Стоя у нее за спиной, он медленно обвел ладонью контуры ее тела. Бюстгальтер полетел на пол. - Ты прекрасна. Я смотрю на тебя, хочу взять кисть и рисовать, пусть и не умею. Скажи, с тебя писал своих купальщиц Ренуар? - Спасибо, что не Рубенс. - Глупышка... Она словно впервые смотрела на себя со стороны. Его руки были темнее, рядом с ним она казалась самой себе мраморной античной статуей. Всю жизнь, имея перед глазами миниатюрную тоненькую мать, она чувствовала себя нескладной и громоздкой. Теперь же видела, как изящна ее талия, как хрупка под сильными мужскими пальцами, как приятны линия бедер и розовые коленки, и какой пикантности добавляют две маленькие родинки: на груди и около пупка. Он то ли ласкал женщину, то ли восхищенно и с благоговением касался предмета искусства. Никогда еще она не чувствовала себя столь женственной и красивой. Она повернулась к нему и вернула благодарность поцелуем. Оторвавшись, что судорожно глотнуть воздуха, он лязгнул пряжкой ремня, и джинсы сползли вниз. Торопливо выпутался из штанин и прижался, наконец, к ней всем телом. Его разгоряченная кожа жгла ей грудь, дыхание сбивалось, плавилось нутро. Она вцепилась в его спину, чувствуя, как перекатываются под кожей бугорки мышц, пока он ласкает ее. Они опустились на прохладный сатин простыней. Она подрагивала от каждого прикосновения, балансировала на кромке, рискуя от одного движения потерять разум. За окном с треском взрывались фейерверки, но она слышала только, как он снова и снова шепчет ее имя. Он освободил ее той ночью. Скорлупа треснула, и обновленная, раскрепощенная, она вышла наружу. Это был отличный подарок. И новогодний, и прощальный. А рано утром, когда он еще спал, утомленный и разморенный, Варя взяла дорожную сумку и покинула его дом. Глава 10 Саша просыпался в состоянии полнейшей невесомости. Это был, пожалуй, лучший Новый год в его жизни. Он даже не успел преподнести ей маленький изящный кулон: ветка, а на ней серебряный соловей. Он потянулся, представляя, как принесет ей в постель горячего шоколада и свой подарок. Но сначала ему хотелось убедиться, что это был не сон. Разлепив глаза, он повернулся к Вариной половине кровати, но там было пусто. Решил устроить сюрприз в душе – снова никого. Сколько еще раз она собиралась так его пугать? Слава Богу, хотя бы Хендрикс был дома. И тут Сашу осенило. Он торопливо распахнул дверцы гардероба. Ее сумка исчезла. Он проверил – ни обуви, ни куртки. Ничего. Она ушла. Ему попался аккуратно сложенный лист бумаги. Саша! Прости, но мне пришлось уйти. Я знаю, что Газиев был у тебя. Наверняка, угрожал. Он опасен, а я никогда не прощу себе, если ты пострадаешь из-за меня. Все было просто чудесно. Возможно, мы еще увидимся. Но не ищи меня, пожалуйста. Ради нашей общей безопасности. С Новым годом! Твоя Варя. P.S.: Я оставила тебе небольшой подарок. Он в компьютере, ты сразу заметишь. Он был настолько ошарашен, что не знал, как реагировать. Машинально включил компьютер и прямо посередине рабочего стола увидел аудио с названием «Саше от Снегурочки». Открыл – и замер. Она доработала его песню! Собрала воедино осколочные задумки и добавила текст. Слушать было почти физически больно. А припев… Как ей удалось поймать это ощущение надрыва? И если есть страсть, будут плети огня, И пламя охватит, - всему есть цена. Ожоги твои я оставлю собой, Будь уверен, ты жив, пока чувствуешь боль. Им овладела ярость. Какого черта она разглагольствует про страсть? И кто она такая, чтобы просто взять и сбежать? Трусом его считает? Решила, что ему не по плечу Газиев? И что это вообще было: занятие любовью или благодарность за крышу над головой? Он ведь так и не вернул ей деньги