- Ясно, - она смущенно опустила глаза. - Черт, я не в этом смысле, - Саша почувствовал необходимость объясниться. - Я не бабник. Просто если у меня ночевала женщина, это не вызовет вопросов... Опять не то. Короче, здесь не так часто кто-то бывает, чтобы ты знала, но если... - Все в порядке, - спокойно ответила она. - Тебе не надо оправдываться передо мной. И он это знал! Но с какой-то стати ему не хотелось, чтобы она думала о нем плохо. Саша выругался про себя и пошел перестилать постель. Варя высушила и заплела волосы, а потом забралась в его широкую кровать и натянула одеяло до подбородка. Она казалась ему маленькой и беззащитной. - Саша? - спросила она из темноты. - Да? - А можно Хендрикс немного побудет со мной? Услышав свое имя, пес, брякнув когтями по ламинату, ломанулся в спальню. - Кажется, мое мнение уже не нужно, - улыбнулся Самсонов. Она свесилась с кровати и по-детски крепко обняла собаку за шею. Саша помрачнел. У него вылетело из головы, что вчера Варю едва не изнасиловал властный мерзавец, запугав до полусмерти. И вдобавок она, отбиваясь, чуть было не стала убийцей. Его руки сами собой сжались в кулаки от непреодолимого желания обнять ее, погладить по голове, защитить. Но он сдержался. Еще один мужчина ей был сейчас ни к чему. - Если хочешь, можешь взять собаку в постель. Мне не жалко. - Ну что ты, не стоит портить белье, да, мой вкусный малыш? - она уже переключилась на пса и ласково трепала его за ухом. - Ты мой сладкий... На долю секунды Саша даже позавидовал Хендриксу. И абсолютно не удивился, когда ночью, встав по нужде и решив проведать Варю, обнаружил рядом с ней на одеяле черную мохнатую тушу. Глава 7 Ей снилось, что она идет по большому ангару. Кругом темно, свет пятнами падает из щелей в потолке. Грудами навалены большие коробки, ящики, ржавые железные канистры. И сильное эхо, словно шорох ее шагов звучит из динамиков. Ангар пуст. Сзади с лязганьем захлопывается дверь. Варя снова оглядывается – никого. Из ржавых труб на стенах сочится мутная жидкость. Она медленно пробирается вперед, стараясь не наделать шума, но каждая задетая коробка нарушает тишину. Как будто издалека до нее доносится слабый металлический стук. Она двигается на источник звука: на другом конце от сквозняка мотается открытая дверь. Варя спешит туда, но спотыкается и с грохотом падает на пол. Пытается встать – бесполезно, руки и ноги опутывает шнур, и чем сильнее она старается освободиться, тем туже он затягивается вокруг нее. Внезапно пол со скрипом начинает двигаться: она понимает, что находится на большом конвейере. Ее тащит с бешеной скоростью, ящики и коробки мелькают по сторонам. Она пытается кричать, звать на помощь, но из горла вырывается какое-то клокотание. Подол платья цепляется за гвоздь, и оно с треском срывается с нее. Варя вдруг понимает, что ее тело изуродовано: сплошь покрыто шрамами и безобразными язвами. Боли нет, но из груди рвется вопль ужаса. Из темноты выступает бледное лицо Газиева. Его кожа посерела, по лбу змейкой бежит бурая дорожка. - Убийца, - одними губами произносит он. А ее все несет конвейер, волочет к огромному станку. С ревом он перемалывает ящики щербатыми лезвиями. Из последних сил она набирает в легкие воздух и кричит… - Тихо, тихо, я здесь, - теплое прикосновение вывело ее из забытья. Она открыла глаза и увидела лицо Самсонова. Он сидел рядом и гладил ее по лбу. - Это просто сон. Все хорошо. Ты вспотела. Варя села на постели. Горел настенный светильник, Самсонов, растрепанный после сна, в одних трусах, подслеповато щурился без очков. Хендрикс тыкался мокрым носом в ее ладонь. - Я кричала? – спросила она. - С твоим-то голосом? Это был такой вопль, что я удивлюсь, если соседи еще не вызвали полицию. Решат, что у меня здесь пыточная. - Прости, - она потрепала собаку за ухом. Видимо, тот переволновался, и теперь, высунув язык, тяжело дышал. - Фу, Хендрикс, отвали, - Самсонов поморщился. – Видишь, даже животное перепугала. - Нет-нет, пусть останется. Он у тебя хороший. - Что тебе снилось? - Ерунда. Обычный кошмар. Иди, ложись скорее, тебе же на работу. - Уже половина седьмого. Все равно скоро вставать. Выкладывай, всегда лучше выговориться. - Я была связана, меня тащило на лесопилку. И шрамы по всему телу, и Газиев, как мертвец, - ее передернуло. - То-то ты мне показалась вчера слишком бодрой. - В смысле? - Тебя чуть не изнасиловали, а ты была беззаботна и весела. Так и знал, что рано или поздно тебя накроет. Это отходняк. - Да ты спец. - Как скажешь. - Саш… - она замялась. – Ты не посидишь со мной немного? - Погоди. Он сходил за домашней одеждой и плюхнулся рядом с ней поверх одеяла, согнав недовольного Хендрикса. - Уверена, что тебе сейчас нужно мужское общество? - Ну, ты же ведь ничего от меня не хочешь? - Конечно. Он ответил слишком быстро, и Варя, сама не зная почему, ощутила разочарование. От него исходило тепло, как тогда, в студии. Наверное, у него от природы была повышенная температура тела. Она не привыкла к чужим прикосновениям. У них с мамой не было принято выражать чувства тактильным