— Да! Глаза боятся, а руки — базуки, — подтвердил Али. — Если Дауд прав насчет проходов в минных полях. Их беседу прервал звук выстрела. Бивуак под горой всполошился, люди принялись бегать и кричать, лошади биться, верблюды, растревоженные лошадьми, вскочили на ноги. Спускавшимся с горы Виктору и Али было хорошо видно, как друзы в синих абайях с двумя черными широкими полосами, так похожими на армейские байковые одеяла, полукольцом сгрудились у тела своего соплеменника. Тот лежал на спине, широко раскинув руки, абайя распахнулась, явив луне кроваво-красный шелковый кафтан-гунбаз. Ноги в белых шароварах-сирвалах были согнуты в коленях. Друз был мертв. Рядом его соратники, согнув в три погибели какого-то палестинца, вязали ему задранные к луне вывернутые руки. — Он убил — он умрет! — заявил аль-Харишу суровый Дауд, заставив того остолбенеть. — Забудь об Эль-Кунейтре! — только и сказал Али Лаврову. — Один из наших убил их человека! — пояснила Виктору подбежавшая Светлана. — За что?! Виктор был как в тумане, как во сне… или как после автомобильной аварии. Ему казалось, что все это происходит не с ним, не здесь и не сейчас. — Может, из-за религии или из кровной мести, кто знает, — ответила Светлана. — Али! — окликнул Виктор покидавшего их хариша, но тот не отреагировал. — Это давняя история, — вздохнула Светлана. — Теперь они примутся убивать друг друга?! — возмутился Лавров и бросился к друзам, отыскивая глазами их вождя аль-Атраша. Горцы уже выстроились в боевую цепь, достав из седельных сумок карабины и автоматы. Дауд снял с предохранителя свой СКС. — Таков закон, аль-Лавров! — сказал он, предупреждая вопрос Виктора. — Закон велит убить обидчика? — уточнил Лавров. — Его смерть успокоит друзов? — Да, — кивнул головой Дауд. И друзы, и «арафатовцы», приготовив оружие, стояли в нерешительности. Как быть, когда интересы обоих племен выше, чем законы этого дикого мира? Рано или поздно кто-то первый нажмет на спусковой крючок и польется кровь… Вот-вот начнется… — Есть только один выход, — сказал Дауд. — Да-да, только один! — подтвердил Али аль-Хариш, словно прочитав мысли Дауда. — Это какой же? — с подозрением спросил Виктор. — Ты из другого народа. У тебя нет племени, — коротко сказал Дауд. — Если ты убьешь его, это успокоит друзов, — обыденно произнес хариш. — Вы что, предлагаете мне его убить? — Глаза Виктора округлились от возмущения. — Да-да, — подтвердил Дауд. — Да-да, — повторил за ним аль-Хариш. — Люди! Вы что? С ума сошли? — прокричал Виктор. — На земле двадцать первый век. Вы что?! Одумайтесь, люди! Но оглядев присутствующих с автоматами в руках, он не нашел поддержки. Палестинцы с горечью смотрели на своего соплеменника, а друзы жаждали крови. И те и другие были готовы разорвать друг друга. — Вы — сумасшедшие дикари! — вырвалось у Виктора. — Я его лучше отпущу! Широкими шагами, насколько позволяла его белая рубаха-мантиян, Виктор устремился к убийце. Друзы, державшие преступника, поспешно отбежали к своим. — Аль-Лавров! — крикнул вслед хариш. — Убей его! — Аль-Лавров, будь мужчиной! Убей его! — добавил Дауд. Виктор подошел к хамасовцу. Тот сидел на коленях, и его плечи тряслись мелкой дрожью. Руки были связаны за спиной. Он поднял голову. Это был Фаррадж. Лавров изменился в лице: — Фаррадж?! «Арафатовец» с заплывшим глазом и выбитыми передними зубами смеялся. — Ну что ты сделаешь, неверный? Убьешь меня, да? — на ломаном английском просипел он. — Зачем ты это сделал? Как ты мог? — Я знаю свой долг мусульманина! — прокричал Фаррадж. — И не тебе, неверной собаке, учить меня! — Разве твой долг убивать ближнего? — грустно спросил Виктор. — Тебе этого не понять. Ты же не мужчина, европеец, — сквозь смех продолжал палестинец. — Ты даже убить не можешь. Только спасти. — Но я спас тебя, парень… — удивился Виктор. — Чего стоит твое спасение, когда по моей земле гуляют неверные собаки? — визжал Фаррадж. — Награда им за это только смерть. И тогда я попаду к Аллаху… — Ты не попадешь к