— Так вы… — я прочистила горло, подбирая слова, — может быть, наймете меня? — Ну… — протянул он, поправляя очки и потирая переносицу большого орлиного носа с горбинкой, — жить придется тут. Готовить, стирать, убирать, кормить кроликов. Жалованье плачу раз в две недели. Да тебе-то куда, молодой? В колледж не идешь, что ли? — Нет, — глухо отозвалась я. Напоминание о колледже больно ударило меня своей несбыточностью. — Я согласна на любые условия. — Что ж… — сказал Эдвард, и в этот момент в гостиную вошла миссис Грин. — Анна, что скажешь, брать девчонку? — С каких это пор ты интересуешься моим мнением? — обиженно пробурчала она, поставив на столик передо мной изящную чашечку чая на блюдце с серебристой каймой и присаживаясь рядом с мистером Хейзом. — Если уж на то пошло, когда мы с Сэмми и Шоном поедем на ярмарку, присматривать за тобой будет некому. Но я и знать не знала, что ты ищешь помощницу. — Я тоже, — донесся до меня смутно знакомый голос. Лидия упоминала, что у Хейза есть сын, который был прошлой ночью среди игроков в покер, но это совершенно выветрилось у меня из головы. Аксель стоял у дверей, прислонившись к косяку и с тем же непроницаемым видом, что во время игры, смотрел на меня. На нем были только рабочие штаны цвета хаки, все заляпанные грязью, и мне стоило огромного труда отвести взгляд от его загорелого рельефного торса и голой груди, поблескивающей от пота. Руки у него были мускулистые, и кожа словно натянулась на округлых мышцах — мне пришло в голову сравнение с диким зверем, готовящимся к смертоносному прыжку. В пальцах он крутил хозяйственные перчатки. — Не может того быть, — махнул в его сторону старик. — И на почте сказал, и ублюдку-Фоксу сказал, он обещал кинуть клич среди своих. И вам тоже сказал. — Вовсе нет, — возразила Анна, быстро взглянув на меня. Я сидела, гордо выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Почему-то я не сомневалась, что Аксель не придет в восторг от моей кандидатуры на место человека, который должен жить в их с отцом доме в качестве прислуги, вне зависимости от того, знал ли он, что его отец собирался кого-то нанять. — Без разницы, дому нужна женская рука. Так что, как там тебя? — Эмма. — Эмма. Можешь приступать сегодня же. Анна тебе все покажет, пока она тут… — Нет. Аксель прошел вперед и остановился возле моего кресла, глядя на меня сверху вниз. От его не терпящего возражения тона я начинала злиться: меня почти взяли! Но ничего не смогла сказать. Я не была уверена, что хочу жить в одном доме с ним. Но, в конце концов, выбора особого не было. — Не тебе решать, — твердо сказал мистер Хейз, и, глубоко вздохнув, упрекнул его: — Ты и дома едва появляешься, еды приготовить некому, и я… — Ты работаешь на Томпсона? — его сын обратился ко мне, зависнув над моим креслом, как коршун над добычей. Мистер Хейз замолчал и тоже уставился на меня, как громом пораженный. Анна выпучила свои голубые глаза, и ее взгляд метался от меня к Акселю, явно требуя объяснений. Я же чуть не задохнулась от нелепости такого предположения и его наглого разоблачительного тона. Кем бы ни был Томпсон, ему в этом доме явно были не рады. — Я ни на кого не работаю, я ищу работу, — спокойно сказала я, хотя, даже не понимая, в чем состоит обвинение, сильно разозлилась. — Она вчера миловалась в баре с этим мудаком, — пояснил Аксель. Я вспыхнула от негодования. — Следи за языком, молодой человек! — укорила его миссис Грин, — особенно в присутствии девушки. Он хмыкнул и отошел от меня. — Вчера я работала в «Старом лисе», — попыталась объясниться я так, чтобы это не прозвучало, как пустые оправдания. — Там был мистер Томпсон. Как и всех остальных присутствующих в баре, — с вызовом посмотрела на Акселя, — я видела его впервые в жизни. Не знаю, с чего ты решил, что я работаю на него, но… — Работаешь его личной кроличьей лапкой, — уточнил он, склонив голову набок. Он снова приподнял одну бровь, как и в тот раз на покере, и это движение вновь произвело на меня странное впечатление. Словно оно смущало меня, хотя причин для такой реакции, казалось бы, не было. Словно было чем-то личным, не предназначенным для посторонних взглядов. Словно он