– Ваши родители живы? – Нет. – Подробнее! – Отец умер восемь лет назад. Мать – пять дней назад. – Сколько лет было вашей матери? – Шестьдесят два года. – Причина ее смерти? Дознаватель походил на скалу над морем, которая вдруг обрела дар речи. Полная неподвижность, каменное выражение лица – хотел бы я быть таким! – и лишь узкая расщелина губ извергает наружу басовитый рокот. Даже ветер не осмеливался трепать кимоно господина Сэки. Глаза дознавателя, глубоко утопленные в пещерах глазниц, неотрывно следили за подозреваемым. Так следят за противником, опасаясь, что он в любой момент способен нанести удар. – Моя досточтимая матушка хворала весь прошлый год. Ей было трудно дышать, она жаловалась на боли в груди. Последние шесть месяцев она почти не вставала с постели. В конце ей стало хуже. Я делал что мог… – Как она умерла? – Быстро. Лекарь говорил: сердце. Наверное, он был прав. Отец сидел прямо, с достоинством, не сутулясь. Приняв позу открытости Небесам, он положил руки на колени ладонями вверх, как бы говоря: «Мне скрывать нечего!» – Есть заключение о смерти? – О-Сузу, принеси досточтимому господину дознавателю заключение о смерти Мизуки-сан. Оно хранится в нашей спальне. Шкафчик у окна, левый верхний ящик. Когда служанка с поклоном вручила свиток господину Сэки, тот быстро пробежал его глазами. Процитировал вслух финальное заключение: «Смерть по естественным причинам». Кивнул безликому слуге: занеси, мол, в протокол. – У меня больше нет вопросов, касающихся ваших родителей, Хидео-сан. Кто сейчас входит в вашу семью? – Моя жена Хитоми. – Урожденная?.. – Урождённая Фудзимото, тридцати пяти лет. И мой сын Рэйден, пятнадцати лет с небольшим. – Они здесь? – Да. – Укажите их. Отец показал сперва на мать, затем на меня. – Слуги? – Только О-Сузу. Вот она стоит. О-Сузу закивала, подтверждая слова хозяина. – Ваше место службы? Должность и срок? – Городская стража. Караул на первой почтовой станции. – Какая дорога? – Хокудо, Северная дорога из Акаямы. Выслуга – двадцать три года. Последние шесть лет – старшина караула. Отец продемонстрировал нашивку на плече. – Ваше жалованье? – Двадцать коку риса в год. – Это мало? Много? – Нам хватает, не извольте беспокоиться. Господин Сэки медленно обвёл присутствующих взглядом. Ни у кого не нашлось что возразить или добавить к словам отца. – Ваше любимое блюдо? Голос, поза, выражение лица дознавателя остались прежними. Но я нутром почуял: формальная часть закончилась. Сэки-сан перешёл к главному. 3 «Кого вы любили больше?» Отец промедлил с ответом – похоже, этого вопроса он не ожидал. Я испугался: неужели мать права?! Сейчас отца – нет, чужого человека! – кинутся вязать за сокрытие фуккацу, потащат в управу… – Тунец, жареный в масле. – Это все? – Тунец с маринованным дайконом, васаби[8] и имбирём. Я машинально кивнул: да, так и есть. Когда хватало денег, отец вечно гонял О-Сузу в харчевню за жареным тунцом – или требовал, чтобы мать жарила рыбу дома. Дайкон, васаби – я и сам любил острое. – Верно, – одними губами выдохнула мать. Кажется, ее подозрительность пошла на убыль. – Он любит тунца! – подал голос Икэда. – И я тоже! У стражника забурчало в животе. Я вспомнил, что с утра ничего не ел. – У вас имеются родственники? – Дядя, брат моего отца. – Его имя? – Шуджи. – У него есть дети? – Норайо и Аяка, мои двоюродные брат и сестра. Они живут в Нагасаки. – Когда вы виделись в последний раз? – Десять лет назад. – Здесь? – В Нагасаки. Мы с отцом приезжали к ним в гости. – Ваши жена и сын были с вами? – Нет, они остались дома. Мой взгляд, словно заполошная белка по ветвям дерева, метался между отцом и господином Сэки. Я силился отследить малейшие изменения в лице отца, которые могли бы выдать его – или наоборот, подтвердить, что это по-прежнему он. В то же время я старался подмечать, за чем наблюдает дознаватель, искушённый в подобных делах – чтобы и самому обращать внимание на то же. В какой-то момент я уверился, что Сэки-сан отслеживает дыхание отца – и последовал примеру дознавателя. Однако отец дышал не чаще и не глубже, чем обычно. Потом мне показалось, что господин Сэки сосредоточился на руках подозреваемого: «Напряжены? расслаблены? дрожат?! Беспокойно шевелятся?! Если неподвижны, то в каком положении замерли?» Нет, руки – пустяки. Должно быть, он следит за отцовским лицом. Действительно ли отец спокоен и открыт? Или показная безмятежность даётся ему с трудом? А может, дознаватель больше прислушивается к голосу ответчика? К его интонациям? Отец рассказывал: опытный стражник, задавая вопросы, легко отличит честного торговца от контрабандиста, паломника от мошенника, а путешественника – от беглого разбойника. Я надеялся вскоре тоже поступить на службу в городскую стражу – отец обещал похлопотать за меня перед начальством. Отец был на хорошем счету, ему должны пойти навстречу – особенно после соответствующего подношения. Как мне хотелось овладеть этим замечательным искусством – умением «читать людей»! Сейчас, когда решалась судьба нашей семьи, желание разгадать загадку сделалось настолько острым, что резало меня изнутри хуже, чем лезвие ножа. А что, если…