14. Ловушки бессознательного «Не выношу, когда Магали так себя ведет», «Когда Мартин так делает, я схожу с ума». Ребенок не понимает, что его поведение провоцирует подобные приступы гнева. Он не знает, что пробуждает эмоции, которые его отец и мать давно уже вытеснили. Родители неизбежно обнаруживают в своем отпрыске свое собственное детство и свои, подчас трудные отношения с родителями. Столкнувшись с некоторыми поступками, выражениями, позициями своего ребенка, они погружаются в собственное прошлое, оно опять проходит у них перед глазами, они вспоминают реакцию своих родителей, и их захватывают чувства той поры. Все это происходит в сфере вторичных переживаний и часто остается неосознаваемым. На самом деле их мозг естественным образом соединяется с прошлым. Тогда эмоция охватывает родителя, не понимающего толком, что с ним происходит. Охваченный ею, он уже не владеет собственными порывами. Именно в этот момент он и бушует, бьет, вопит… как отвечал бы некогда своему родителю или, как он помнит, между собой ругались оба его родителя. Порыв насилия стремится отодвинуть чувство унижения, раны из прошлого. Ребенок в смятении от столь сильной реакции родителя. Будь он способен понять ее как чрезмерную и исходящую из прошлого – так и отнесся бы к ней терпимо. Если родитель хочет заставить его поверить, будто его реакция соразмерна проступку (не съел суп, принес из школы плохую оценку, опрокинул стакан…), ребенок перед лицом такой несоразмерности понимает, что его упрекают в чем-то не имеющем отношения к его реальной оплошности и ему думается, что следует стыдиться своей личности. Ситуация эта столь сложная, что родитель, поддаваясь ярости по отношению к ребенку, тем самым зачастую бессознательно дает ему позволение (которое ребенок воспринимает как приказ) вести себя точно так же. Вот как Франсуаза говорит о трудных моментах ее отношений с сыном Антуаном: «Мой сын все больше впадал в ярость, плохо обращался с предметами быта и с котом, а я приходила в ярость, видя, как он все ломает и бьет. Он бил, я била, он бил, я била, он бил… Я хотела во что бы то ни стало заставить его уступить мне, смирить его. С гневом грозила, что уничтожу его. Когда ярость утихала, я чувствовала себя несчастной оттого, что так плохо обошлась с моим мальчиком. И потом в глубине души я гордилась, что он не позволяет себя раздавить». В этих словах мама прекрасно выражает двойственность своей позиции. Она на удивление ясно осознает все то, что происходит в ней при ее маленьком сыне. Такая двойственность осознается далеко не всегда. Эти слова о том, что видела мама, проясняют поведение Антуана. Интенсивность таких приступов ярости не что иное как адаптация, послушание бессознательным приказаниям мамы. Сознательно Франсуаза осуждает поведение сына, она очень плохо относится к его бунтарским выходкам. И в то же время внутренне она была счастлива видеть, как он реагирует, как самоутверждается – она не могла так же поступать, когда сама была маленькой девочкой. Антуан «починил» детство своей мамы. Его поведение послужило бессознательным эмоциональным потребностям его матери, а не его собственным. Это «свет, который земля отбрасывает на луну», по выражению Алена Креспелля[9]. Она прекрасно отражает проекцию тени родителя, отбрасываемой на ребенка. Большая часть нашего «характера» и множество наших преувеличенных эмоциональных реакций нам не принадлежат. Они есть отражение неуправляемых конфликтов наших родителей. Родители проецируют свои внутренние конфликты на детей, а те (бессознательно) заставляют их служить неутоленным эмоциональным потребностям своих предков. Они пытаются ответить на сознательные ожидания своих родителей, но также и на их скрытый запрос, что не всегда просто. «Должен сознаться, что когда Тома плачет, отказывается оставаться в детском садике и цепляется за меня, это отчасти доставляет мне удовольствие. Я важна для него». У бедного малыша Тома почти нет выбора. Чтобы доставить маме