— Конечно, — ответил он, открывая их. Когда он повторял информацию о своем диагнозе, лечении и последующей ремиссии, которые в совокупности являлись величайшей битвой в его жизни, его битвой с остеосаркомой, все, о чем Глеб мог думать, было: «Неужели это кого-то волнует?» Семья и команда убедили его в том, что, поделившись своей историей, он вдохновит людей. Они оказали на него давление, чтобы он принял участие в документальном фильме, рассказывающем о его возвращении. Итак, в течение последнего года за ним повсюду следили два режиссера, Екатерина и Тимофей. Они были очень сдержанными и ненавязчивыми, но для него это все равно было непросто. Единственное, что когда-либо заставляло Глеба хоть на секунду задуматься о возвращении в спорт, который у него отняли, было то же, что привело к уходу из него. Его борьба с раком. Он знал, что это была не та тема, которую он мог проигнорировать. Но как бы он ни понимал любопытство относительно своего здоровья, он считал эту часть своей жизни настолько личной, насколько это вообще возможно. Болезнь Глеба была его битвой, которую он решил вести в одиночку. Он ни с кем не делился своими переживаниями. Они были глубоко внутри. Он был сильным ради своей семьи и оттолкнул большинство своих друзей. Это был единственный известный ему способ справиться. Он доверял тому же инстинкту, который принес ему успех на октагоне. На протяжении всего этого испытания он верил, что, если бы позволил себе начать зависеть от людей, если бы впустил их в то, через что проходил, это сделало бы его слабым и уязвимым. У него была ремиссия почти четыре года. Он был сильнее, чем когда-либо, как умственно, так и физически. Эмоционально же всё складывалось совсем иначе. Он перестал испытывать какие-либо яркие эмоции. Совсем. По шкале от одного до десяти, с единицей «грустно» и десяткой «счастливо», он уже много лет не поднимался с пятерки. Независимо от того, что происходило в его жизни — хорошее или плохое, он просто чувствовал, что выполняет свои обязанности. Он знал, что в какой-то момент это нужно будет решать, но у него не было времени изучать или разбираться с этим сейчас. Глеб закончил свой тридцатисекундный краткий ответ, и Смирнов продолжил: — Очевидно, что ваша ближайшая цель — победить в субботу вечером, но как насчет будущего? Было много споров по поводу того, является ли ваше возвращение разовым или нет. Как обстоят дела на самом деле? Глеб не знал, как ответить на этот вопрос. Его подпитывала потребность вернуться и закончить то, что начал. Он понятия не имел, что почувствует, когда счет будет сведен. — Прямо сейчас я просто сосредотачиваюсь на субботнем вечере. — Справедливо. Помимо того что вы отличный боец, вы так же хорошо известны своим статусом секс-символа. То, что вы сделали для ММА, сопоставимо с тем, что Дэвид Бекхэм и Криштиану Роналду сделали для футбола. Вы привлекли внимание к этому спорту молодой женской аудитории, но вы когда-нибудь беспокоились о том, что ваш статус секс-символа затмевает вашу работу на октагоне? — Во-первых, я не считаю себя секс-символом. Но, на мой взгляд, все, что привлекает больше внимания и зрительских симпатий к ММА, — это хорошо. А что касается сравнения с Бекхэмом и Роналду… Что ж, это неплохая компания. Они оба потрясающие спортсмены, которые использовали внимание, получаемое вне поля, чтобы пролить свет на спорт, который они любят. — Было много разговоров об истории, которая недавно стала вирусной и позволила нам всем заглянуть в вашу другую жизнь. Жизнь пожарного. Вы помогли задержать вооруженного мужчину, который угрожал своей беременной жене. Глеб все еще был ошеломлен и унижен тем, что ситуация сложилась именно так. Он тогда действовал чисто инстинктивно, и это сработало, но с таким же успехом все могло закончиться трагически. Последние два года он был пожарным и верил, что то, что он оказывает первую помощь, спасает прежде всего его самого. Последствия химиотерапии и