— Да уж, горячей некуда — среди головешек. Куда я такая? — оглядывает себя Кибрит. — Придется вам меня одевать, — оборачивается она к офицеру. — Сделаем. Только вот габариты, конечно… Народ у нас рослый… Томин подходит к полковнику: — Товарищ полковник, кто из ваших инженеров может со мной поработать? — Илья Петрович! — кричит полковник. — Угрозыск, — говорит Томин подходящему инженеру и пожимает ему руку. — Я понимаю, горело тут крепко. Но все-таки насчет сигнализации… Может, удастся обнаружить, была или нет повреждена до пожара? — Пойдемте посмотрим, — соглашается инженер. Возвращается «рафик», на котором уезжал за Гуторской Томилин. — Пал Палыч, привез! Знаменский взглядывает вопросительно, Томилин пожимает плечами: сообщить, мол, нечего. Гуторская, аккуратная, элегантная, словно не среди ночи подняли, деловито, по-мужски протягивает Знаменскому руку: — Гуторская, замзавскладом. — У вас есть какие-нибудь соображения о причинах пожара? Такие, что надо проверить немедленно? Женщина окидывает пожарище долгим хмурым взглядом. — Пока соображений нет, — говорит она. — Товарищ Стольникова! — зовет Знаменский. Та появляется и бросается к Гуторской: — Женечка, беда-то какая!.. — Перестань реветь, — сердито отстраняется Гуторская. — Поедемте в управление, ненадолго. Прошу! — Знаменский приглашает женщин к «рафику». — Вы тоже, — говорит он сторожу. — И кофта сгорела! — с новой силой сокрушается Стольникова. — Только-только в «Березке» достала! Сунула в письменный стол и забыла! — Ну знаешь, сгорело гораздо более ценное! — раздраженно фыркает Гуторская. — Само собой! А и кофту тоже до смерти жалко!.. Самая модная, от талии вот такой рукав… — ищет она сочувствия у Пал Палыча. …Кибрит, утопая в огромном комбинезоне, отправляется с сотрудниками пожарной службы в глубь сгоревшего складского помещения. Зевака бормочет вслед: — Все загасили, одна вонь осталась. 2 В один из следующих дней Стольникова является на допрос во всеоружии женских прелестей. — Вы так переживали, Евдокия Михайловна, а сегодня, смотрю, цветете и благоухаете, — с любопытством оглядывает ее Пал Палыч. — Ой, до того переживала — не представляете! Столько добра прахом пошло. Тысяч под двести! Как вспомню — так носом хлюпаю! А сегодня подумала: вчерашний огонь слезами не зальешь. И пошла в парикмахерскую — самое лучшее средство для женщины, если неприятности. Наведешь красоту — и опять вроде жить можно! А плакать… — Кокетливо: — Небось с вами еще наплачусь. Хотя ну ни крошечки не виновата! — Боюсь, не совсем так, Евдокия Михайловна. — Знаменский идет к сейфу и достает пухлую канцелярскую папку. — Жаль портить вам настроение, но вот тут у меня… — Он неторопливо развязывает тесемочки, а Стольникова с испугом ждет. — «Указание о перепланировке дымоходов», — читает Знаменский, перелистывая подшитые бумаги. — «Предписание о заключении электропроводки в асбестовую изоляцию», «Акт обследования…», «Предупреждение…». Знакомы вам эти документы? — Знакомы! — с облегчением подтверждает Стольникова. — Пожарный инспектор после каждого обхода оставляет какое-нибудь предписание! — А вы не выполняете! — Да чтобы выполнить, не то что капитальный ремонт — новые склады надо строить! Со всякими там анализаторами дыма! Написать-то легко! — Но если склад сгорел из-за несоблюдения противопожарных мер, для вас это обвинение в халатности. — И что — под суд?!.. — ужасается Стольникова. — Пал Палыч, миленький, да таких бумажек на каждом складу кипы целые… и на предприятиях тоже! И никому ничего! — До первого огня, Евдокия Михайловна. Пока везет. А не повезет да загорится как раз от того, про что вас предупреждали, тут уж… — разводит он руками. — Ой, не расстраивайте вы меня, ресницы потекут! Параллельно сотрудник БХСС Томилин беседует с Гуторской: — Значит, склад был самого широкого профиля — от мебели до галантереи. И промтовары из него поступали в специальные магазины для работников вашего ведомства. — Та же система у речников, шахтеров… Прекрасно знаете! Гуторская немногословна и начисто лишена непосредственности, свойственной ее начальнице. Томилину приходится пускаться на мелкие хитрости, чтобы как-то ее расшевелить. — Лишний раз уточнить не вредно. Такая служба, куда денешься! Скажите, ваши сотрудники обедали на складе или ходили в какую-нибудь столовую? — Да куда там пойдешь?! Вы же видели — кругом пустыри и овраги! — Не надо сердиться. — Я не сержусь, но я человек деловой, люблю логику и точность. А ваши вопросы бессистемны… и, простите, лишены смысла! — Суровая вы женщина!.. — Гуторская отмалчивается. — Ну, тогда поэксплуатируем вас как делового человека. — Он разворачивает на столе рулончик плотной бумаги. — Вот схема склада. В кабинете Знаменского продолжается беседа с заведующей складом. — Вы такой еще молодой и с виду добрый… А видно, уже зачерствели на своей должности, — укоряет Стольникова. — Женщина попала в беду, ей же нужно сочувствие! — Есть обстоятельство, которое предостерегает меня от поспешного сочувствия, Евдокия Михайловна, — и, помолчав, спрашивает: — Когда ожидалась ревизия? Стольникова растерянно хлопает ресницами — не ожидала атаки с этой стороны. — Какая ревизия?.. — машинально повторяет она. — Обычная, полугодовая. — Не понимаю… при чем тут… — Ревизия должна была проводиться через два-три дня. — Возможно, но… мне же не сообщают… к вам, мол, едет ревизор! — Вы заведуете складом четыре года. И ведомственные ревизоры всегда приходили в одни и те же сроки. Я прав? — В общем-то, да… — сдается Стольникова. — Но что плохого, Пал Палыч? Подметем загодя двор, в складу приберемся, чтоб легче учитывать. Ревизоры только довольны! И начальство… Честно-то, Пал Палыч, кому нужны лишние приключения? — А я вот недоволен. Для следователя пожар перед ревизией — вещь подозрительная. Напрашивается мысль о сокрытии каких-нибудь… непорядков. — Пал Палыч, миленький! Ведь это ж несчастное совпадение, ничего больше! Клянусь всем святым! — Взгляд у Стольниковой открытый, тон искренний. — Мне, Евдокия Михайловна, частенько клянутся, — усмехается Знаменский. — По-разному, конечно. «Провалиться на этом месте», «Чтоб мне счастья не видеть», «Пусть язык отсохнет»… Клянутся жизнью, могилой матери, здоровьем детей. Вы вот — всем святым. А что для вас святое? Стольникова воспринимает вопрос с полной серьезностью и после паузы произносит торжественно и проникновенно: — Я клянусь вам любовью самого дорогого для меня человека! Закончив разговор со Стольниковой, Знаменский входит к Томилину. — Кончаем, Пал Палыч, — докладывает тот, имея в виду схему склада, испещренную пометками Гуторской.