Джек подошел к кокосовым скорлупам с пресной водой, лежавшим в тени, взял одну, полную, и стал пить. Вода текла на подбородок, на шею, заливала грудь. Наконец он шумно отдышался: — Уф, хорошо! Саймон сказал из шалаша: — Повыше чуть-чуть. Ральф повернулся к шалашу и вместе с веткой приподнял лиственный настил. Настил качнулся, и листва запорхала вниз. В дыре показалось сокрушенное лицо Саймона: — Ой! Ральф с отвращением оглядывал руины. — Так мы в жизни не кончим. Он бросился на землю у ног Джека. Саймон все смотрел сквозь дыру в шалаше. Ральф лежа объяснял: — Целыми днями работаем. И видишь! Два шалаша еще кое-как держались. Этот совсем развалился. — А им бы только гонять. Помнишь собрание? Как все клялись трудиться, пока строить не кончим? — Ну, я и мои охотники… — Охотники, эти пусть. Ну, малыши, они… Он помахал рукой, поискал слова. — Они безнадежные, но ведь кто постарше — тоже не лучше. Ты только пойми. Мы тут целый день работаем с Саймоном. И больше никого. Купаются, едят, загорают. Саймон осторожно высунул голову. — Ты главный. Ты их сам распустил. Ральф, растянувшись, смотрел на небо и пальмы. — Собрания. Очень уж мы их любим. Каждый день. Хоть по два раза в день. Все болтаем. — Он оперся на локоть. — Вот сейчас протрублю в рог, и увидишь — примчатся как миленькие. И все честь честью, кто-то скажет — давайте построим самолет, или подводную лодку, или телевизор. А после собрания пять минут поработают и разбегутся или охотиться пойдут. Джек вспыхнул: — Ну, мясо-то нам нужно. — Да, но пока его что-то не видно. А шалаши нам тоже нужны. И вообще: охотники твои давным-давно вернулись. Купаются. — Я один пошел, — сказал Джек. — Я их отпустил. Мне… Он рвался передать, что гнало его выследить, настигнуть, убить. — Я один пошел. Я думал, я сам… Снова метнулось в глазах безумие. — Я думал, я убью. — Но не убил. — Думал, убью. Голос у Ральфа дрожал от подавленного волненья: — Но ты не убил пока что. Если б не призвук скрываемой ярости, предложенье могло показаться невинным: — Ну, а насчет шалашей — это ты никак? — Нам мясо нужно. — Но его у нас нет. — Враждебность звенела уже открыто. — Будет! В следующий раз будет! Мне бы только бородку на копье. Мы ранили свинью, а копье не держится. Вот научимся делать бородки… — Нам нужны шалаши. И вдруг Джек завопил надсадно: — Обвиняешь меня, да? — Нет, просто мы весь день тут потеем. Больше ничего. Оба покраснели и отвели глаза. Ральф перекатился на живот и стал дергать травинки. — Если дождь польет, как когда мы высадились, нам еще как шалаши понадобятся. И потом, нам шалаши нужны из-за… ну… Он запнулся. Оба перебарывали гнев. И Ральф углубился в другую, безопасную тему: — Сам-то ты не замечал? Джек опустил копье, сел на корточки. — А что? — Ну, боятся они. Он снова перекатился на спину и посмотрел в свирепое, чумазое лицо Джека. — Понимаешь — снится им что-то. Я слышал. Ты вот ночью не просыпался? Джек покачал головой. — Разговаривают, плачут. Малыши. А то и… будто бы… — Будто бы плохо на этом острове. Удивленные тем, что их перебивают, оба подняли глаза на строгое лицо Саймона. — Будто бы, — сказал Саймон, — зверь… зверь или змей и вправду есть. Помните? Двое старших вздрогнули от постыдного слова. О змеях уже не упоминалось, не полагалось упоминать. — Будто бы плохо на этом острове, — отчеканил Ральф. — Да, точно. Джек сел и вытянул ноги. — Они чокнутые. — Да, шизики. А как на разведку ходили — помнишь? Оба улыбнулись, вспомнив те чары первого дня. Ральф продолжал: — Так что шалаши нам нужны вместо… — Дома родного. — Точно. Джек подобрал ноги, обхватил переплетенными руками коленки и нахмурился, стараясь разобраться в собственных мыслях. — А все же в лесу, ну, когда охотишься, не тогда, конечно, когда фрукты рвешь, а вот когда один… Он осекся, не уверенный, что Ральф серьезно его слушает. — Ну-ну, говори. — Когда охотишься, иногда чувствуешь… И вдруг он покраснел.