облучения не ограничивались физическими страданиями. Эмоциональная битва, в которой он был вынужден участвовать, была тяжелее, чем любые побочные эффекты, которые он пережил. Как только лечение закончилось, он начал страдать от депрессии и беспокойства. Он пытался справиться с этим, но битва была похожа на безнадежную. Через несколько месяцев он понял, что ему нужно что-то, чтобы изменить свою жизнь, и тьму, которая поглощала его целиком. Его отец проработал пожарным тридцать четыре года, прежде чем уйти на пенсию. Помимо драк, это было единственное, будущее, которое Глеб мог представить для себя. Итак, он вложил все то малое количество энергии, которое у него было, в то, чтобы получить квалификацию пожарного. С того самого момента, как Глеб впервые надел снаряжение, он ни разу не оглянулся назад. Он спасал жизни во время работы, но это было правильным для него только потому, что пожаротушение спасло его собственную жизнь. — Является ли борьба с пожарами вашим основным занятием в будущем? Будущее. Это было той темой, о которой Глеб никогда не позволял себе думать. Главным образом потому, что у него отняли то, чего он так хотел. Картинка в голове, которая, как знал Глеб, никогда не воплотится. Это был стол, за которым сидели дети и красавица жена. Там был смех, разговоры, иногда — споры и обсуждение жизненных проблем. Когда он рос, его мечты были довольно ясными. Он хотел стать чемпионом мира и отцом. Первое должно было стать самым трудным для воплощения в жизнь. Но судьба иногда любит подшутить. В возрасте двадцати лет он завоевал свой первый международный пояс. Второе же, бывшее, по его мнению, самым простым, стало тем, что, как он недавно узнал, может оказаться недосягаемым. Сделав глубокий вдох, он заученно ответил: — Абсолютно. ММА никогда не было долгосрочным планом. Мой отец был пожарным, так же как и мой дед. Это у меня в крови. Смирнов кивнул. — Я видел бесчисленное множество интервью на начальном этапе вашей спортивной карьеры, и вы часто называли своего отца и старшего брата своими самыми большими вдохновителями. Это все еще так? — Да, — без колебаний ответил Глеб. — Мой папа был и всегда будет моим героем. Также еще в детстве я боготворил своего старшего брата Геннадия, я уважаю его как человека и восхищаюсь им. — Ваш отец был пожарным, и вы пошли по его стопам. А ваш брат Геннадий сделал себе неплохое имя в боксе. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы тоже стать знаменитым в боксерской среде? — Нет. Глеб провел большую часть своей жизни, взрослея в тени Геннадия, и это было прекрасно, пока он был ребенком. Его старший брат был не просто невероятным бойцом, он также был невероятным учеником. Он был веселым, умным, и все его любили. Учителя, тренеры и даже девушки сравнивали Глеба с Геной. Последнее, что он хотел бы сделать, — это попытаться занять его место на боксерском ринге. Он ничем этим не делился. Вместо этого он дал другой, не менее честный ответ. — Меня всегда тянуло к смешанным единоборствам. Я посмотрел фильм «Малыш-каратист», когда мне было пять или шесть лет, и умолял своих родителей разрешить мне брать уроки карате. После я занялся дзюдо и джиу-джитсу, а затем, в подростковом возрасте, начал заниматься муай-тай. ММА было естественным развитием для меня с моим прошлым. Смирнов сменил тему, спросив: — Недавно вы переехали в Москву, чтобы тренироваться со Львом Дробышевым. Некоторые скептически отнеслись к этому шагу так близко к вашему бою. Было ли это решением, которое далось нелегко? Глеб ухмыльнулся. — Нет. Когда позвонил Лев, я вылетел следующим же рейсом. Я был бы дураком, если бы упустил возможность поработать с одним из величайших ныне живущих бойцов. — У вас есть родственники в Москве, верно? А этот парень основательно подготовился к интервью. — Да. — Вы планируете сделать Москву своей постоянной базой? Он долго думал над тем, чтобы покинуть Севастополь, своего брата и двухлетнюю племянницу, но