Мои помощники советовали мне ехать туда. Мы испросили разрешения вернуться на родину, хотя на самом деле предполагалось, как только «Королева» окажется у нас в руках, вернуться за границу. Я должен был заполучить этот бриллиант, чтобы успокоить свою душу. А потом... Я сам не знал, что меня ждет потом. Положив оставшиеся деньги в банк (после возвращения понадобятся!), я стал дожидаться визы. День проходил за днем, месяц за месяцем, но ответа все не было. Деньги подходили к концу. Мои помощники предложили мне легкий путь поправить финансовые дела. Я согласился. Но не потому, что искал наживы. Просто я искал встречи с опасностью, чтобы хоть в этом найти забвение. Первым объектом нашей новой «деятельности» стал сейф одного коммивояжера. Нацепив маски, мы отправились в его контору. Мои спутники оказались настоящими мастерами этого дела. Они вернулись с операции такими спокойными, будто просто выходили ненадолго прогуляться. Мне понравилась их невозмутимая уверенность в себе. Они были надежными парнями. Одного из них звали Сергей Стась, другого — Борис Саидов. Может быть, кто-нибудь сочтет предательством с моей стороны то, что я называю их здесь. Но я искренне и глубоко убежден, что сейчас это не имеет никакого значения ни для них, ни для меня. Вот так все и началось. За одним «делом» последовало второе, за вторым — третье... Когда мы приехали в Россию, я уже был таким же опасным и хладнокровным налетчиком, как и мои коллеги. Тайный голос порою напоминал мне о себе, но я быстро заставлял его умолкнуть. «Меня никто не жалел в жизни, и мне жалеть некого», — убеждал я себя. В поисках «Королевы зари» мы совершили немало похищений, ограблений и убийств. Я не стану описывать здесь все эти преступления — об этом со всеми подробностями расскажут мои соучастники, — я ручаюсь за это. Стась и Саидов беспрекословно подчинялись мне, выполняли все мои приказания. Вокруг нас подобралась хорошо организованная и разветвленная группа, — наверно, надо сказать — банда преступников. Я сделался распорядителем всей добычи, которая попадала в наши руки. Чем можно объяснить мое «возвышение» среди убийц и бандитов? Пожалуй, тем, что для меня жизнь не представляла никакой ценности и я запросто играл со смертью. Это рождало уважение ко мне даже у самых закоренелых преступников. Я устанавливал свои законы, мой авторитет стоял вне всяких сомнений. Перенеся свою деятельность в Советский Союз, мы все же не смогли напасть на след вдовы адъютанта Кантакузена и ее дочери. В 1926 году пути-дороги привели нас в Тбилиси. Как всегда, меня сопровождал Стась. Дело происходило в мае. Аромат цветущей акации пьянил, кружил голову. Я решил пройтись по незнакомому городу, чтобы попытаться рассеять меланхолию, вновь охватившую меня. Я медленно шел по проспекту Руставели. Выйдя на площадь Свободы, я поднялся по широкой асфальтированной улице, идущей от площади направо вверх. Пройдя подъем, я невольно отвлекся от своих невеселых мыслей, прислушавшись к веселому детскому гомону. Не отдавая себе отчета, я направился к тому двору, откуда доносился этот шум. Я подошел к железным воротам. По двору с криком и смехом бегали маленькие дети в белых халатиках. Некоторые лопаточками и совками ковыряли песок. Другие, оседлав палки, носились галопом на своих «скакунах». У самой ограды стояли две девочки. Одна из них — в красной шапочке с завязками — сжимала в кулачке маленький букетик цветов. — Вот фиалки, возьми, — говорила Красная Шапочка. Другая протянула руку. Подняв голову, она заметила меня. Я окаменел: передо мной стояла моя Люсана — ясноглазая, с крутым чистым лобиком и длинными ресницами, которые затеняют зрачки. На алых губах играла улыбка, которая, казалось, не исчезнет даже во сне. Шатаясь, подошел я к воротам и, чтоб не упасть, ухватился за железные прутья. С трудом переведя дух, я почему-то посмотрел на часы: было около двенадцати. «Да, эта девочка может вернуть тебе жизнь», — прошептал на ухо тайный голос. Я повернулся и побежал вниз, к площади. Куда я бежал? Тогда мы жили на одной частной квартире. Я надеялся застать Стася дома: сейчас все мои планы были связаны с этим человеком. ...Ночью того же дня поезд мчал нас в Баку. На нижней полке двухместного купе спокойно спала моя «Люсана». Здесь обрывались записи Таманова. У меня не поворачивается язык назвать это показаниями. Ни одного описания преступления, в то время как он сам пишет, что в поисках «Королевы зари» они совершили немало грабежей и убийств. Таманов убежден, что обо всем расскажут Саидов и Стась. Он ручается! Очень хорошо, допустим, что так. Но ведь и сам он должен сознаться, покаяться... Вечером я вызвал Таманова к себе в кабинет, предложил ему чашку кофе. Вначале разговор вращался вокруг музыки, астрономии, мореплавания и еще бог знает каких предметов. Должен сознаться, что я соглашался почти со всеми высказанными им мыслями и воззрениями. Он кивал с едва заметной улыбкой. Но его глаза ясно говорили: «Я прекрасно знаю, что всеми этими шуточками ты хочешь найти дорожку к моему сердцу, чтобы потом, когда мы перейдем к делу, я не усомнился в твоей искренности». По моему убеждению Таманов не лгал ни в своей исповеди, ни в разговоре со мной. Но профессиональная осторожность заставляла еще и еще раз испытывать его. Я спросил: — Если мне не изменяет