– А они все здесь, жена, сыновья, вот там, где вы стоите, – мимо проходили двое мужчин, и один произнес это, глядя ей под ноги. – А мы Ивинскую ищем, – продолжил он, когда Марина осторожно перешла на другое место. – Розовое надгробие, не видали?.. Руслан загорелся идеей отыскать могилу Ольги Всеволодовны, и еще около часа друзья бродили по кладбищу, забираясь в непролазные тупики, но безуспешно. Начинались сумерки, и Надя предложила дойти до дома-музея Пастернака. Они перешли по мостику реку, чья темная вода, казавшаяся зеленоватой, текла вдоль снежных берегов. На другой стороне оказалась улица с современными особняками. Напрямую пройти не получилось – проход был перегорожен чьим-то участком. Пришлось возвращаться. Когда Надя увидела ворота Дома творчества, то опять вспомнила долгие разговоры, запах столовой, длинные ночи, зимний воздух и сосны, раскачивающиеся и вздыхающие где-то там, наверху. Хотя вспоминать сосны не было нужно – она видела их сейчас, и деревья казались точно такими же, что и тогда. Друзья подошли к музею, когда небо начало густеть сумерками. Надя была рада попасть в теплое помещение, она немного замерзла, и потому ей хотелось подольше побыть в этих комнатах, рассматривая обстановку, фотографии и особенно – книги. Поль сразу подошел к книжному шкафу и вытащил светло-зеленый томик в потрепанной обложке. Открыв книгу наугад, он жадно прилип к странице, медленно проводя рукой по затылку. – Поль, ты не в библиотеке, положи, нас сейчас выгонят! – зашептала ему Марина. – Не выгонят, – ответил Аполлон и перевернул страницу. – Ну и как знаешь! Если что, я не с тобой! – она прошла в другой угол комнаты, где висела одежда Пастернака. – Словно хозяин дома вышел, но скоро вернется, сядет за письменный стол и продолжит работу… – задумчиво сказала Юля, рассматривая серое пальто, висящее на деревянной вешалке. – Все так выйдем, – подошел к ней Антон. – Но не у всех дом станет музеем. – А ты бы, конечно, хотел, чтобы твоя квартира стала мемориальной? – обернулся Руслан. – А ты бы нет? – А мне как-то все равно. – Понятно все с тобой. Ладно, я на воздух пошел. – Ты курить? Я тоже, – сказала Надя, которая успела согреться, и теперь ей казалось, что в комнатах душно. Спускаясь со второго этажа следом за Антоном, она вдруг, поскользнувшись, начала падать с лестницы и неожиданно съехала до самого низа. «Все падения так и происходят – внезапно и непредвиденно». – подумала она, сидя на полу. «Я в порядке», – Надя поспешила успокоить бросившихся к ней на помощь перепуганных музейных бабушек. – Мощный заезд, а? Не обошлось без Чуковского, – обиженно сказала она Антону, помогавшему ей подняться. – А не надо было ругать его дневники возле могилы! – Надь, ты жива? – сверху крикнула Марина. – Нормально, просто бахилы скользкие. После музея друзья спустились к роднику. Там, под шум воды, допили оставшееся вино. Совсем стемнело, и вдоль улиц поселка зажглись фонари. Мирное журчание иногда прерывал отдаленный собачий лай. Уже в электричке Надя почувствовала, что очень устала. Через несколько станций Марина заснула у Поля на плече. Он всю дорогу до Москвы сидел, повернувшись к окну, словно хотел увидеть там что-то важное. Юля с Настей рассматривали фотографии на маленьком экране фотоаппарата. В электричке было довольно безлюдно, и Антон с Русланом, не прячась, распивали водку, добытую в околостанционном магазинчике. Надя тоже отпила из бутылки и закрыла глаза. Она представляла, что вместе с ними в Москву едут снежный свет, красные ягоды, сосны, река и журчание родника. 35. На бульваре Надя поднялась и стряхнула снег с колен. Может, ей просто пора повзрослеть, и нет там, внизу, подо льдом Патриаршего пруда никаких невиданных рыб, а уж тем более – слов о любви. Сегодня был один из тех дней, когда казалось, нет никакого будущего, лишь настоящее – серое, непонятно зачем и куда текущее, словно все лучшее уже с ней случилось и впереди лишь старость и смерть. Прошедшие новогодние праздники только усилили это ощущение, и ничто не могло его развеять. У Нади только что вышла первая книга, на работе обещали прибавление зарплаты, встречи с друзьями не давали скучать, но пустота, растущая внутри, незаметно разрослась и затопила собой весь мир. Наде казалось – она находится на дне огромной стеклянной банки, всех оттуда видит, но не может позвать на помощь, потому что ее слова не услышат… Она не заметила, как дошла до бульвара. После памятника Есенину Надя свернула на крайнюю дорожку, чтобы подойти ближе к Литинституту. На голове и плечах Герцена лежал снег, а клумбу, в которой Надя однажды провела ночь, полностью замело, словно ее и не было. Иногда ей казалось, будто все эти семь лет она не просыпалась и до сих пор спит там, во дворике, под снегом, где запах сухой травы перебивает запах земли. «Лучше бы Лялина вообще не было!» – подумала она. Бездна отчаяния, захватившая ее после расставания, с каждым днем становилась все меньше, буря стихла, и теперь Надя лежала на дне этой пропасти, как самолет, упавший в океан. Что бы она ни делала, то чувство непоправимости, с которым Надя проснулась в первую ночь после их разлуки, не уходило. Она научилась лишь ненадолго забывать о нем. Словно вместе с Повелителем из ее жизни исчезла какая-то жизненно важная деталь, которую Надя так и не смогла