Часовой опустил бинокль, запахнул плотнее бушлат и подставил ветру спину. Пройдясь по площадке вышки, он вновь глянул в сторону пристани и подумал: для чего Кара-Хасан идет в море, неужели не мог дождаться хорошей погоды? Снова поднес бинокль к глазам. На прибрежной отмели увидел барахтающегося Кара-Хасана, а на гребне обезумевшей волны — «Чайку». Вспомнил, что моряками на шхуне были гурджи[8], и, ударив в колокол, поднял тревогу. Но уже было поздно, волны унесли шхуну, и она исчезла. Весть о героическом поступке экипажа «Чайки» быстро разнеслась по всему Черноморскому побережью и вызвала общее одобрение. На каждой пристани и в каждом порту всегда есть свои отчаянные люди, искатели приключений, но и они никогда не решались задеть матросов этой шхуны: уважали и боялись. Все знали, что «Чайку» возглавляет безудержно храбрый, горячий и удачливый Дата Букия. «Его, видно, сам Нептун уважает», — говорили в портах. Когда Дата слышал такие разговоры, он беззаботно хохотал и говорил: — Что удивительного! Охотник за горными баранами не боится вершин, а моряк — моря. Но не только за лихость и мужество уважали экипаж «Чайки». Больше всего матросов привлекало то, что на шхуне все пользовались одинаковыми правами. И когда, на третий день после побега из Турции, «Чайка» пришла в Батумский порт, по просьбе Дата в ее паспорт хозяином был записан весь экипаж. Глава седьмая ЮНОША-КРАСАВЕЦ Дата очнулся от воспоминаний, когда за брусом кормы на серебристую лунную дорожку рядом со шкиперовой легла еще одна тень. Шкипер поднял голову, — над ним стоял Антон, рулевой. — Что-нибудь случилось? — Накормить офицера? Жалко все-таки его, голодный. — Жалеть его нечего, но накормить накорми, — Дата встал, потянулся, зевнул. — Другим тоже надо бы поесть, — сказал Антон, отворачиваясь в сторону и хмуря брови. — Пожалуйста, корми всех, кого набрали. Я ведь не запрещал? — Дата посмотрел на усеянный звездами небосклон. — Ты не запрещал. Но сам-то я не могу этого сделать? Их накормишь, а что завтра сами есть будем? — Корми всех! Мы ведь не в пустыне, чтоб бояться завтрашнего дня! — Дата вытащил из кармана бушлата кисет. Антон нерешительно смотрел на Дата. — Не слышал? Дай им поесть! — сказал сердито Дата. — А потом и с остальными нужно поговорить, поспрашивать, что за народ. Антон сбежал в трюм. Дата разжег трубку и облокотился о борт кормы. Пока Антон не сообщил, что все беженцы накормлены, Дата не уходил с кормы. Смотрел на море, окутанное бледными лучами луны, на потемневшие горы на востоке, за которыми была его родная деревня. Спеша к берегам Грузии, он мечтал: оставлю «Чайку» в Потийском порту, навещу мать, повидаюсь с родными, братьями и друзьями. Но, кажется, до этого еще далеко. С появлением «Тариэла» им овладели сомнения, ему не понравился вкрадчивый тон офицера, сообщившего, что в Сухуми большевики. Что-то было подозрительное в его поведении. Может быть, лучше уходить? Но «Тариэл» и еще какой-то военный катер тщательно обшаривают подступы к городу. И как назло, море успокоилось, небо очистилось от туч. Была б непогода, Дата и ребята знали бы, как поступить. Сейчас, в ясную ночь, ускользнуть невозможно. А собственно зачем им бежать? Что они, преступники какие-то, что ли? Дата оставил на палубе рулевого и пошел в каюту. Связанный по рукам и ногам Тория сидел на табурете, прислонившись к стенке, и дремал. На шум шагов открыл глаза, но, увидев шкипера, отвернулся в сторону. Дата усмехнулся. Расстегнув бушлат, сел на нары: — Что, господин офицер, смотреть на меня неприятно? Тория молчал, не шевелился. — Говори только