память, когда я спросил вас о Петре Таманове, вы откровенно признались, что лишили его жизни. И потом добавили: «Не то осмелеют и Стась с Саидовым. Если бы не они, меня здесь не было бы...» Вы не договорили тогда, и я не настаивал. Может быть, сейчас вы объясните, что имели тогда в виду? Игорь от души рассмеялся: — Нет, память не обманывает вас. Наоборот, я восхищен вашей памятью. Вы тогда ничего не записывали, а сейчас повторили мои слова буква в букву. — Он спокойно взял чашку, отпил кофе. — Вы мне нравитесь, уважаемый Сандро. Наверно, мое откровенное признание обогатит ваш баланс... А если так... Для меня запираться не имеет смысла. — Игорь взял папиросу из моего портсигара и закурил. — Да, как я вам уже говорил, Петро было моим однофамильцем. Он хорошо пел и плясал — больше ничего не умел! Он был женат на очень красивой женщине. Кстати, она ваша соотечественница, грузинка... Я притворно удивился: — Кто? Как фамилия? — К сожалению, я сейчас не могу вспомнить ни ее имени, ни фамилии. — Он отвел взор. Я понял, что он говорит неправду, чтобы не припутывать к делу Раису, и не стал настаивать на ответе. — Впрочем, в этом нет необходимости, — продолжал он. — Эта женщина только однажды помогла нам, да и то против своей воли. Когда мои парни ограбили ювелирный магазин в Харькове, она заманила директора магазина. Уверяю вас, она не знала, что ждет этого человека... — Ясно, — прервал я его. — Что с ним стало? — Он не погиб, выжил. Правда, его потом обвинили в симуляции покушения и посадили в тюрьму. — Он засмеялся и застучал пальцами по столу... — Это было первый и последний раз. Больше жена Петра ни в чем не замешана. — А мне говорили, что она участвовала и в ограблении Сионского собора, — сказал я. — Тогда вы должны знать и то, что она пошла туда под угрозой смерти! На сердце у меня отлегло. — В таком случае Стась и Саидов должны помнить об этом, — полувопросительно высказал я предположение. Игорь многозначительно поднял брови: — Если они и забыли, я могу им напомнить... — А Петро? — Петро жил сам по себе. Когда мои ребята вызывали его на дело, он старался улизнуть из дому. А последнее время даже вступил в связь с какой-то коридорной в Свердловской гостинице. Однажды он заявился к любовнице пьяный и обо всем натрепал, так что мы... К счастью, та женщина, как оказалось, умела держать язык за зубами. Однако нам все же пришлось удирать оттуда. А Петра, чтобы больше не болтал, ребята... — он щелкнул пальцами. — Ясно. — Я кивнул. — А теперь о том, что вы имели в виду, говоря: «Чтобы Стась и Саидов не осмелели». Помните? — Да, да, — прервал он меня. — Я рассказываю все это так, чтобы удовлетворить вашу любознательность... Не для протокола. Должен признаться, что после того, как я своими руками уничтожил убийц моей жены и дочери, я избегал сам мараться в крови. И Стаею с Саидовым всегда повторял это. Правду говоря, я хотел тогда просто припугнуть Петра как следует... Но для них цена человеческой жизни — грош. Например, для чего нужно было убивать бедную Кантакузен? Взяли бы себе «Королеву» — и все! Женщина и пикнуть не посмела бы. Да и мы по сей день на свободе разгуливали бы. — Таманов задумался, а потом торопливо заговорил, словно опасаясь позабыть что-то важное: — Когда меня подвели к убитому Петру, я обо всем позабыл, хотел тут же прикончить этих коршунов. Но потом сдержался, подумал: если их убить, кто же добудет тебе «Королеву»? — «Королева утренней зари»! Вы собирались вывезти за границу это сокровище! — Нет, нет. — Он вздрогнул, словно испугавшись чего-то. — Зачем было вывозить? Ведь моя Люсана была в Ленинграде! — Он опустил голову, прикусил губу и тяжело вздохнул. Я снова нарушил тишину: — Хочу узнать кое-что насчет Сионского собора и Киево-Печерской лавры. Как вы помните... — И про Киев выложили! — Он стремительно поднял голову и с недоброй улыбкой продолжал: — Видать, кто-то из наших успел расколоться. Этот человек должен был сообщить и о том, что я почти ничего не знал обо всех этих делах. Об этом расспрашивайте Саидова и Стася. — Они не говорили вам, зачем им понадобились древние иконы? — Как вам сказать... Я, конечно, слышал, что какой-то иностранец обещал за икону баснословную сумму. Но меня это мало интересовало... — Вы не видели этого человека? — Видел однажды. Но его в тот же день ухлопали вместе с нашими ребятами в Киеве. Иностранец! В моей памяти снова возникла недавняя картина. Первый день ограбления Сионского собора... Председатель ЦИКа. Его рассказ об иностранце, который мечтал приобрести памятники древнегрузинской культуры. Я усилием воли заставил себя вернуться к допросу: — Следствие интересуют ваши соучастники. — Естественно. Но их сегодня нет в живых, кроме тех, которых я назвал. Остальные убиты в Киево-Печерской лавре. — Но оттуда бежали двое?.. — Не верьте, бежал только один. Это был я. — Он поднялся с кресла, налил себе воды. — Отпустите меня. Я устал. Больше нам говорить не о чем. — Не о чем? — Если я вам понадоблюсь или вы усомнитесь в правдивости показаний Стася и Саидова, можете позвать меня. — И он повернулся, собравшись уходить. — У меня к вам есть еще вопросы. Он удивленно обернулся. — Садитесь. Еще два-три вопроса, и я больше не буду вас задерживать. Он молча уселся и приготовился слушать, но его глазах я чувствовал скрытую иронию.