— Господи, да откуда же я знаю? Ральф дернулся, отвернулся и на несколько шагов отбежал от него по берегу. Джек на коленках чертил пальцем круги на песке. До них долетел сдавленный голос Хрюши: — Так это точно? Наверняка? — А ты поди да посмотри, — сказал Джек презрительно. — Скатертью дорожка. — Нет уж, спасибо. — У зверя зубы, — сказал Ральф, — и больше черные глаза. Его передернуло. Хрюша снял очки и стал протирать единственное стеклышко. — Что ж теперь делать-то? Ральф повернулся к площадке. Среди стволов, белой каплей против занимавшейся зари, мерцал рог. Ральф откинул космы со лба. — Не знаю. Он не забыл, как мчался сломя голову с горы. — По-моему, мы с такой громадиной драться не станем, это уж точно. Мы только все болтаем, а мы и на тигра не пойдем. Спрячемся. Даже Джек спрячется. Джек не отрывал глаз от песка. — А как насчет моих охотников? Саймон крадучись отделился от тени под шалашом. Ральф оставил без внимания вопрос Джека. Он показал рукой на желтый просвет над морем. — Пока светло, мы еще храбрые. Ну а дальше что? Он там засел у костра, будто нарочно, чтоб нас не спасли… Он не замечал, что ломает руки. Голос сорвался на крик: — Мы остались без сигнала… Пропали. Золотая точка высунулась из-за моря и разом подпалила небо. — А как насчет моих охотников? — Подумаешь, мальчишки, вооруженные палками. Джек вскочил на ноги. И, весь красный, зашагал прочь. Хрюша надел очки и сверкнул на Ральфа единственным стеклышком. — Ну вот. Ихнюю компанию задел. — Да помолчи ты! Разговор оборвали неумело извлекаемые звуки рога. Словно встречая серенадой восход, Джек дул, пока не всполошил в шалашах всех, и к площадке устремились охотники и хлюпающие, как всегда они теперь хлюпали, малыши. Ральф покорно встал, Хрюша тоже, и они побрели к площадке. — Болтовня, — сказал Ральф горько. — Одна болтовня. Он взял у Джека рог. — Это собрание… Джек его оборвал: — Я созвал собрание. — Не ты, так я бы. Ты просто в рог подул. — А это как — не считается? — Да возьми ты его. На, пожалуйста — говори-говори! Ральф сунул рог Джеку и сел на свое место. — Я созвал собрание, — сказал Джек, — из-за разных вещей. Во-первых, вы уже знаете, мы видели зверя. Мы забрались на вершину. В нескольких шагах от него были. Он сидел и на нас смотрел. Не знаю, что он там делает. Мы даже не знаем, что это за зверь… — Он выходит из моря… — Из темноты… — С деревьев спускается… — Да замолчите вы! — крикнул Джек. — Слушайте меня! Зверь, какой бы ни был, сидит наверху и… — Может, ждет… — Может, на нас охотится… — Да, охотится. — Охотится, — сказал Джек. Он вспомнил не раз испытанный лесной первобытный ужас. — Да. Зверь этот — охотник. Нет, пока помалкивайте! Во-вторых, убить его нам не удалось. И, в-третьих, Ральф сказал, что от моих охотников никакого толка. — Не говорил я ничего подобного! — Рог у меня. Ральф считает, что вы трусы, удираете от кабана и от зверя. И это еще не все. Вздох пронесся над площадкой, будто все чувствовали, что сейчас будет. Голос Джека, срывающийся, но решительный, разбивал настороженную тишину: — Он как Хрюша. Все повторяет за Хрюшей. Не ему нами командовать. Джек прижал к груди рог: — Сам он трус. Мгновенье помолчал и добавил: — Там наверху мы с Роджером пошли вперед, а он остался. — Я тоже пошел! — Потом уже. Двое мальчиков смотрели друг на друга сквозь нависшие космы. — Я пошел, — сказал Ральф. — Я уже потом убежал. Но ведь ты сам тоже убежал. — А ты скажи, что я трус, — попробуй. — Джек повернулся к охотникам: — Он не охотник. Разве он добывал нам мясо? Он не староста, мы про него вообще ничего не знаем. Только и умеет приказы отдавать, а люди, видите ли, должны ему подчиняться. Вся эта болтовня… — Вся эта болтовня? — крикнул Ральф. — Болтовня? А кто ее затеял? Кто созвал собрание? Джек весь красный, набычась, упершись в грудь подбородком, злобно глянул на него исподлобья. — Ну, ладно, — процедил он многозначительно, с угрозой, — ладно же. Прижал к себе рог левой рукой, а правым указательным пальцем рассек воздух: — Кто считает, что Ральф недостоин быть главным? Он с надеждой обвел всех глазами. Они замерли. Под пальмами стояло мертвое молчанье. — Поднимите руки, — сказал Джек строго, — кто за то, чтобы Ральф больше не был главным. Длилось молчанье — тяжкое, стыдное, густое. Щеки Джека постепенно бледнели, потом, вдруг, в них снова ударила краска. Он облизнул губы и так повернул голову, чтоб ни с кем не встречаться взглядом. — Кто считает… Голос сорвался. Рог заплясал в руках. Джек откашлялся и сказал громко: — Ну что ж, ладно. Очень осторожно он положил рог на траву у своих ног. Из обоих глаз выкатилось по постыдной слезинке. — Я с вами больше не вожусь. Все. Большинство потупились — разглядывали траву, свои ноги. Джек снова откашлялся.