за ветеринара, куда она подастся теперь? Или собирается с каждым расплачиваться таким образом? Он сам ненавидел себя за такие мысли, но не мог успокоиться. Под руку попалась кружка с оленем и тут же была со злостью брошена в стену. Осколки разлетелись по ламинату, испугав Хендрикса. - Прости, дружище, - Саша потрепал собаку за ухом. – Как ты мог ее отпустить? Он встал на колени, бережно собирая острые черепки. Внутри все кипело. Он был зол на себя за то, что увлекся ей, а на нее – за то, что она так просто испарилась. В глубине души он признавал ее правоту. Ведь изначально понимал, что не сможет дать ей того, в чем она так нуждалась – семьи. И незачем ему были лишние проблемы. Самсонов считал, что на четвертом десятке неплохо разбирался в жизни. Студенческая влюбленность, глупый ранний брак, продлившийся полгода, - на всей этой чепухе он давно поставил крест. Детей заводить не собирался, посвятил себя работе, а женщины… Периодические романы неплохо скрашивали существование. И все было бы отлично, если бы он не попал в ловушку колдовского голоса и манящей фигурки. Обычно постель становилась логической точкой. Разгадкой, после которой азарт угасал. А она… Только сильнее взбудоражила его, заняла собой все воображение и ушла. Проклятая девчонка! С ней самого начала все было не так. Но он не пойдет у нее на поводу. Уж у кого-кого, а у Александра Самсонова недостатка в женском внимании не наблюдалось. Он вывел собаку, приготовил себе сэндвич из хрустящего багета с маслянистым маасдамом, розовым помидором, тонким кусочком пряного окорока и зеленью. Но даже это маленькое чудо теперь на вкус напоминало обувную коробку. Он раздосадовано отодвинул завтрак в сторону и вспомнил, что давно не звонил матери. Хотя бы одна женщина всегда готова была его утешить. - Здравствуй, Санек! С Новым годом! А мы с папой как раз собирались тебе звонить, - раздалось в трубке знакомое щебетанье. – Представляешь, мы вчера звонили, звонили, а ты был недоступен. Наверное, сеть была перегружена. Юра говорит, ты в каком-нибудь клубе, теперь уж молодежь дома и не отмечает. Хорошо, что сам объявился. - Мам, ну какая я молодежь… - А кто же еще? Ты для меня всегда будешь дитем. В общем, с праздником тебя, Санечка, здоровья, успехов, любви большой… Когда же ты приедешь? С лета все ждем, ждем… Конечно, у тебя там своя жизнь, но… - Мам, перестань. Я тут как раз подумал: возьму и махну в Питер. - Правда?! Да ты что? Юра, слышишь, Саша приедет... Да выключи ты свой ящик! Саша, говорю, приедет! Да! Как со стеной разговаривать... У тебя когда поезд? Или самолет? Ты с собакой? - Погоди, я еще даже билеты не смотрел. - Ой, проверь, наверное, не осталось ничего. Надо мне сбегать куру купить, мяса какого-то... Ты что будешь кушать? - Абсолютно все равно. А Хендрикса возьму с собой, он тут недавно отравился. - Да ты что! А ты не звонишь, ничего матери не рассказываешь... - Приеду - расскажу. Ладно, мам, я напишу, как куплю билеты. И он отключился, пока она не начала новую тираду. К маме он всегда относился нежно, но слушать ее больше пятнадцати минут было испытанием не из легких. Отцу в этом плане повезло: еще в молодости на военной службе он оглох на одно ухо. И с тех пор именно этим боком старался поворачиваться к жене. Кто знает, насколько снизилось бы в стране число разводов, если бы и другим мужчинам достался недуг Юрия Викторовича. Не так давно с собаками перестали пускать в Сапсан, а выкупать купе и трястись всю ночь Саше не улыбалось. Поэтому он оформил билет на завтрашний утренний рейс. Хендриксу летать было не впервой, его персональная вместительная перевозка обеспечивала соответствующий имени комфорт. Самсонову