Нила мечтала стать дизайнером, но ее родители ни за что не позволили бы своей дочери такое баловство (как и любое другое). Ведь она же маталийская принцесса, а маталийская принцесса должна красиво одеваться, хорошо выглядеть, в один прекрасный день выйти замуж – вот и все. Однако Ниле хотелось большего, гораздо большего. Яркие цвета заставляли ее сердце биться быстрее. Ткань в ее руках оживала. У принцессы Матали были энтузиазм и талант, и она хотела их использовать. Серафина взяла подругу за руку. – Мне жаль, Нила. – Да ладно. Раз я не могу быть дизайнером, так хоть сделаю вид. – Ты и есть дизайнер, – с неожиданным жаром возразила Серафина. – Работа дизайнера – создавать красоту, а именно это ты и делаешь. И не важно, нравится это другим или нет. Нила улыбнулась. Верная, точно львиная скорпена-ерш, Серафина всегда была готова броситься на защиту тех, кого любила. Одна из многих причин, по которым Нила обожала подругу. – Надеюсь, Алитея не любит розовое. Не хочу, чтобы она подумала, будто я – большая вкусная конфета зи-зи, – сказала Нила. – Она действительно десятифутовой высоты? – Да. – Ага, совсем как… а почему? – Квиа Мерроу декревит. – А зачем нужно это длинное, заковыристое заклинание? – Квиа Мерроу декревит. – А зачем приносить обет жениху в шестнадцать лет? Это просто Средние века какие-то. Погоди-ка… дай я сама угадаю. – Квиа Мерроу декревит. – Серафина, но ведь Мерроу так постановила примерно сорок столетий назад. С тех пор немало воды утекло, ты не находишь? – Нахожу. Поверь, Нила, я прослушала очень много каури об истории Атлантиды и о жизни Мерроу по самым разным учебным курсам, но так и не поняла, зачем она установила свои странные постановления. Вся эта ерунда с докими – это полное варварство и пережиток прошлого. Оно действительно было нужно в те времена, когда жизнь была коротка и полна опасностей, а принцесса должна была быть готова править государством в самом юном возрасте, – сказала Серафина. – Самое чудное в этой церемонии то, что меня объявят взрослой и подходящей для того, чтобы править, а я имею о правлении примерно такое же представление, как о полете на Луну. Я даже собственным двором управлять не в состоянии. Она тяжело вздохнула. – Что? Что случилось? – спросила Нила, встревоженно заглядывая подруге в глаза. – Мой двор, – Серафина состроила гримаску. – Есть одна русалка… Ее зовут Лючия. – Я ее помню, – кивнула Нила. – Когда я была здесь в прошлый раз, моя кожа только-только начинала светиться, так эта девица мне сказала, что я похожа на противотуманный фонарь – в самых куртуазных выражениях, разумеется. – Это похоже на Лючию, – вздохнула Серафина. – Знаешь, Нила, она кое-что сказала про Махди. «О нет. Пора менять тему разговора», – подумала Нила и предложила: – Слушай, а давай поплаваем! Почему бы нам не прогуляться над развалинами, не размять хвосты? А по дороге можно поговорить. Нила потянула Серафину за руку. Они поднялись с груды коралловых водорослей и проплыли через полуразрушенный дверной проем. Время сурово обошлось с древней аркой. Стены старого дворца обвалились, а вместе с ними и крыша. Мозаичные полы скрылись под какими-то обломками, зарослями анемонов и кораллов. В помещении, некогда бывшем тронным залом Мерроу, по-прежнему устремлялись ввысь колонны из синего кварца – остатки былого великолепия. – Ты обязательно должна увидеть рубиновое ожерелье, которое я сегодня надену. Оно принадлежит моей матери. Совершенно непреодолимо, – заговорила Нила, когда они поплыли бок о бок. Она болтала, изо всех сил стараясь увести разговор от Махди. – Как поживают твои родители? – спросила Серафина. – Отлично! Сказочно! Шлют наилучшие пожелания и сожалеют, что не смогли приехать. Но кто-то должен присматривать за государством в отсутствие дяди Байлаала. – А как дела у императора и императрицы? И у твоего брата и… Махди? – Просто прекрасно. Правда, сегодня я их еще не видела. Вчера вечером мы расстались около восьми. Я так устала, что сразу отправилась в свою комнату