Мне кажется, природа для человека – главный источник вдохновения и видимой красоты, важнейший стимул интеллектуального интереса. Из нее мы черпаем бoльшую часть того, что придает жизни ценность. Сэр Дэвид Аттенборо Немногие здания на этом свете умеют прятаться. Но главная усадьба Мимамейдра настолько сливается с лесом, водой и землей, что посетители обычно замечают ее, только уже стоя прямо перед входом. Бену всякий раз казалось, что он идет в гости к деревянно-каменно-стеклянному живому существу, которое обожает играть в прятки. Кто знает, может быть, усадьба и правда была живой. Ведь построил ее фьордовый тролль! Звали его Хотбродд, и в Мимамейдре все строилось под его руководством. Для большинства построек Хотбродд собственноручно выпиливал по размеру доски и балки, а затем неделями трудился над фасадами, украшая их искусной резьбой. Вот и сейчас, ни свет ни заря, он чистил резные фигуры над входной дверью резаком, при виде которого трудно было не испугаться – как, впрочем, и при виде самого тролля. Одну из балок обвивал деревянный дракон, очень похожий на Лунга, но были там и гигантские спруты, и кентавры, и фоссегримы со скрипочками. Хотбродд мог вырезать из дерева любого обитателя нашей планеты. – Треклятые вороны! – ворчал тролль, когда Бен подошел к нему с Мухоножкой на плече. – Я им когда-нибудь шеи посворачиваю, если не перестанут гадить на мою резьбу! Хотбродд был примерно на метр выше взрослого мужчины, но Бен уже привык к его огромным размерам. Это не так уж трудно, когда лучший друг у тебя – дракон! Кожа у Хотбродда была серо-зеленая и шершавая, словно кора дуба. С тех пор как Бен с ним познакомился, у него ни разу не возникло сомнений, что тролли – вопреки тому, что о них часто рассказывают, – не только очень сильные, но и очень умные создания. «Фьордовые тролли, – непременно добавил бы сам Хотбродд. – Горные тролли действительно такие болваны, как о них говорят». Впрочем, он и о людях был не лучшего мнения (хотя делал исключение для Визенгрундов). Тролль предпочитал общаться с соснами, буками и дубами, и то, что он создавал из дерева, казалось настоящим волшебством. Благодаря Хотбродду постройки Мимамейдра были чудом, под стать его обитателям, а главная усадьба в особенности. Наружные стены состояли в основном из стекла, а деревянные переплеты Хотбродд так густо покрыл резьбой, что Бен до сих пор открывал там все новые фигуры. Да, в целом свете не было дома волшебнее. Свой родной дом Бен помнил смутно, как и родителей. Они погибли в автокатастрофе, когда ему едва исполнилось три года. Следующие семь лет Бен провел в здании, которое жившие там дети никогда не называли домом. Там вообще не произносили этого слова, как и слов «папа» и «мама». Зачем говорить о том, чего у тебя нет и чего тебе так не хватает, что при одной мысли об этом становится плохо? Папа и мама были для Бена в детстве такими же сказочными существами, как дракон, с которым он познакомился в одиннадцать лет. Из детского дома Бен попал в приемную семью, но там с ним так плохо обращались, что он сбежал – и больше не позволял себе мечтать о доме и родителях. Пока не познакомился с Визенгрундами. Наверное, мечту нужно сначала похоронить, чтобы она осуществилась. Названые родители Бена – так любили говорить о себе Барнабас и Вита Визенгрунд – посвятили жизнь защите редких существ от человеческой жадности и любопытства. Богатства такая работа не приносит. Когда Бен поселился у Визенгрундов, они жили в крошечном доме на северо-западе Англии. Бен и его новая сестра Гиневер делили детскую с шестью храпящими хобами (как называют в Англии домовых) и несколькими травяницами, чудом спасшимися от соседской газонокосилки. Но однажды Визенгрунды обнаружили у себя на крыльце шкатулку из-под сигар, в которой лежало десять бриллиантов чистейшей воды. Это был подарок горных гномов, которых Визенгрунды успели эвакуировать, прежде чем место их обитания взорвали, прокладывая новое шоссе. Так названые родители Бена получили возможность осуществить свою мечту – построить убежище для сказочных существ. Норвегию, а не Англию они выбрали потому, что в тамошних безлюдных лесах их необычные питомцы меньше бросались в глаза, а еще потому, что предки Барнабаса Визенгрунда были оттуда родом. Хотбродд заступил на утреннюю вахту не один. У его ног Бен увидел дюжину домовят, смотревших разинув рот, как ловко тролль орудует огромным резаком. Вокруг Хотбродда вечно крутился молодняк домовых и гномов. Видеть эту мелюзгу возле