— Хватит, больше я Ральфу не слуга. Он кинул взглядом по бревнам справа, подсчитывая охотников, прежде составлявших хор. — Я ухожу. Один. Пускай он сам свиней половит. Кто захочет охотиться вместе со мной — пожалуйста. И, натыкаясь на бревна, бросился к спуску на белый песок. — Джек! Джек оглянулся, посмотрел на Ральфа. Мгновенье постоял, застыв, и крикнул пронзительно, бешено: — Нет! Спрыгнул с площадки и побежал по берегу, не замечая катящихся слез. И пока он не скрылся в лесу, Ральф смотрел ему вслед. Хрюша был вне себя. — Ну, Ральф же, я говорю, а ты стоишь, как… Тихо, глядя на Хрюшу и не видя его, Ральф сам с собой говорил: — Он еще вернется. Солнце зайдет, и он вернется. — И тут он увидел рог в руках у Хрюши. — Ты чего? — Ну так вот… Хрюша оставил попытку урезонить Ральфа. Прочистил стеклышко и вернулся к своей речи: — Обойдемся и без Джека Меридью. И другие у нас на острове найдутся. Но раз уж зверь этот вправду есть, хоть мне чего-то не верится, нам все равно надо держаться поближе к площадке; так что не больно он и нужен теперь со своей охотой. Ну, и нам, значит, надо решить, что делать. — Ничего мы не решим, Хрюша. Ничего нельзя сделать. Все горестно примолкли. Потом Саймон встал и взял у Хрюши рог, и тот так удивился, что даже не сел. Ральф посмотрел на Саймона. — Саймон? Ну что у тебя опять? Легкий смешок пронесся по кругу, и Саймон съежился. — По-моему, что-то можно сделать. Нам… Снова под грузом публичности ему изменил голос. Он поискал взглядом сочувствия и выбрал лицо Хрюши. И повернулся к нему, прижимая к смуглой груди рог. — По-моему, надо подняться на гору. По кругу прошла дрожь. Саймон осекся. Хрюша смотрел на него с насмешливым недоуменьем. — Зачем же туда подниматься к этому зверю, если уж Ральф и те двое ничего ему сделать не смогли? Саймон в ответ шепнул: — Что же можно еще сделать? На этом речь его окончилась, и Хрюша взял рог у него из рук. И Саймон сел в самом дальнем уголке. Хрюша теперь заговорил уверенней и таким тоном, который, будь обстоятельства чуть полегче, все сочли бы даже довольным. — Я, значит, уже сказал — мы без кое-кого обойдемся. И еще скажу — надо решать, как нам быть. И я, по-моему, знаю, чего Ральф нам сейчас скажет. Самое главное на острове — это дым, а дыма без огня не бывает. Ральф нетерпеливо дернулся: — Без толку, Хрюша. Костра у нас нет. Там оно сидит. А нам надо тут оставаться. Хрюша поднял рог, как будто его словам тем самым прибавлялось значительности. — Костра нет — на горе. А что плохого будет, если мы его тут разожгем? Вон на тех на скалах. Или на песке прямо. Дым-то от него, небось, точно такой же. — Верно! — Будет дым! — Можно у бухты! Все заговорили разом. Только у Хрюши могло хватить дерзости ума на то, чтоб предложить новый костер — на берегу. — Ну да, разожжем костер здесь, — сказал Ральф. Он огляделся. — Прямо тут — между площадкой и бухтой. Хотя, конечно… Он осекся и нахмурился, размышляя и в забывчивости обгрызая ноготь. — Конечно, дым этот будет ниже, не так далеко виден. Зато нам не придется подходить близко. Близко к… ну… Все сразу поняли и закивали. Да, близко подходить не придется. — Что ж, давайте разводить костер. Все гениальное просто. Обретя цель, за работу взялись со страстью. Хрюша так ликовал, так наслаждался освобожденьем от Джека, так гордился своим вкладом в общее дело, что помог таскать топливо. Далеко он, правда, за топливом не ходил, оно оказалось под рукой — рухнувший ствол на самой площадке, для других заповедный, ибо, хоть никто на нем никогда не сидел, святость площадки охраняла все, что было на ней даже ненужного. А близнецы сообразили, что костер теперь будет совсем рядышком и не так страшно будет ночью, и малыши пустились в пляс от этого открытия. Здесь валежник был не такой сухой, как на вершине. Почти весь сырой, сгнивший, изъеденный мечущимися жучками; поднимать его приходилось с осторожностью, иначе он рассыпался мокрой трухой. Они боялись углубляться в чащу и предпочитали собирать топливо по кромке, с трудом выдирая его из цепкого подлеска. Опушку и края просеки они хорошо знали, и рядышком был рог, были шалаши, и днем тут было не страшно. Как будет тут в темноте, думать никому не хотелось. И потому они работали спешно и весело, хотя с приближением сумерек спешность все больше отдавала паникой, а веселость истерикой. Пирамиду из листьев, прутьев, веток, стволов сложили на песке у самой площадки. Впервые Хрюша сам снял очки, стал на коленки и лично собрал лучи в пучок. И вот под дымным навесом расцвел желтый куст пламени. Малыши, после той, первой катастрофы почти не видевшие огня, весело расшалились. Скакали и пели, будто они на пикнике. Наконец Ральф приказал кончить работу и выпрямился, размазывая пот по лицу грязной рукой. — Костер нам нужен поменьше. С таким не справиться. Хрюша осторожно опустился на песок и стал чистить стеклышко. — Мы будем делать опыты, учиться. Сперва мы разожгем маленький жаркий костер, а потом будем туда зеленые ветки ложить — для дыма. Одни листья для этого побольше подходят, другие поменьше, и потому… Костер угасал, а с ним вместе и оживленье. Малыши перестали плясать и петь и разбрелись кто куда — за фруктами, в шалаши, по берегу. Ральф плюхнулся на песок. — Надо новый список составить, кому когда дежурить у костра. — Да, если ты кого сыщешь. Ральф огляделся. И тут он впервые заметил, как мало осталось старших, и понял, отчего последняя работа показалась такой трудной. — Где Морис? Хрюша снова потер стеклышко. — Наверно… нет, не пойдет он один в лес, правда же? Ральф вскочил, обежал костер, встал рядом с Хрюшей, отводя рукой волосы со лба. — Но нам нужен список! Ты, я, и Эрикисэм, и… Не глядя Хрюше в глаза, он просил небрежно: — Где Роберт, Роджер? Хрюша весь согнулся и подбросил щепочку в костер. — Наверно, ушли. Наверно, они с нами больше не водятся… Ральф опустился на песок и стал дырявить его пальцем. Вдруг в одной ямке он увидел кровь. Разглядел обгрызенный ноготь и заметил каплю там, где откусил заусеницу. Хрюша говорил: - …Я видел, когда мы топливо собирали, они ушли. Смылись они. За ним побежали. Ральф оторвал взгляд от ногтя и посмотрел ввысь. Словно в лад всем их переменам небо сегодня переменилось, как бы подернулось пылью, и горячий воздух пошел белыми пятнами. Мутный серебряный диск будто приблизился и остыл, но жара все равно давила, душила. — С ними вообще всегда морока, правда?