– Вы отрицаете перерождение? – Отрицаю. Я – Торюмон Хидео, старшина караула… Дознаватель остановил отца: – Не сейчас, Хидео-сан. Будем придерживаться установленной процедуры. На предварительном этапе мне достаточно вашего отрицания. Ваша жена назвала причину, почему она заподозрила перерождение? Отец замялся, прикусил губу. – Я настаиваю на ответе, – дознаватель нахмурился. – Говорите! – Нет, не назвала. – Почему? – Сказала, что стыдится. Она не назвала причину, но я догадываюсь. Черты Сэки Осаму затвердели: – Прошу вас, изложите свои догадки. – Вы настаиваете? – Да. В противном случае я уйду, а вас накажут за ложный вызов. Отец покосился на сослуживцев, топтавшихся за его спиной. Нисимура понял намёк и поспешил отойти прочь, к дровяному навесу. Менее сообразительный Икэда замешкался, и Нисимура увлек его за собой. Отец глянул на меня. На отцовском лице отразилось сомнение. Кажется, он гадал: «Отослать сына к навесу? Объясниться с дознавателем с глазу на глаз? Или разрешить мальчику слушать?» Пауза неприлично затягивалась. Не придя к однозначному решению, отец заговорил, понизив голос. Мне не терпелось узнать, что же произошло между отцом и матерью, и я остался стоять, где стоял. Отвернулся, делая вид, что разговор меня нисколько не интересует, и принялся ловить каждое слово, благо со слухом у меня всё было в порядке. – Похоже, сегодня ночью я повёл себя не так, как ожидала моя жена. – Продолжайте. – У нас в семье траур… – Кто умер? – быстро спросил дознаватель. – Моя мать. – Возраст вашей почтенной матери? – Шестьдесят два года. Она долго болела, все могут подтвердить… – Это лишнее. Примите мои соболезнования. – Благодарю вас. – Продолжайте. – Я проснулся в час Тигра. Это недостойно мужчины, но я вспомнил мать, – отец помолчал, собираясь с силами. – Я расплакался. Мне очень стыдно, Сэки-сан. Я должен был держать себя в руках. – Ваши слезы говорят о сыновней почтительности. Любой порядочный человек плачет, вспоминая умершую мать. Дальше! – Жена проснулась. Она обняла меня, желая утешить, – отец встал ко мне спиной. – Я обнял её в ответ, и тут… Извините за такие подробности, но я вдруг ощутил желание. Я ничего не мог с собой поделать. Вероятно, жена заметила мое состояние. Простите, что рассказываю вам это… – Вы правильно сделали, что отослали сослуживцев, Хидео-сан. Я – другое дело. Я обязан вас выслушать до конца, что бы вы ни сказали. Заверяю, ваш рассказ полностью в рамках приличий. – Моя жена вырвалась. Она кричала: «Прочь! Не трогай меня! Ты не мой муж!» Я пытался её успокоить, но мне это не удалось. Да, мне не следовало так вести себя во время траура. У моей жены были причины укорить меня. Но я не ожидал… Дознаватель кивнул: – Благодарю вас за откровенность. Теперь мне нужно поговорить с вашей женой. Проводите меня к ней. После этого я приступлю к официальному дознанию. 2 «Два года не всходила луна…» – Итак, заявительница – Хитоми из семьи Торюмон? – Да, господин. – Жена стражника Хидео? – Да, господин. – Под подозрением – ваш муж? – Да, господин. Дознание Сэки Осаму решил проводить в саду за домом: под открытым небом, подальше от досужих глаз и ушей. На площадке для занятий боевыми искусствами, расположенной неподалеку от беседки, хватило места всем. В свидетели, кроме сослуживцев отца, пригласили соседа – пожилого зеленщика Ацуши, надувшегося как пузырь от важности своей миссии. Свидетельствовать по обвинению в фуккацу – не шутка! Будет о чем порассказать и внукам, и правнукам. О-Сузу принесла из дома ворох старых циновок, расстелив их на площадке. У безликого слуги обнаружился коврик, свёрнутый в тугой рулон и заткнутый за пояс сзади. На него каонай и уселся, достав из потёртой сумки принадлежности для письма: кисти в деревянном футляре, походную тушечницу из красной меди, гладкую кипарисовую дощечку и стопку листов рисовой бумаги. Господин Сэки поручил ему вести протокол дознания. Похоже, в прошлой жизни, до того, как нарушить закон кармы в корыстных целях, безликий не только имел лицо и имя, но и был обучен грамоте. Зябкая сырость сменилась влажной духотой. Армия туч взяла небо в осаду, не позволяя ни единому лучику солнца пробиться к земле, превратившейся в огромную баню. При малейшем движении мое тело покрывалось испариной. Лишь редкие порывы ветра приносили какое-то облегчение. – Действия вашего уважаемого мужа показались вам необычными? – Да. – Почему, Хитоми-сан? Я оценил деликатность господина Сэки. Мать смущённо опустила взгляд, не в силах заставить себя взглянуть на собравшихся вокруг мужчин. В праздничном оливковом кимоно, расшитом белыми хризантемами, с тщательно уложенной причёской и лицом, выбеленным рисовой пудрой, смешанной с соком камелии, мать легко сошла бы за безмятежную хозяйку дома, радушно принимающую важных гостей. Увы, ее выдавала дрожь рук, взгляд, опущенный в землю, и голос, подобный тихому журчанию ручья. Я видел: мать едва держится, чтобы не разразиться горестными рыданиями. – Мой муж очень любил свою матушку. Когда она умерла, он был сам не свой. А тут… Не прошло и пяти дней! До того он… Мать замолчала. – До того? – старший дознаватель вздёрнул бровь. – Что вы имеете в виду? – Два года не всходила луна над ущельем в горах, – шёпот матери был едва слышен. – Лишь в скорбный час она явилась вновь… Свидетели захихикали, прикрывая рты ладонями. Я чуть не сгорел от стыда. Провалиться сквозь землю, в девятый ад – и то было бы легче. Грязное бельё семьи вытащили для публичного осмотра! «Два года не всходила луна…» Каонай все записывал, ловко орудуя кистью, и мне захотелось убить писца. Это он-то безликий? Это мы только что потеряли лицо… Дознаватель учтиво склонил голову: – Благодарю вас, – вне сомнений, он отлично понял, на что намекает мать. – Значит, два года луна не всходила? И вдруг взошла? Основания достаточны. Объявляю начало дознания! Он выпрямился, воздел руку к небу: – Сейчас я буду задавать вопросы подозреваемому. Потом вопросы зададут свидетели. Внимательно слушайте ответы! Если кто-то из присутствующих сочтёт, что ответ не соответствует истине, он должен об этом заявить вслух. Господин Сэки повернулся к моему отцу. Сейчас его устами вещал Закон. – Подозреваемый, назовите себя. – Торюмон Хидео. – Кем были ваши родители? – Отец – Торюмон Изао, стражник у западных ворот. Мать – Торюмон Мизуки, урождённая Ивамото.