громадных тролличьих сапог было жутковато, но ни одна кроха ни разу еще при этом не пострадала. – Привет, Хотбродд! Не знаешь, что стряслось? У тучевороны, которая нас сюда вызвала, был подозрительно довольный вид. Мухоножка на плече у Бена зевнул, воспитанно прикрыв рот ладонью. Хотбродд нахмурился, соскребая вороний помет с макушки деревянного гнома. – Из Греции что-то, – буркнул он. – Кажись, действительно скверные новости. Бен и Мухоножка встревоженно переглянулись. Греция… Прошлой осенью Вита и Барнабас обнаружили в тамошних горах чету пегасов. На днях Вита с Гиневер отправились их проведать. Бен сдал грязные сапоги лепрекону, жившему в гардеробе у входной двери, и вошел в дом, который любил сильнее всех домов на свете. На стенах висели портреты и фотографии друзей и соратников семьи Визенгрунд. У многих в роду были сказочные существа, даже если это не сразу бросалось в глаза. Немного заостренные уши, коровий хвост, перепонки между пальцами ног – все это нетрудно было скрыть. Даже шерстяную поросль на лице удавалось выдать за густую бороду и бакенбарды. Клюв профессора Буцероса и жабры доктора Угорь – с ними было уже сложнее, поэтому ни тот ни другая не показывались на публике за пределами узкого круга непосредственных сотрудников СВОСКАСОЗ. («Свободу сказочным созданиям!» – такое название дали Бен и Гиневер организации, созданной их родителями. Вита и Барнабас предпочитали называть себя защитниками.) Под фотографиями доктора Угорь спало на собачьей лежанке семейство летающих свинок-ватоби, которых приятель Визенгрундов спас в Конго от браконьеров. Из-под гардероба высовывался чешуйчатый хвост фотомелеона, а с люстры под потолком на Бена таращились две пернатые лягушки. Ну как было не любить Мимамейдр? «Штаб». Барнабасу Визенгрунду не нравилось, как тучевороны прозвали его библиотеку, хотя во многих отношениях это было верно подмечено. Библиотека занимала самое большое помещение в доме, и вдоль двух ее стен, как и полагается в библиотеке, подымались до самого потолка тесно заставленные книжные полки. Зато внешняя стена была стеклянная, и казалось, что книги стоят прямо в лесу. Зимой сквозь голые ветви проглядывал расположенный неподалеку фьорд, но сейчас, дождливым майским утром, в нежно-зеленой листве между гнездами овсянок и пеночек деловито обустраивались воронники и томте. Барнабас, как всегда, встретил Бена приветливой улыбкой, и все же мальчик сразу понял, что случилось что-то очень нехорошее. Четвертую стену библиотеки увешивала дюжина мониторов, с которых защитники сказочных существ со всего мира сообщали о новых претендентах на убежище в Мимамейдре. Сейчас светился только один экран, и на нем можно было различить силуэт Гиневер. Изображение и звук были ужасного качества, и Бен снова пожалел, что Барнабас не захотел потратить деньги, вырученные хоть за один бриллиант, в новые компьютеры и веб-камеры. Но тот справедливо возражал на это, что количество беженцев в Мимамейдр растет с каждым днем, а значит, подарок гномов нужно расходовать очень экономно. И все же – «жабья слизь, птичий помет!», как любил ругнуться Хотбродд, – Гиневер на мониторе было так плохо видно, будто сигнал шел как минимум с другой планеты. Впрочем, вслушавшись в ее слова, Бен мгновенно забыл о скверных камерах: на свете явно были заботы поважнее. – …Мы думаем, носатая гадюка. Это такой ужас, папа! Синнефо, наверное, случайно наступила на змеиное гнездо. Яд подействовал быстрее, чем на человека. Анемос в полном отчаянии! Бен ошеломленно посмотрел на Барнабаса. Синнефо была самкой пегаса. Самца звали Анемос. Это были, судя по всему, последние два пегаса на свете. Еще недавно весь Мимамейдр ликовал, когда Лола Серохвост, их лучшая разведчица (и единственная в мире летающая крыса), вернулась из Греции с фотографиями трех свежеснесенных пегасовых яиц в аккуратном гнездышке. В дверь просунулся Хотбродд и с тревогой уставился на монитор, где теперь показалась Вита. Бен не называл Виту Визенгрунд мамой – как и Барнабаса папой, – хотя очень любил ее. Они были для него больше чем мама и папа – еще и друзья, учителя, защитники. Ему, кажется, пока не случалось видеть Виту такой грустной. Глаза у нее были заплаканные, как и у Гиневер, а Вита нечасто плакала. – Представляешь, Барнабас, Анемос ничего не ест, сколько мы ни уговариваем! Он почти помешался с горя! Он не хуже нас понимает, что может теперь потерять и детей. Норвежской весной непросто будет сохранить яйца в тепле, но мне кажется, если мы