике паслись свиньи. Подойдя к калитке, начальник кликнул хозяев. На зов выглянул крепкий, коренастый мужчина невысокого роста. С удивлением оглядев запыхавшихся от быстрой ходьбы гостей, вежливо поздоровался и пригласил зайти в дом. Начальник, не говоря ни слова, шагнул за ограду, огляделся. Хозяин поспешил к домику, притащил три тяжеленные колоды и бросил на землю. Мы уселись на них. Начальник все еще не произносил ни слова, разглядывая свиней. Потом повернулся к свинарю и спокойно сообщил: — Мы из угрозыска. Мужчина поежился, потрепал рукой чуб. На его небритых щеках проступила желтизна, глаза настороженно забегали по нашим лицам. Но, приметив в уголках глаз начальника улыбку, он сразу же успокоился. — Вы, верно, поросят хотите, но я не имею права их продавать! — Вскочив с колоды, он торопливо добавил: — Впрочем, если вы подождете, я могу сбегать домой, у меня еще осталось два поросенка... — Весь его вид свидетельствовал о готовности немедленно отправиться за поросятами, но начальник прервал его, жестом показал — сиди, мол, на месте. — Не беспокойся, нам не нужны твои поросята. У нас дело посерьезнее. Свинарь поморщил лоб, удивленно спросил: — Серьезное дело? Ко мне? — Он скинул тушинскую шапку, словно ему стало жарко. — Где ты был вчера ночью? — Здесь и был, где же еще? Клянусь богом, уже трое суток шагу отсюда не делал. Напарник мой заболел, а свиней ведь без присмотра не бросишь? — Казалось, такое важное обстоятельство, как болезнь товарища, прибавило ему бодрости, и он смело взглянул в глаза начальнику. — Очень хорошо, друг. Тогда ты вот что должен сказать нам... — Начальник достал коробку папирос и протянул хозяину. — Если ты не спал ночью и стерег своих свиней, то должен был слышать выстрел. Свинарь нервно закусил мундштук папиросы и ответил слегка дрогнувшим голосом: — Слышал, как же... Далеко, правда, стреляли, но слышал. Я сидел с ружьем у калитки и подумал: может, соседи волка приметили, вот и стрельнули. — Закуривая папиросу, он смотрел на начальника. — Когда это было? — За полночь. — Что же ты сам в это время делал у дороги? Ждал кого-нибудь?.. — Законный вопрос, — улыбнулся свинарь и, как будто даже довольный, задымил папиросой. — Незадолго до этого выстрела от меня родственник уехал. Он из Тбилиси на арбе возвращался, накануне отвозил сыр на базар. Ну, и отдохнул у меня немного, скотину накормил-напоил, сам подкрепился. — Откуда он? — нетерпеливо спросил начальник. — Из Пасанаури. Тедо его зовут, Очиаури по фамилии. — Долго он у тебя пробыл? — Часа два, пожалуй, проболтали. — Он уехал, и сразу же раздался выстрел?