насмехался надо мной или что-то безмолвно предлагал. Я подумала бы, будто он решил, что в его неудачах на игре виновата я, но даже в мыслях это звучало глупо. — Так вы не знакомы с ним? — робко спросила миссис Грин. Я качнула в ответ головой, и Аксель недоверчиво хмыкнул, так что, наградив его испепеляющим взглядом (который, впрочем, не произвел на него никакого впечатления), я сказала: — Не более, чем со всеми остальными, кто был там вчера. И вообще, честно говоря, мне не нравится этот допрос, — последнюю фразу я адресовала исключительно Акселю. — Понятия не имею, какие у вас с ним разногласия, но я к ним не имею никакого отношения. — Все верно, — поддержал меня мистер Хейз. — Тебя это точно не касается. Что ж, Эмма, расскажи, чем тебя так заинтересовало предложение старика. Неужто в городе работенки не нашлось? Аксель пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное и вышел из гостиной. Анна, помедлив, встала и последовала за ним — чтобы успокоить, или, может, спросить наедине, почему он решил, что я работаю на Томпсона. Я старалась говорить открыто и искренне, насколько это возможно при условии, что большую часть моей легенды составляла ложь. Что хочу попробовать пожить самостоятельной взрослой жизнью, и что мне нужны деньги и работа, и что пока вернуться домой нет никакой возможности, да и не хочется. Что я ответственная и пунктуальная, и что на руках у меня, если ему так интересно, есть рекомендации с бывших подработок — детского летнего лагеря, где я была тьютором, и из кофейни, в которой работала официанткой все прошлое лето. Старик слушал меня внимательно, не перебивая, но на секунду мне показалось, что он вот-вот уснет: нависшие веки то и дело опускались, как будто он слишком медленно моргал. Наконец, он сказал: — Томпсон — подлый, дурной человечишко, так что советую тебе держаться от него подальше. Если у вас с ним и правда какие-то делишки, я это скоро выясню, и, скажу прямо, ничего у нас не выйдет. — Понимаю, — ответила я, хотя очень хотелось спросить, почему он так думает и что между ними произошло. — Что-то в тебе есть, Эмма, так что, думаю, стоит попробовать. Я не люблю бобы и не переношу сладкую выпечку, а в остальном в еде не привередлив. Работы по дому не так много — только пыль протирай, да полы мой, и все остальное время можешь тратить, как тебе вздумается. Раз в неделю придется ездить в город за покупками и лекарствами, если тебя устраивает… — Меня все устраивает, — поспешила заверить его я, хотя перед глазами вертелась ухмылка Акселя, не предвещающая ничего хорошего. — Я буду вам очень признательна. — Ну, будет тебе. Тогда по рукам. И смотри, не донимай меня расспросами, где что лежит: я и сам не знаю. Анна покажет, или сама найдешь. Мы обсудили мое жалованье, — куда более достойное, чем в баре, хотя и скромное, — в какой день недели мне удобно взять выходной, какой у него и у Акселя распорядок дня и прочие детали. Даже странный разговор с участием Акселя не смог испортить того радостного предвкушения, которое охватило меня при мысли, что дни скитаний окончены хотя бы на какое-то время. Здесь меня никто не найдет. Здесь можно переждать эти два месяца. Я решила, что, если все сложится хорошо, надо бы заехать к Лидии и привезти ей коробку конфет в качестве благодарности за помощь. В конце концов, мистер Хейз недвусмысленно намекнул, что внебрачные внуки ему не нужны (я покраснела до корней волос, осознав, что он имеет ввиду) и попросил вернувшуюся Анну показать мне дом. Она с воодушевлением принялась выполнять поручение, и в первую очередь повела меня в комнату, которую можно было занять. — Я бы попросила Акселя помочь перенести вещи, но он сегодня не в духе, — сказала она, пока я рассматривала свою новую спальню. Это была большая мансарда под крышей — довольно уютная, если не считать толстый слой пыли на всех поверхностях, от туалетного столика до голого каркаса широкой деревянной кровати. Дверь закрывалась на не самого прочного вида щеколду, и я решила при первой же возможности попросить разрешения сменить ее на замок. — Ничего, у меня их не так уж и много, — ответила я, не сомневаясь, что его «не в духе» напрямую