способом, поэтому обычно Варя от касаний чувствовала какую-то неловкость, словно нарушались ее личные границы. Когда институтская преподавательница по вокалу впервые похлопала ее по плечу, она вздрогнула от неожиданности. Но теперь ей было отчаянно необходимо дотронуться до кого-то, чтобы доказать себе: она не одна. И девушка робко и неуклюже положила голову на его плечо. От него пахло сосновыми ветками. - Иди сюда, - он поднял руку, приглашая ее в свои объятия. Она прижалась щекой, к его груди, и он заключил ее в крепкое кольцо своих рук. От этого простого жеста поддержки у нее вдруг защипало в носу. Она коротко всхлипнула. - Ладно, так и быть, - он вздохнул. - Можешь плакать. Варя повернула голову, уткнулась носом в его вытянутую футболку и зарыдала, обильно смачивая слезами бессмертный логотип Rolling Stones. - Ну-ну, - он хлопал ее по спине. - Все будет хорошо. Но боль, которая скопилась в ней за те годы, когда ей было не у кого выплакаться на груди, в одно мгновение прорвала плотину. - Он сделал с тобой что-то ужасное? - испуганно спросил Самсонов. - Нет... нет... - она вздрагивала, не в силах остановиться. Ей вдруг вспомнился и детский дом, и жесткая критика приемной матери, и тот страшный день, расколовший надвое ее жалкое существование. Она извергала свое горе из самых глубин, пока силы не иссякли. Вернулся разум, а вместе с ним и стыд за произошедшее. - Прости, - прерывисто прошептала она, не восстановив еще дыхание после долгих рыданий. - Я не собиралась, честно. - Что он тебе сделал? Поговори со мной. - Дело не в нем. Он напомнил мне о том, что я не планировала вспоминать. - Расскажешь? Она вздохнула и помолчала немного, теребя пальцами край его футболки. - Это было на последнем курсе института. Он был скрипач, талантливый, подающий надежды. С детства давал сольные концерты с оркестром, ездил на гастроли по всей Европе. Из династии музыкантов. Я как-то увидела его и влюбилась. Варя прикрыла глаза, и картинки прошлого замелькали перед ней, как кадры из фильма. Он - такой умный и утонченный. Высокий лоб, густые кудри и зеленые глаза, такие глубокие, что того и гляди утонешь в них. Ее передернуло - теперь этот облик вызывал в ней отвращение. А тогда она сидела на его репетициях, как верный щенок, ожидая каждого слова и взгляда, обращенного к ней. Он презирал эстрадную музыку, считал рок, который она так трепетно любила за протестный дух, набором звуков, призванным развлекать необразованные массы. Она стеснялась себя и своего репертуара, и только слушала его с открытым ртом. Когда он проявил к ней мужской интерес, она была на седьмом небе. Готова была на все: прогуливала занятия, врала матери, только чтобы провести рядом с ним лишнюю минуту. Он небрежно оказывал ей внимание, она с благодарностью принимала ценный, как ей тогда казалось, дар. Потом он намекнул на близость, а Варя была так рада, что именно он станет ее первым мужчиной, что наплевала на все предосторожности. Он выглядел аристократичным и благородным, и ей мечталось, как он возьмет ее замуж, а она посвятит жизнь служению великому музыканту. Болезненный и неприятный опыт, как нельзя лучше демонстрирующий его эгоизм, развеял розовую дымку в ее сознании. Однако он остался доволен и усиленно требовал продолжения, которого ей с тех пор уже не хотелось. Но некоторая гордость за статус любовницы скрипача мирового уровня, о которой мечтала каждая вторая его сокурсница, вкупе с букетом комплексов мешали Варе развернуться и уйти. Тем более, вскоре все заметно усложнилось: она узнала о своей беременности. Он отреагировал спокойно и равнодушно, даже заговорил о браке. Но тут вмешались его родители: они постоянно приходили к Воропаевым, скандалили и с Варей, и с Галиной, умоляли не портить жизнь их драгоценному отпрыску, предлагали аборт и щедрые откупные. Мама была тогда на их стороне: она прочила дочери головокружительную эстрадную карьеру и внуков совершенно не планировала. Она и сама сознательно не стала отягощать свое существование пеленками и пустышками, взяв Варю семилеткой, и теперь, в полтинник с хвостиком, ее еще меньше радовала перспектива в единочасье все профукать ради орущего младенца. Да и породниться со снобами- интеллигентами, мнящими себя не иначе как потомками дворян, не мечтала. Она, разумеется, высказала все прямо, не стесняясь в выражениях. Но Варя твердо стояла на своем: ребенка она сохранит. Она знала цену человеческой жизни, и радовалась, что теперь у нее будет кто-то действительно родной и любимый. А прессинг не прекращался. У девушки начались сильные головные боли, и после одного из приступов, который они с мамой безуспешно пытались купировать парацетамолом и спазмолитиками, открылось кровотечение. Галина отвезла ее в ближайшую больницу, но было поздно: остановить выкидыш не удалось. Ее отправили на чистку. Обычно тихая и безропотная, в тот день она кричала и билась в истериках, ее накачивали успокоительным, погружали в сон. Она приходила в себя на короткие мгновения, но снова и снова ее принудительно отправляли в лишенную сновидений пустоту.