не перевезем Анемоса вместе с гнездом в Мимамейдр, у жеребят просто нет шансов выжить. Гиневер тоже так думает. Гиневер утвердительно кивнула. Многим было в диковинку, что Визенгрунды всерьез прислушиваются к мнению своих детей. «И правда странно! – заметил как-то Барнабас по этому поводу. – Как будто они не замечали, что возраст далеко не всегда прибавляет ума. Более того, по моим наблюдениям, ограниченность и тупость часто – пугающе часто! – нарастают с каждым новым днем рождения». Визенгрунды так ценили сотрудничество с детьми, что Бен и Гиневер не ходили в школу, а учились дома. У них были потрясающие учителя! Мухоножка учил их истории и древним языкам (очень полезный предмет, когда имеешь дело с существами, чей возраст нередко исчисляется тысячелетиями), доктор Феба Гумбольдт, учительница волшебномироведения, провела четыре года на затонувшем корабле у побережья Лигурии, изучая нимф и водяных. Географию преподавал Гильберт Серохвост: Барнабас уговорил белую крысу переселиться из портовых складов Гамбурга в Мимамейдр и составлять карты, где отмечены места обитания всех известных им сказочных существ. Людей среди учителей было немного; в частности, Джеймс Спотисвуд пытался обучать их математике, биологии и физике. Это было не проще, чем приучить волков к мысли, что гномы не еда. Но в награду за каждую решенную естественнонаучную задачу профессор Спотисвуд давал им урок роботоведения и телепатии, так что его ученики очень старались. В общем, Бен и Гиневер учились всему необходимому для выполнения той миссии, которой они, по следам родителей, решили посвятить жизнь: быть защитниками существ, которые без их помощи скоро останутся только на картинках в детских книжках. – Поддерживать температуру в стойле – не проблема. – Хотбродд достал из кармана кусок дерева и принялся вырезать из него ящерицу. – Шерстопряды могут утеплить гнездо и стены. Барнабас кивнул – не очень уверенно. – Отлично, – сказал он, глядя на монитор. – Хотбродд приготовит стойло, а я попрошу Ундсет быть здесь к вашему приезду. Я что-то сомневаюсь, что ей уже приходилось лечить пегасов, но, наверное, она все же сможет нам помочь, чтобы мы не потеряли еще и Анемоса. Ундсет, молодая врач-ветеринар из соседней деревни, нередко лечила обитателей Мимамейдра. Не так-то просто найти человека, на чье молчание можно было бы положиться. Немало любителей охоты заплатили бы целое состояние за информацию, что в Норвегии есть где поживиться такой редкой дичью, как водяные кони и драконы. Но Ундсет, Холли Ундсет, так страстно ненавидела охотников на волков и медведей, что Барнабас в один прекрасный день пригласил ее в Мимамейдр. Когда погас монитор, с которого Вита и Гиневер сообщили страшную новость, в библиотеке воцарилось тяжелое молчание. Даже Хотбродд опустил свой резак. На одной из книжных полок были расставлены фотографии пегасова гнезда. Бен подошел ближе и уставился на три серебристых яичка размером меньше куриных. Гиневер уже расписывала в красках, какими крошечными будут жеребята, когда вылупятся, но Вита объяснила ей, что яйца пегасов спустя два месяца начинают увеличиваться. – Мы можем обогревать яйца электрическим одеялом, – предложил Бен. – Или положить в инкубатор, куда мы клали брошенную кладку диких гусей – помните? Но Барнабас покачал головой: – Нет, это не подойдет. И не только потому, что техника в присутствии сказочных существ часто отказывает. Дело в том, что яйца некоторых крылатых созданий лопаются от соприкосновения с металлом или пластмассой. Мы не можем идти на такой риск. Мухоножка, ты собрал большую часть этой библиотеки и, в отличие от нас всех, прочитал все эти книги. Можешь нам что-нибудь посоветовать? Гомункулус явно почувствовал себя польщенным. – Я припоминаю, что у нас есть факсимильное издание одной итальянской рукописи, где среди прочего говорится о яйцах пегаса, – сказал он, обводя взглядом полки. – Ах, где же это там было? Минутку! Он проворно спустился по руке Бена и, балансируя по спинкам стульев и столам, добрался до своего ноутбука величиной со спичечный коробок. Бен и профессор Спотисвуд собрали его специально для Мухоножки. Гомункулус научился печатать на нем с такой же легкостью, с какой он осваивал любое новое знание, и даже разработал собственную программу, в которой никто, кроме него, не мог разобраться. – Так. Вот оно: «Яйца пегаса. Особенности: смотри итальянскую алхимическую рукопись семнадцатого века. Страница двадцать семь, строка шестнадцать». Мухоножка захлопнул