решил, что так будет правильно. Он хотел начать все сначала. — Да. Смирнов задал ему еще несколько вопросов, которые обычно сопровождают его перед боем. Какие дыры увидел Глеб в тактике Нуньеса? Предпочел бы он стоять рядом со своим противником или повалить его на землю? Каким был его любимый удар или прием? Еще через несколько минут интервью закончилось, Смирнов встал и протянул руку. — Большое спасибо, что уделили мне время. Я бы с удовольствием договорился о следующем интервью с вами, когда уляжется пыль после боя. Глеб кивнул и пожал ему руку. — Отлично. Мила лучезарно улыбнулась, плавно вошла и протянула Смирнову свою визитку. Он принял ее и пообещал: «Я буду на связи». Прежде чем репортер успел выйти за дверь, яркие галогенные лампы были выключены, и звукорежиссер извлек микрофон Глеба. Мила быстро заговорила, посвящая Глеба в его график: — Ладно, значит, на сегодня ты свободен. Завтра утром мы встречаемся с Катей и Тимофеем в холле ровно в пять утра. Они снимают твою пробежку до тренировочного центра. И помни: завтра — день прессы. Снова пресса… — Наслаждайся своим свободным вечером, но не сходи с ума. Я не хочу повторения Сочинской истории. — Мне было семнадцать. Тогда Глеб впервые приехал в Сочи на бой Гены против Сергея Козлова. Он воспользовался паспортом своего двоюродного брата Димы, чтобы попасть в бар. В те же выходные он угодил в какую-то передрягу. Честно говоря, он почти ничего из этого не помнил. Только отрывки воспоминаний. — И все же я не хочу, чтобы ты оказался голым в фонтане. Снова. Она улыбнулась и похлопала его по руке левой рукой, на которой красовался камень размером с теннисный мяч. — Мне было семнадцать, — повторил он, прежде чем сменить тему. Глеб взял ее за руку так, чтобы бриллиант на левой руке засверкал. — Черт. Я до сих пор не могу привыкнуть к размеру этого камня. Боря явно хотел, чтобы люди могли увидеть его из космоса. — Оно прекрасно. — Уголки губ Милы приподнялись, когда она полюбовалась своим кольцом. Как раз в этот момент мужчина, который подарил его ей, вошел в комнату. — Поразительно огромный камень. Но ты этого заслуживаешь. — Глеб наклонился и поцеловал ее в макушку, точно так же, как он делал это с тех пор, как в тринадцать лет резко вырос и начал возвышаться над ее миниатюрной фигуркой. Теперь же он делал это только для того, чтобы позлить ее мужа. — Эй, убери свои губы от моей жены, Мозалев, — прогремел голос Бори, когда он подошел к ним и обнял Милу за талию. — Да. — Мила провела рукой по макушке и сморщила лицо, поддразнивая: — Я не знаю, где были эти губы. Нигде не были. Репутация, которую Глеб сохранил и по сей день, была безупречной еще с юности. Но это было до того, как ему поставили диагноз. Как только он услышал из уст доктора слово «Остеосаркома», все изменилось. За долю секунды его жизнь изменилась. Ковер был выдернут у него из-под ног. Все, что он считал важным, перестало иметь значение. Время стало для него самым ценным товаром в мире. Не девушки, не выпивка и развлечения, а время. За последние пять лет у него было несколько отношений, но ни одни из них не длились дольше пары месяцев. Последние два года он вообще ни с кем не встречался. Он был полностью сосредоточен на подготовке к этому бою. У Милы зазвонил телефон, и она вытащила его из кармана, отвечая на звонок, в то время как Боря делал все возможное, чтобы отвлечь ее от разговора. Ее муж уткнулся носом ей в шею, так что она приподняла плечо и тихонько захихикала, без особого энтузиазма прогоняя его прочь. Пока она отвлеклась, Глеб выскользнул через боковую дверь конференц-зала. Направляясь к лифтам, он надел наушники и, целеустремленно шагая, низко опустил голову. Незаметный, сливающийся с толпой — вот к какому образу он стремился. В своей повседневной жизни он не привлекал к себе особого внимания, но с огромными плакатами, рекламирующими предстоящий бой, развешанными на всех стенах, оставаться незамеченным было невозможно.