заменить. Она повернулась и посмотрела вперед, раздумывая, идти к метро или побродить еще немного. Зачем она так мучает себя? Марина за это время успела второй раз выйти замуж, а ведь тоже любила своего Ветрова. И ничего, пережила. И она переживет. После Лялина Надя оставалась одна. Она пробовала найти кого-то, но мужчины, вроде бы неплохие, на свиданиях ее раздражали, или ей становилось за них стыдно, и каждый раз она неизменно ловила себя на мысли: что я здесь делаю, с этим человеком? Сейчас впервые она ощутила почти смертельное желание влюбиться и снова почувствовать себя живой… Надя решила идти к метро. Она дошла до середины бульвара, когда человек, идущий на нее, показался ей знакомым. Надя вздрогнула, но сперва не обратила внимания – такое часто случалось, особенно поначалу, сразу после их разрыва. Если раньше она безошибочно угадывала вдали Повелителя, отличая от прочих крошечных силуэтов, то после расставания Надя начала видеть его в чужих людях, немного походящих на него ростом, одеждой или сложением. Но в этот раз человек, похожий на Лялина, по мере приближения не обретал собственные черты, а оставался Повелителем. Надя медленно шла, все еще не веря в происходящее. Теперь Надя точно знала – это он. Лялин медленно шел ей навстречу. Надя подумала, что она успеет развернуться и убежать. Но Повелитель подошел слишком близко и уже заметил ее. Бежать было поздно, да и как-то глупо. Наде стало немного стыдно за свои раздумья, в кого она могла бы влюбиться, словно Лялин мог подслушать ее мысли. «Я всегда буду искать тебя на бульваре», – вспомнила Надя свои слова и по-настоящему испугалась. Искала ли она его сегодня? Искала ли его каждый день, или наоборот, сделала все возможное, чтобы перестать ждать эту встречу? – Здравствуй, – сказал Лялин. – Здравствуй, – не сразу ответила Надя. – Не думал, что увижу тебя… так нескоро. Ты здесь работаешь недалеко? – Нет, не здесь. Я в «Шифре» работаю… – В «Шифре» – это хорошо. Они где-то в районе Покровки сидят? – Да, на Покровке, – ответила Надя, вспомнив, как попала на площадь Лялина и после этого перестала ходить той дорогой, чтобы не вспоминать о нем. И вот теперь они стоят на бульваре и говорят о какой-то ерунде. С момента их последней встречи Повелитель почти не изменился, разве что немного похудел и на лбу появилась новая морщина, которую Надя раньше не замечала. – Я сегодня освободилась уже. А ты? – А я, не поверишь, преподаю литературное мастерство в Литературном институте. – Литературное в литературном? – Надя улыбнулась. – Пожалуй, что так. – И как, студентки симпатичные есть? – Симпатичные есть, – перестал улыбаться Лялин. – Талантливых мало. – Это почему? – А талант вообще штучный экземпляр… А вот ты – не перестала писать? Надя ответила не сразу. Ей вдруг захотелось сказать, что она давно не пишет и вообще считает это странным занятием, и на самом деле стихи никому не нужны, но тут же передумала. – Пишу. Книга недавно вышла. – Книга? Поздравляю! Подаришь? – Подарю. Она даже в нашей лавке есть. Ты не видел? – Нет, я давно не заходил. А пойдем купим сейчас? Ты мне подпишешь. У тебя время есть? – А как же семинар? – Ты же помнишь, во сколько начало? Время не изменилось. – Помню. Пойдем, – ответила она. – Как вообще твои дела? – спросил Лялин, когда они шли по бульвару. Надя тысячу раз представляла их встречу. А сейчас ощущала себя так, словно все ее чувства находятся под каким-то странным наркозом, словно между ней и этим человеком никогда ничего не происходило. Не возникало чувства единства и завершенности мира, как тогда, раньше, когда они вместе шли по бульвару, и жизнь Нади становилась такой, какой и должна была быть. Ей стало страшно: если она сейчас ничего не чувствует, может, она вообще никогда ничего не сможет испытать? Как будто она уже умерла… – Дела? Вроде бы… Наверное, хорошо. «Мне невыносимо. Я каждый день надеюсь не проснуться, но все равно утром открываю глаза», – этого Надя говорить не стала. – Хорошо? – недоверчиво переспросил Лялин. – Точно ничего не случилось? У тебя сейчас такое выражение лица, словно произошло что-то ужасное. Я могу помочь. – Выражение? У меня ноги замерзли. – Ноги? – Он посмотрел вниз, на ее лаковые ботинки. – Конечно, холодно в таких башмачках. Может, зайдешь на кафедру, я тебе чая налью? Они прошли через желтые ворота, и Надя, сделав несколько шагов, остановилась. Каждый раз, когда она заходила сюда, ей хотелось замереть и как следует почувствовать этот мир, не упустив ни одной детали. Надя часто думала, как странно, что она ни разу не увидела в их дворике Лялина… Осенью она встретила здесь Весина. Бывший ректор сидел на лавочке, сложив руки на груди. По его взгляду было видно – Николай Сергеевич не замечает происходящего вокруг. Нового ректора выбрали спустя два года после того, как Надя закончила учебу. Весин продолжал руководить кафедрой творчества и казалось, потеря руководящей должности его нисколько не тяготит. – А… Это же… вы? – произнес он, когда Надя подошла ближе. – Помню-помню. Садись, посидим. Стихи пишешь? – Пишу. – Молодец. А что с работой? Надя рассказала про издательство. – Это хорошее место. А как начальник? Трудно, наверное, с Кубениным? Мы раньше часто пересекались… Весин снова задумался, потом, словно что-то вспомнив, резко встал со скамейки.