Я не смог вернуть Даше улыбку и разделить её радость. Потому что не было в том, что я делаю, ничего доброго или чистого. Я тащил её за собой в грязь, подвергая смертельной опасности. — Ты не можешь всё решать за других, Грэй, — раздался у меня в голове голос Алексеева. — Делай что должен, и будь что будет. Глава 41. Сергей Больше я не пытался приставать к Даше, несмотря на то, что девушка нравилась мне всё больше и больше. Я дал нам обоим время привыкнуть друг к другу, притереться, познакомиться ближе. Мы жили по-прежнему вместе, но виделись нечасто, в основном по ночам или иногда в столовой. Я был занят своими делами, Дашка постигала нелёгкую военную науку. Её интересовало буквально всё начиная от рукопашного боя, заканчивая морзянкой. Она очень много времени уделяла тренировкам, изматывая себя, как будто готовилась к Олимпийским играм или величайшему сражению. При всём этом она никогда не жаловалась и не ныла. Целеустремлённость и упорство девушки меркли на фоне её характера. Даша была такой злюкой и хабалкой, что мужики обходили её стороной. Никто не желал связываться с ефрейтором Воронько, тем более что она была под моим покровительством. Восемнадцатилетнюю Дашу даже бывалые зэки боялись. Её уважали по зоновским законам, приглашали в свою хату на чифир. Я опасался, что именно с этой кастой у меня возникнут сложности. Заключённые держались особнячком, никуда не лезли, смотрели на меня с откровенным недоверием и презрением. Их было больше трёхсот человек, и мне приходилось ладить с ними, находить общий язык. Для них я был сопляком и выскочкой. Это так и было, но им пришлось подчиниться. Не без помощи Дашки я научился базарить с ними по понятиям, смирившись с тем, что без команды пахана ни один приказ они выполнять не станут. В архиве я нашёл личное дело Даши и внимательно изучил его. Она отбывала наказание за убийство отчима. По малолетке дали ей немного — 4 года всего, но досиживать ей было в тягость, она предпочла воевать. Кто-то из мужиков обмолвился, что им амнистию обещали после войны, я в это не верил, но разубеждать их не стал. Я бы мог расспросить о прошлом девушки её саму, но мне было необходимо знать об этом эпизоде из её биографии достоверную информацию, а не слезливую историю о том, что сидит она ни за что и по ошибке. Дашу за время её отсидки ни разу не навестили, не принесли передачу. Либо её мать умерла, либо отказалась от дочери из-за её проступка. Девочка быстро освоилась среди военных. Зря я переживал за неё. Даша, как будто была создана для войны. Она была смелой, безжалостной и жёсткой не по годам. Ей всё это шло. Когда ей нашли форму по размеру, от неё вообще было глаз не оторвать. Она гордилась своими маленькими погонами, своей принадлежностью к нашему братству. Вела она себя, конечно, как мужик, тюрьма наложила на девчонку свой отпечаток, но к ней относились с уважением, и вовсе не потому, что она ебется с полковником Грэем. Больше всех Дашка сдружилась с Федорченко и Малым. Они всё время ходили вместе, дурачились и придумывали для себя развлечения. Я доверял пацанам, поэтому был не против их общения. Мне было спокойней оттого, что Даша под присмотром, что она занята делом, а не страдает хернёй, как другие женщины на базе. Шлюхи у нас прижились. По совету Дашки я назначил им "мамку" из их же компании, и больше они меня не отвлекали. Остальные женщины, пожелавшие остаться с нами, были заняты по хозяйству: готовили, стирали, убирали. Я не пожалел, что оставил их всех. Без женщин мужики звереют и дичают быстрее. Не сразу, но все ополченцы стали похожи на солдат. Берлессы снабжали нас регулярно и качественно, столкновений с северянами было немного, так что времени на обучение новобранцев было достаточно. В нашу задачу входило сопровождение колонн с беженцами до границы, локализация мелких конфликтов с боевиками Кижей, оборона границы области со стороны АЭС. Ожесточённые бои закончились, берлессы продвинулись вглубь страны, поэтому у нас наступило относительное затишье. Моя всемирная слава стала просто непомерной. Люди со всей страны пробирались в Северо-Боровинск, чтобы примкнуть к рядам ополчения. Женщин, детей и стариков я отправлял