Джек сел, недовольный. — И — последнее. Об этом и так разговоры, наверное. Он выждал, пока на площадке водворилась тишина. — Не получается у нас как-то. Не пойму, что такое. Так хорошо начинали. Весело было. И вот… Он погладил рог, устремив мимо них пустой взгляд, думая про зверя, змея, костер, разговоры про страх. — И вот все начали бояться. Поднялся и тотчас замер ропот, почти стон. Джек уже не строгал. Ральф продолжал отрывисто: — Это все малыши зря болтают. Это надо уладить. Так что вот, последнее, что нам остается еще решить, — это насчет страха. Опять ему в глаза полезли волосы. — Надо поговорить насчет этого страха, ведь бояться-то нечего. Я и сам иногда боюсь. Только глупости это! Выдумки. Давайте разберемся насчет этого страха, и тогда он не будет нам мешать, и можно будет заняться серьезными делами, как костер, например. — В голове у него мелькнула картинка — трое мальчиков над сверкающим морем. — И опять нам будет хорошо, нам будет весело. Ральф торжественно положил рог на бревно в знак того, что речь его окончена. Пробивавшиеся к ним лучи уже совсем припадали к земле. Джек встал и взял рог. — Значит, решили поговорить начистоту. Ладно. Скажу все прямо. Весь этот страх вы, малыши, сами выдумали. Зверь! Да откуда? Ну, бывает и нам страшно иногда, но подумаешь, дело большое — страшно! Вот Ральф говорит, вы по ночам орете. Ну и что! Это просто от кошмаров. И вообще — вы не строите, вы не охотитесь, толку от вас чуть, сыночки мамочкины, неженки. Вот. Нам тоже страшно бывает, но мы нюни не распускаем! Ральф смотрел на Джека, раскрыв рот, Джек ничего не замечал. — От страха вас не убудет. Сам-то страх не кусается. Нет здесь на острове никаких страшилищ. — Он оглядел перешептывающихся малышей. — А так бы вам и надо, если бы вас кто-то и съел, кому вы нужны, плаксы несчастные! Да только нет — слышите вы? — нет зверя здесь… Ральф не выдержал: — Да ты что? Кто говорит про зверя? — Сам же недавно говорил. Сказал, снится им что-то, они кричат. А теперь распустили языки, и не одни малыши, но бывает, даже мои, охотники — болтают про черное что-то, про зверя какого-то, я сам слышал. А, так ты не знал, да? Тогда послушай. На таких маленьких островах не бывает больших зверей. Исключительно свиньи. Львы и тигры водятся только в больших странах, в Африке, например, или в Индии… — Или в зоопарке… — У меня рог! И я не про страх говорю. А я про зверя говорю. Хочется вам пугаться — пожалуйста! Но насчет зверя… Джек помолчал, качая рог, как ребенка, потом повернулся к своим охотникам в грязных черных шапочках: — Настоящий я охотник или нет? Они только закивали в ответ. Да, охотник он настоящий. Тут кто же мог сомневаться? — Ну так вот, я прочесал весь остров. Сам. Один. Если б тут был зверь, я бы его увидел. Можете бояться, раз вы трусы такие, но зверя в лесу никакого нет. Джек отдал рог и сел. Все облегченно захлопали. Рог взял Хрюша. — Вообще-то я с Джеком не согласен. Но кое-чего он верно сказал. Зверя в лесу нету. И не может быть. Чего бы он кушал? — Свиней! — Вот мы же едим свиней! — Хрюшек он кушает! — У меня рог, — возмутился Хрюша. — Ральф, скажи им, ну чего они, а Ральф? Эй вы, малыши, тихо! Я говорю, насчет страха это я не согласен с Джеком. В лесу вам бояться нечего. Да я тоже там был. Вы еще духов выдумаете и привидения разные. Что есть — то и есть, и всегда понятно, что к чему, а если чего не так, на все люди есть, чтоб разобраться. Сразу, как будто выключили свет, зашло солнце. Хрюша снял очки и, мигая, посмотрел на малышей. Потом он продолжал свои разъяснения: — Когда у тебя болит, к примеру, живот, все равно, большой он там у тебя или маленький… — Ну, у тебя-то большой! — Ладно, вы кончайте смеяться, а тогда мы, может, продолжим собрание. И если малыши полезут обратно на кувыркалку, они сразу ведь свалятся. Так что лучше уж сразу садитесь на землю и слушайте. Ну вот. Для всего свои доктора есть, даже для мозгов. Неужели ж вы думаете, так и можно все время неизвестно чего бояться? В жизни, — сказал убежденно Хрюша, — в жизни — все научно, вот. Года через два, как кончится война, можно будет летать на Марс, туда и сюда. Я знаю — нету тут никакого зверя, ну, с когтями и вообще — но я и про страх тоже знаю, что нету его. Хрюша помолчал. — Если только… Ральф вздрогнул: — Если — что? — Если только друг дружку не пугать. Кругом раздались неприязненные смешки. Хрюша втянул голову в плечи и заключил скороговоркой: — Ну давайте выслушаем малыша, который про зверя говорил, и, может, объясним ему, что все это глупость одна. Малыши затараторили все разом, и один выступил вперед. — Как тебя зовут? — Фил. Для малыша он держался уверенно, покачал рогом в точности, как Ральф, и так же точно, как Ральф, оглядел всех, призывая к вниманию. — Вчера мне приснился сон, страшный сон, как будто бы я дерусь. Как будто я около шалаша, один, и я отбиваюсь от этих, от крученых, какие висят по деревьям. Он умолк, и в нервном хихиканье малышей был призвук ужаса и сочувствия. — Я испугался и проснулся. Проснулся и вижу — я один около шалаша, а этих черных и крученых уже нет. Они затихли, воочию, с трепетом представив себе все это. Опять из-за рога запищал детский голосок: — Я испугался и стал Ральфа звать и вдруг вижу: под деревьями идет что-то, большое и страшное. Он смолк, обмирая от воспоминания, но не без гордости, что сумел напугать и других. — Это у него был кошмар, — сказал Ральф, — он ходил во сне. Собрание сдержанным гулом одобрило мудрость Ральфа. Малыш упрямо затряс головой. — Нет, когда те, крученые, со мной дрались, это я спал, а когда они пропали, я уже не спал, и я видел, как что-то большое и страшное идет под деревьями. Ральф потянулся за рогом, малыш сел. — Нет, ты спал. Никого там не было. Ну, кому охота ночью по лесу бродить? Кому? Выходил кто-нибудь ночью? Все долго молчали, усмехаясь дикому предположению, что кто-то мог выходить в темноте. Но вот встал Саймон. Ральф глядел на него во все глаза. — Ты? Тебе-то зачем в темноте по лесу шататься? Саймон судорожно вцепился в рог. — Я хотел… я хотел к одному месту пройти. — Какому еще месту? — Ну, есть одно место. В джунглях. Он замялся. Джек снял напряжение; только он умел говорить так презрительно, так насмешливо и твердо: — Все ясно! Ему живот схватило. Ральфу стало обидно и стыдно за Саймона, и, строго глядя ему в лицо, он отобрал у него рог. — Ладно. Ты больше не надо. Понял? Ночью туда не ходи. И так глупости всякие болтают про зверя, а тут еще ты на глазах у малышей будешь красться, как какой-то… В издевательских смешках остался призвук страха, и еще в них было осуждение. Саймон открыл рот, но рог был уже у Ральфа, и он сел на свое место.