и завалилась спать. И все остальные сделали то же самое. – Нила… – О! А я рассказывала тебе, как мы в последний раз ездили с государственным визитом? Ха! Такая забавная вышла история, – сказала Нила и принялась торопливо и подробно рассказывать. Серафина слушала вполуха и наконец перебила подругу. – Так, э-э-э… как дела у Махди? У Нилы сжалось сердце, улыбка сползла с лица. Серафина остановилась. – В чем дело? – Ни в чем, – живо воскликнула Нила. – У Махди все хорошо. – Хорошо? У моей двоюродной бабушки Берты тоже все хорошо. Чего ты недоговариваешь? Нила вытащила из кармана еще одну конфету. – Ой, это такая вкуснятина. Засахаренный плоский червь с медовым взморником[11]. Попробуй! – предложила она подруге. – Нила! – Ну, пожалуй, Махди немного изменился с тех пор, как вы познакомились, – призналась Нила. – То есть в последний раз вы виделись два года назад. С тех пор мы все изменились. – Послушай, я знаю, ты его кузина, – сказала Серафина. – Но ты еще и моя подруга и должна рассказать мне правду. Нила вздохнула. – Хорошо, тогда… вот тебе правда: его чокнутое высочество принц Махди, кажется, переживает переходный возраст. По крайней мере, так говорит тетя Ахади. Она во всем винит Язида. – Твоего брата? А он-то здесь при чем? – Язид помешан на вечеринках. Готов осьминога на голову надеть, только бы повыставляться. Мои родители не знают, что и делать, а тетя Ахади просто в бешенстве. Говорит, Язид сбил Махди с пути истинного. Эта парочка вечно где-то пропадает. Все это началось около года назад – тогда они и прокололи уши. Тетя Ахади на стенку лезет от ярости. Они с моей мамой пригрозили выбросить эту парочку на берег и там и бросить. – Это не похоже на Махди, которого я помню, – пробормотала Серафина, нервно теребя оборку платья. – Нила, я должна спросить у тебя еще кое-что. Лючия сказала, что… Нила развернула очередную конфету, откусила кусочек и состроила гримасу. – Гадость. Забродивший морской еж. – Она скормила конфету проплывавшему мимо абудефдуфу[12]. – …Лючия сказала, будто у Махди есть подружка. Она сказала, что он… – Серафина осеклась. Нила сосредоточенно вытирала пальцы о листовидные водоросли каулерпа, но поняв, что подруга умолкла, тоже посмотрела вперед. И тоже увидела их. Тела двух русалов. Распластанные под огромным кораллом в глубине внутреннего двора, неподвижные. Серафина запаниковала. – Не… не могу понять, дышат они или нет. Нила, мы должны им помочь. Думаю, они мертвы! – проговорила она, подплывая ближе. Нила тоже ударилась в панику (совсем по другой причине) и процедила сквозь зубы: – Нет, они не мертвы. Только, если тетушка Ахади об этом услышит, они пожалеют, что не умерли. 8 Нила подплыла к Серафине, схватила подругу за руку и потянула за собой. – Поплыли отсюда! – решительно заявила она. – Это опасно, нужно позвать дворцовую стражу. – А вдруг они ранены или истекают кровью? Нельзя же просто так их бросить! – Еще как можно. Даже нужно. Нила держала крепко, но Серафина вырвалась и подплыла к бесчувственным телам. – Они не мертвы! Они дышат и… ой. Ух ты. Такого я не ожидала. Нила зажмурилась и ущипнула себя за переносицу. «Как можно быть такими глупыми? – подумала она. – Скажите на милость, как?» – М-м-м, Нила? Это Махди… – …и Язид, – закончила Нила, глядя на своих кузена и брата. Русалы лежали навзничь. У Махди голова повязана фиолетовым шарфом, на щеке – смачные отпечатки губной помады, в ухе болтается золотое кольцо, черные волосы собраны в хвост высоко на затылке. У Язида в каждом ухе блестит по серьге, а на груди кто-то нарисовал губной помадой улыбающуюся рожицу; в коротко стриженных черных волосах виднеются розовые пряди, на шее висит тяжелая золотая цепочка, на руке татуировка. Пока Нила смотрела на русалов, к Язиду подплыла крупная глуповатая рыба-наполеон и слегка задела его подбородок. Язид проворно обнял рыбу, притянул к себе, обнял и поцеловал. Махди вовсю храпел, а Язид несвязно бормотал комплименты рыбе, восхищаясь ее «прелестными светлыми волосами».