оставалось только написать маме номер рейса и позвонить соседке, чтобы та и следующую неделю не приходила убираться. - Вас можно поздравить? Собираетесь остепениться и покончить с холостяцкой жизнью? - Что Вы, Елена Семеновна. Просто еду в отпуск. - А я-то думала, что девушка, которая выгуливала Вашу собаку эти дни... - Ничего такого. Извините, мне пора идти. Он сдержался, чтобы не ответить грубо. Неужели Господь создал соседей исключительно для вмешательства в чужую жизнь? В аэропорту его встретил папа. Машину купили три года назад, на день рождения. И глядя на трепетное отношение отца к черной «шкоде», он понимал, откуда взялась его собственная любовь к Булочке. Родителям нужен был большой багажник для поездок на дачу, и он выбрал рабочую лошадку. Но Самсонов-старший с первого же дня принялся ревностно ухаживать за четырехколесной красавицей. Каждый мешок картошки и каждая банка с соленьями тщательно проверялись перед погрузкой и укутывались в брезент. Хендрикса тоже ожидал старый плед, чтобы шерсть не испачкала драгоценный салон. Внешне Саша пошел в отца, - та же высокая поджарая фигура, ранняя седина и жесткие черты лица: прямой нос и тонкая сжатая линия губ. Они даже носили очки с одинаковыми диоптриями и в случае чего всегда могли друг друга выручить. Они добрались до Петроградки меньше, чем за час. Он вырос на Колпинской улице, и после Москвы ему всегда приятно было оказаться в этом районе: никаких высоток, уютные старые дома, Ораниенбаумский садик, через который он ходил в пятьдесят первую школу. Массивное здание красного кирпича с железными воротами неподалеку - Печатный двор. Здесь все сохранило дух его советского детства. Стильные современные вывески смотрелись дико на этих потемневших от времени домах. Теперь тут трудно было найти свободное место для парковки, хотя Саша помнил, какой роскошью была когда-то единственная соседская Волга. Отец поставил машину снаружи, на Колпинской, и они вошли через арку во двор. Хендрикс усиленно обнюхивал новую территорию. Когда-то семья Самсоновых обитала в двухкомнатной квартире, но радио стало приносить доход, и Саше удалось выкупить смежную однушку. Родители стали хозяевами завидных хором. Парадное привычно дыхнуло кислыми щами. Мама, выследив сына через окно, уже распахнула входную дверь и с нетерпением ждала встречи. Скорее кинулась обниматься, лобызать любимое чадо. - Держи, это тебе, - он протянул купленные в дьюти-фри духи. - Какая красота! Я как раз хотела такие! Впрочем, он услышал бы это, даже если бы привез ей «Огни Москвы». - Пап, с новым годом! - он извлек из пакета бутыль французского коньяка. - Вещь, - со знанием дела кивнул отец. Он был ценителем. В застекленной витрине у него подбиралась неплохая коллекция, и он любил иногда по случаю посмаковать рюмашечку. Саша прошел в их с братом старую комнату. На месте, где стояла Димина кровать, теперь был комод с его фотографиями. И большой портрет в черной рамке на стене. Семь лет прошло. А широкое солнечное лицо на снимке все так же улыбалось. - Привет, Димыч, - прошептал он изображению брата. В горле снова стоял комок. Он скучал. Вечером мама накрыла обильный стол. Все, что положено в приличных семьях: заливная рыба, кура из духовки, оливье и мимоза. Тяжесть в желудке появлялась от одного взгляда, но мамины старания были святы. Вздохнув, Саша смотрел, как она щедро накладывает ему на тарелку свои произведения. Какая русская женщина не любит накормить сына? Мама рассказывала про свое житье-бытье, потом принялась расспрашивать Сашу. Осоловев от тяжелой пищи и жемчужин папиной коллекции, он выложил все про Варю. В рамках приличного, разумеется. Мама, конечно, возмутилась.