в Берлессию с остальными беженцами, а мужчин, способных держать оружие приходилось принимать. К весне наш гарнизон насчитывал уже более двух тысяч бойцов. Разрастался он постепенно, так что я справлялся со своими обязанностями. Как и планировал, я обеспечил нас с Дашей комфортом. Разгородив гипсокартоном кусок помещения на том же этаже, где мы жили с Малым, я смастерил что-то похожее на двухкомнатную квартиру. Нам поклеили обои на стены, на пол постелили линолеум, срезали решётку с окна, чтобы было максимально правдоподобно, как на воле, и получилось довольно уютненько. Спали мы по отдельности. Иногда я позволял себе обнять девушку, не более. Я ждал, пока она освоится среди мужиков, возможно, приглядит себе кого-то другого. Миколу, например. Он явно был неравнодушен к Даше, я видел, как он смотрит на девушку, как смущается, когда она смотрела на него. Парень подходил ей по возрасту, они много времени проводили вместе, чаще разговаривали. Малой подарил Дашке щенка, когда одна из овчарок, доставшихся нам в наследство от тюремной охраны, ощенилась! Благодаря мне, у Даши было всё самое лучшее. Я устроил ей комфортный быт, привозил ей "с воли" всё, что бы она ни попросила. На её столе всегда были свежие фрукты и шоколад. Но собачонка затмила разом все мои старания. Я ревновал Дашу к пацану! С первых дней я прикипел к ней. Она стала мне дорога, но мне нужно было разобраться в себе, прежде чем заниматься с ней сексом. Сам не знал, чего я ждал от наших отношений с Дашей. С ней всё было не так, как с другими моими девушками. Виной всему война или она сама? Мои чувства к ней были за гранью моего опыта и реальности. Я мог бы сказать, что люблю её, как сестру, но на сестёр не дымится член, если ты не больной извращенец. Я берёг Дашу и берёг её чувства. В последний раз я испытывал такое по отношению к Олэське. Мне не хватало сестрёнки. Я звонил ей всё реже и реже, а потом мне надоело ей врать, что я приеду в Берлессию, и я поменял симку на телефоне. С Дашей моя жизнь обрела какой-то новый смысл. Я больше не чувствовал себя жертвой войны. Я понял, что могу играть в неё, причём по своим правилам. У меня начинало получаться играть и выигрывать. Даже какая-то надежда на жизнь после войны появилась. Я вообще на многие вещи начал смотреть проще. Даша же, в свою очередь, как о мужике не заботилась обо мне совершенно. Она сразу заявила, что готовить не умеет, а учиться ей этому некогда! В нашем жилище даже убиралась другая женщина. Девчонка ни разу не поинтересовалась, как я себя чувствую, как мои дела. Меня это угнетало. Возможно, Даша просто не понимала, как нужно себя вести с мужчиной в силу своей неопытности и возраста, а возможно, что не воспринимала меня, как своего мужика, ведь у нас не было близости. В то же время я видел, что она проявляет ко мне интерес. Даша могла спокойно переодеться в моём присутствии или выйти из душа в одном полотенце. Она делала это нарочно, дразнила меня таким образом, подогревала мой интерес. Я любовался девичьими формами, понимая, что она меня возбуждает. Я очень хотел её! Так хотел, что иногда не мог уснуть, зная, что она лежит рядом на соседнем диване. Эта игра затянулась. Дашка ждала от меня конкретного большого шага в её постель, а я должен был убедиться, что она тянется ко мне не из нужды, а потому что я действительно ей нравлюсь. Среди хаоса, смерти и бесконечной лжи, мне было нужно хоть что-то настоящее. Пусть бы это был секс с Дашей, но он был бы искренним. Мои эмоции к девчонке медленно накалялись, норовя свести меня с ума. Наступила весна — время любви и спермотоксикоза, и стало совсем невмоготу. Запах цветущих яблонь и груш кружил мне голову, и я боялся окончательно её потерять. В тот день Дашка отпросилась у меня в рейд с небольшой группой. Я прежде никуда её не отпускал. Одно дело играться с оружием и пиздить своего напарника по рукопашке, и совсем другое — настоящее задание. Командир группы брать с собой Дашку совершенно не хотел. Он знал, что если с ней что-то случится, по сложившейся традиции, я его на придорожном столбе повешу. — Серёжа, пожалуйста! Я буду осторожна, клянусь! — уговаривала меня малыха. — Мне это нужно!