удовольствие, чтобы занять ее, он плачет в ее объятиях. Он не по-настоящему свободно готов обрадоваться материнскому присутствию. Жиль учится в колледже, он галдит в классе и нарочно вызывающе себя ведет с преподавателями. Его отец Эрве открыто выговаривает ему за такие выходки и строго наказывает, когда получает жалобу от директора. Колледж грозит Жилю исключением. Расстроенные родители приходят ко мне в поисках выхода. Выслушав всех, я прошу родителей удалиться на время и остаюсь наедине с Жилем. Поначалу он все подтверждает, обвиняя внешнюю среду, а потом признается: «Не знаю сам, зачем я это делаю, я не могу удержаться, не хочу быть рохлей». Жиль возвращается в зал ожидания. Я приглашаю отца, и он потихоньку признается мне: «Я его браню, и правда – я в ярости от его поведения, но в глубине души горжусь им. Он не дает себя в обиду, он восстает, и я им восхищаюсь. Трудно признаться в этом, и все-таки так оно и есть: будь он послушненьким мальчиком, я бы его презирал». Эрве тем строже наказывает сына, чем меньше хочет показать ему такую свою тайную оценку. Но дети воспринимают бессознательные сигналы так, словно это приказы. Несчастный Жиль чувствует себя неловко. Он предпочитает навлечь на себя ярость отца, но только не презрение. Он показывает ему, что не рохля. И это знают все дети (бессознательно): лучше не понравиться сознательному родителей, чем их бессознательному! Как в этих обстоятельствах поддерживать легкие и гармоничные отношения? Коль скоро каждый не прояснил, что он носит в своей копилке бессознательного, связь подпитывается недоумениями, злопамятством или недопониманиями. Бессознательное – это еще и хранилище чувств, вытесненных в забытые времена. Там оседает множество конфликтов, не разрешенных нашими предками. На эту сложную связь, которая и есть наши отношения с родителями, накладывается тяжесть межпоколенческих связей, то есть элементы бессознательного, передаваемые от одного поколения к другому. В семье Люси уже четыре поколения умирает от легочных или дыхательных болезней. Мальчики в семье Люка уже пять поколений ломают или ранят большой палец в пятилетнем возрасте. Каждое поколение несет груз секретов предков, драм, пережитых предыдущими поколениями. Призраки дядей, тетей, бабушек и прабабушек, которых мы и знать не знаем, могут преследовать отношения «родитель – ребенок». Они здесь, с нами, за семейным столом… Вспомните чрезмерные реакции ваших родителей. Чем они были вызваны? Достаточно ли вы знаете об истории ваших предков? Как реагировали их родители в сходных обстоятельствах? Какие права и какие разрешения давались вашим родителям? Что им запрещалось? Можете ли вы установить связь с некоторыми положениями из их прошлого? Можете ли вы определить некоторые черты вашего характера как ответы на бессознательные желания одного из ваших родителей? Что вы знаете о вашем генеалогическом дереве? Что вы знаете об истории ваших предков? 15. Поэма Позвольте мне завершить эту главу поэмой, которую написала для своей мамы одна из моих пациенток. Мама Тишина. Весь дом уснул. Спят кроватка, стенки, стул. Эй, пушистый кот, ты спишь? Спит. А где-то спит и мышь. В очаге огонь погас. Книжки все уснули враз, Так темно — Лишь одно В спальне светится окно. И кричу я: «Мама, где ты?!» Никакого нет ответа. Тих наш опустевший дом. Словно все мертво́ кругом. Кажется, нет ни души В этой сумрачной тиши. И везде, во всех углах Притаился липкий страх. В темноте я спать не буду, Как здесь пусто, как темно! И как страшно мне одной! Не хочу здесь оставаться, Вот я спрыгнула с кроватки И на цыпочках иду, В темноте я пропаду, Надо вырваться отсюда, Чтобы не привлечь беду! Страшный грохот в темноте — Что случилось? Где я, где? Стул упал в тиши ночной, Страшно, страшно мне одной. Встать на стул, на стол взобраться И в окошко постараться Вылезти отсюда прочь — Здесь ужасно. Тьма и ночь. А на улице Луна. Как она бела, страшна! Вылезла я из окошка, ловко спрыгнула на ножки: Ухмыляется она.