ноутбук и в мгновение ока вскарабкался на высокий стеллаж, полностью оправдывая данное ему имя. Гомункулус обожал свой мини-компьютер. Он вел в нем дневник, заносил каждое новоприбывшее в Мимамейдр сказочное существо в таблицу, включавшую описание, происхождение и пищевые предпочтения, а также сохранял в бесчисленных файлах разнообразнейшую информацию о сказочных существах и других диковинах. Но его пылкая любовь к книгам оставалась неизменной. Остроносое личико Мухоножки сияло детским восторгом над печатными страницами, и чем старше была книга, тем благоговейнее он переворачивал бумажные или пергаментные листы. Бен всякий раз тревожно вздрагивал, видя, как гомункулус тащит с полки тяжеленный том, способный придавить его насмерть. Вот и сейчас книга, которую Мухоножка после недолгих поисков вытянул из ряда других, размерами намного превосходила его самого. – Дорогой Мухоножка, позволь, я тебе помогу! – Барнабас, очевидно, разделял страхи Бена. Он снял с полки гомункулуса и книгу и опустил на стол, под которым сидел хобгоблин, большой любитель поиграть на губной гармошке – на слух Бена, исключительно фальшиво. – Минуту терпения… Сейчас найду… – Мухоножка переворачивал пергаментные страницы бережно, словно опасаясь, что они рассыплются под его крошечными пальцами. – Двадцать пять, двадцать шесть… Да, вот это место! Тут очень старый итальянский, я вам переведу на современный язык… – Он откашлялся, как всегда перед тем, как прочитать что-нибудь вслух. – Яйцо крылатого коня, называемого pegasus unicus, одно из величайших чудес на свете. Его скорлупа, серебристая вначале, становится прозрачной по мере того, как подрастает внутри жеребенок, и кажется под конец сделанной из драгоценного стекла. Но по прочности она может поспорить с алмазом. Самое удивительное начинается, когда жеребенок достигает возраста шести недель. К этому моменту он уже такой большой, что ему становится тесно в яйце. И тогда мать принимается лизать скорлупу, и яйцо от этого увеличивается, не теряя твердости. Но… – тут Мухоножка запнулся и бросил испуганный взгляд на Бена и Барнабаса, – но такое действие оказывает только материнская слюна. Если с матерью что-то случается, яйцо не растет, и жеребенок задыхается в непробиваемой скорлупе. Хотбродд с такой силой воткнул резак в стол, под которым сидел хобгоблин, что тот выронил гармошку из мохнатых пальцев. За окнами начался дождь. Барнабас подошел к стеклянной стене, с которой дюжина хрустальных улиток слизывала стекающие капли, и поглядел наружу. – Хотбродд, ты не мог бы послать ворону к Ундсет, чтобы она была в курсе и постаралась быть у нас, когда прибудет пегас? Тролль молча кивнул и вышел, тяжело ступая. Бен стоял, размышляя. Последний пегас здесь, в Мимамейдре… Хорошо, что Ундсет – надежный человек. Подумать страшно, что было бы, узнай широкая публика о присутствии тут крылатого коня. Раньше Барнабас публично заявлял о том, что верит в сказочных существ. Но теперь Визенгрунды пришли к выводу, что единственный шанс сохранить жизнь этим созданиям – это держать их существование в тайне. Принципами, на которых основывалась система помощи, стали тайна и разветвленная сеть посвященных, в число которых не так просто было попасть. СВОСКАСОЗ объединял теперь не только защитников гигантских спрутов, сфинксов и горных гномов, но и многочисленных борцов за права других исчезающих видов, будь то гориллы, серые тюлени, рыси, морские черепахи или любые другие удивительные существа, находящиеся на грани вымирания. Хоттброд вернулся. В дверях ему приходилось пригибаться. Мухоножка спросил его однажды, почему он сделал дверь на человеческий рост, хотя здесь ходят самые разнообразные существа. «Это не на человеческий рост, гомункулус. Это на рост Барнабаса», – проворчал тролль в ответ. Гиневер подозревала, что Хотбродд обязан Барнабасу жизнью, но ни из того, ни из другого не удавалось вытянуть, при каких обстоятельствах они познакомились. – И как мы будем увеличивать эти яйца без матери, а, Барнабас? – Тролль часто произносил вслух то, что остальные думали про себя. Барнабас очень ценил его за это. – Понятия не имею, Хотбродд, – пробормотал Барнабас, неотрывно глядя на дождь за окном. – Хорошо еще, если и отец у нас не помрет с горя. Врать не буду: я просто не знаю, что делать. Но… – он повернулся к мониторам, глядевшим со стены, – друзья-то у нас на что? 3. Защитники В любом происходящем безобразии виноват не только тот, кто его творит, но и те, кто ему не препятствует.