правду. Если бы я попал в твои лапы, ты б давно меня отправил на тот свет, Тория? Ну, что скажешь? Офицер молчал. Шкипер подождал ответа. Потом встал и так бухнул кулаком по столу, что испуганный Тория выпрямился... — Не слышишь, сукин сын! — Он сверкал глазами, как разъяренный бык. — Не о чем мне с тобой говорить, — ответил Тория, глядя прямо в глаза Дата. — За что мучаешь? Если пули жалко, повесь камень на шею и брось в море. Дата немного смутился, сжал кулак так, что хрустнули пальцы. Помолчали. Дата подошел к иллюминатору и открыл раму. В каюту ворвался свежий морской ветер. Вдыхая его, он косо смотрел на Тория и раздумывал о чем-то. — Антон, а, Антон! — позвал он рулевого. — Здесь я, — послышался голос со шхуны. Когда Антон вошел, Дата задумчиво смотрел на Георгия. — Антон! — сказал рулевому Дата. — Освободи от веревок этого дурака, опусти его в трюм, пусть хоть умоется, — смотреть страшно. Он деникинский офицер, много грешков за ним водится, но что ж делать, — и он сын Адама. Антон молча подошел к Тория и принялся развязывать веревки. Шкипер отвел от пленника глаза и спросил: — Кто тебя за язык тянул... Разве обязательно было рассказывать мне все свои мерзости?! Антон распутал руки и ноги Тория и посмотрел на Дата, прохаживавшегося по каюте. — И еще... — продолжал Дата, — сними бриджи и свои изящные сапожки. Антон выбросит в море. Если тебя узнают, и нам солоно придется. Тория, вздыхая, начал растирать ноги. — Совершаю преступление, отпуская тебя. Но черт с тобой, живи, — один человек мира не переделает. Как ты думаешь, Антон? — спросил рулевого Дата. — Пусть поменьше болтает, не то и его, и нас, — Антон провел рукой по шее. Дата глянул на Тория, будто спрашивая его, понял ли он Антона. — Человек этот позабыл, что такое совесть. — Он посмотрел на Антона, потом опять на белогвардейца, который стоял мрачный, с опущенной головой. — А может, есть еще что-то человеческое в нем? — спросил он сам себя. — Возьми брюки и ботинки Дианоза. Кажется, подойдут, — вздохнул Дата. — Предупреди ребят: если кто спросит об этом человеке, пусть ответят, что он Георгий... Георгий Бегашвили, рабочий-грузчик, привезли из Туапсе на родину. Понятно? — Понятно. — Что будем делать с остальными? — спросил рулевой у шкипера. — Сперва посмотрим, что за народ. Позови кого-нибудь из них. Через несколько минут вошел юноша, остановился посредине каюты и с любопытством огляделся, не испытывая ни страха, ни смущения. Потом взглянул на свои сапоги, натянул голенища, сбил с коричневых брюк пыль и грязь. Дата с удовольствием разглядывал красавца парня. Потом подошел к столу, поднял фитиль висящего на стене фонаря. Колеблющийся огонек осветил лицо шкипера, рассматривавшего незнакомца. — Ламп не держим, по старинке пользуемся фонарями, — улыбнулся Дата. — Кто ты такой? Юноша молча смотрел на шкипера, потом усталое лицо его прояснилось. Он понял, что этот богатырь с простодушными глазами не желает ему зла, и ответил: — Я просто обыкновенный парень. Дата не сводил с юноши глаз. Ему нравились его юность и смелость. Он направился к койке, указывая пришельцу на табуретку. Юноша сел, натянул серую низкую папаху, сдвинул ее набекрень, но вид у него был вовсе не залихватский, какой-то беззащитный. На Дата он смотрел с робкой надеждой. — По правде говоря, я и не думал, что вы такой... — Какой? — Добрый. Уж очень вы вчера кричали, даже страшно было. А сейчас... — Оказалось, что не такой уж и страшный, так, что ли? — Дата засмеялся, вытащил из кармана свою неизменную трубку и снова обратился к собеседнику: — Как тебя зовут, мальчик?