Аллаху, муслим, — спокойно сказал Виктор. — Ты предал его. Ты сгоришь в аду. Но сначала ты помучаешься здесь. На этой грешной земле. Я… отпускаю тебя… — Витя! Не отпускай его! — крикнула Светлана на русском. Но было поздно. Лавров вынул нож и разрезал путы на убийце. Затем показал веревки и палестинцам, и друзам. — Слушайте все! Я, аль-Лавров, говорю вам: он будет жить! Так должно быть! Нельзя кровью смыть кровь! Нельзя горем убить горе! После этого душа становится пустой и черной! Пока вы этого не поймете, не станете людьми! Так и будете убивать друг друга! И умирая, будете проклинать убийц за свою и за их глупость! Палестинцы и друзы молчали, пораженные, будто ждали кары небесной. Виктор же направился к «своим». Вдруг Фаррадж подпрыгнул, выхватил из-за пояса кинжал, который у него почему-то не отобрали, и бросился на Виктора. Все произошло так быстро, что никто не успел и вскрикнуть. Фаррадж с размаха ударил Виктора кинжалом в спину. Раздался крик Светланы, боевики с обеих сторон громко вздохнули… Железный клинок лязгнул обо что-то твердое. Подголовный камень в заплечной сумке спас журналисту жизнь. Лавров резко развернулся и ловким движением перехватил руку палестинца с ножом, затем отвел ее в сторону и ударил костяшками кулака по внешней стороне кисти, держащей оружие. Кинжал выпал и ударился о камень. Виктор толкнул Фарраджа ладонью в лоб, тот потерял равновесие и упал, но тут же перекатился в сторону и, подбежав к кому-то из палестинцев, вырвал у него из рук автомат Калашникова. Все происходило настолько быстро, что люди не успевали реагировать. Виктор же молниеносно выхватил из складок своей одежды трофейный «Глок-18» и, опередив передергивающего затвор палестинца, прицельно выстрелил ему в голову. Фаррадж ударился оземь без лишних движений, выронил автомат и раскинул руки в стороны. Гром оваций и одобрительных возгласов разнесся по горам, отражаясь многократным эхом. Только Виктор смотрел на открытые глаза Фарраджа и дырку между ними. — Прости, Фаррадж, — прошептал он, — ты сам этого захотел… Соплеменники Фарраджа, удостоверившись, что казненный мертв, отправились к своим палаткам. Виктор, держа разряженный пистолет стволом вверх, двинулся куда-то с невидящим взглядом. Когда он поравнялся с Даудом, вставшим у него на пути, то услышал: — Хорошо, аль-Лавров! Ты настоящий воин. Но Виктор обошел его, как дерево, и побрел себе дальше. — Что с украинцем? — спросил вождь друзов у предводителя бедуинов. — Он убил человека, которого спас в зыбучих песках, — пояснил аль-Хариш. — Это предначертание! — объявил Дауд и, посмотрев на убитого друза, добавил: — Напрасно спас! Психическое благополучие возможно, если человек способен жить с тремя фрустрациями. Во-первых, он не может быть счастлив постоянно. Часто ему будет «так себе» и даже «плохо». И это нормально. Во-вторых, он не сможет всегда получать то, что хочет. В-третьих, никто ничего ему не должен, в том числе беречь его чувства. Светлана поравнялась с Виктором, который шел куда глаза глядят с пистолетом, который держал на манер дуэлянта. — Это казнь, Виктор, она не постыдная! — попыталась утешить его девушка. Лавров опустил руку с пистолетом. — Это было необходимо! — продолжила она, показывая на друзов, мирно беседовавших с палестинцами. Лавров остановился. — Ты дал ему жизнь, ты и забрал, — утешала его Светлана. — Иногда надо пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти ее многим… Виктор посмотрел ей в лицо, перевел взгляд на «Глок». — Пересвет сражался своим оружием в открытом бою, а не казнил связанных, стоящих перед ним на коленях, — сказал он. — В конце концов ты так и поступил. 4 Дауд аль-Атраш был прав. На следующее утро никто не ждал нашествия кочевников на лошадях и верблюдах со стороны минных полей. Лишь однажды сработала старая мина, оторвав лошади переднюю ногу. Животное завалилось на бок, но всадник успел выдернуть ноги из стремян и выскочить из седла, впрочем, тут же попав под копыта других лошадей.