связано со мной. Плевать, что он думает обо мне. Судя по тому, что сказал его отец, ему нет особого дела до происходящего в доме. — Он хороший парень, — вдруг сказала Анна, словно хотела оправдать его в моих глазах. — Просто у них сейчас тяжелые времена. «Поэтому он проводит ночи за игрой в покер, бросив больного отца на попечение соседки», — подумала я. Меньше всего Аксель был похож на «хорошего парня» — скорее на эгоистичного и своенравного мальчишку. На мансарду вела отдельная шаткая лесенка со второго этажа, все двери на котором, кроме душевой, были заперты — спальни Хейзов и вторая ванная располагались на первом. Это было очень кстати, потому что объем предполагаемых работ значительно уменьшился. — Тут спальня Эдварда, — Анна указала на ближайшую к гостиной открытую дверь, когда мы спустились вниз. В этой комнате было темно, и оттуда пахло лекарствами, как из больничной палаты. — А та — Акселя. Не думаю, что он позволит тебе заходить туда. Дверь в спальню, которая принадлежала Акселю, была в самом конце коридора. На ней разве что не висела табличка с надписью «выметайся». После этого Анна провела мне короткую экскурсию по кухне и показала, где лежит бытовая химия, посуда и всякие хозяйственные мелочи. Кухня, на удивление, была чистой, хотя я ожидала, что работы будет непочатый край. На холодильнике висел график приема лекарств мистера Хейза — это был довольно внушительный список. Когда мы вышли из дома, я тихо спросила, чем именно болен мистер Хейз. — Рассеянный склероз, — вздохнув, сказала миссис Грин. Я попыталась вспомнить, что вообще слышала об этой болезни. Кажется, ничего конкретного, кроме того, что она неизлечима. — Пока еще не худшая стадия, хотя он сильно страдает. Скорее, психологически, от того, что не может работать как прежде, ходить, плохо видит. У него проблемы со слухом в том числе. Если ты рядом, голос можно не повышать, но с пяти ярдов он уже тебя не услышит. Я купила большую часть их земли, остался небольшой клочок в самом начале поля, — она повела подбородком в сторону грядок, засеянных кукурузой, но я не увидела никаких распределяющих участки границ. — С тех пор, как сбежала его жена, мать Акселя, все стало куда хуже. Сбежала. Я почему-то решила, что, если и была «миссис Хейз», то она умерла. Мне вдруг стало жаль и Акселя, и его отца. — А Аксель? Сколько ему? — Минуло двадцать два в марте. В прошлой жизни я непременно полезла бы в интернет, чтобы узнать о совместимости наших знаков зодиака. Не в романтическом плане, конечно — просто посмотреть, насколько велик шанс, что мы уживемся под одной крышей. — Он бросил колледж, чтобы ухаживать за отцом, когда началось обострение болезни, — пояснила Анна, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что он мог услышать нас. — Эдвард давно болеет, но на первой стадии болезнь почти не проявляла себя. Сейчас он в ремиссии, но со склерозом не угадаешь, в какой момент случится рецидив. Я подумала про себя, что если такой заметный тремор считается ремиссией, какова же болезнь в худшем ее проявлении. — Если ему вдруг станет хуже, звони мне. Акселя может не оказаться дома, и я помогу отвезти Эдварда в больницу. — Поняла, — кивнула я, надеясь, что такой ситуации не случится. Мы пересекли лужайку и дошли до деревянной постройки — крытого хлева или чего-то в этом роде. — За лошадьми ухаживает Акс, — сказала она, кивнув в сторону двух гнедых лошадей, стоящих в стойле. — Они иногда выезжают в летний лагерь неподалеку, катают детей. Для работы на земле мы нанимаем рабочих, тут тебе не о чем беспокоиться, куры мои. А вот и кролики. Несколько пушистых белых комков скакали по клетке и с любопытством принюхивались, просунув свои розовые носы через прутья клеток. — Какие милые, — я едва не взвизгнула от восторга. — Можно? Получив одобрительный кивок, я открыла клетку и достала одного крольчонка. Он барахтался у меня в руках и норовил выскользнуть. — Не советую к ним привязываться, — сказала она. Поняв, почему, я только крепче прижала к себе пушистое дрожащее тельце. Вот этот пункт работы на ферме был одним из самых неприятных. Надеюсь, мне никогда не доведется увидеть, что с ними делают.