А еще Василий Великий написал своему сподвижнику Григорию Богослову в Константинополь письмо с предложением отмечать день рождения Иисуса 25 декабря, чтобы отвлечь внимание мирян от популярного в то время праздника бога Митры. Григорий Богослов поделился этим соображением с императором Феодосием, и тот повелел отмечать Рождество не бога Митры, а Сына Божия Иисуса Христа. Так с тех пор и повелось. А когда на самом деле родился Иисус, евангелисты не написали, хотя знали эту дату наверняка. Просто Иисус не желал, чтобы его личность превращали в культ. Но не все получается даже у Сына Божия, как видим. Христианский монастырь у Василия Великого был не первый, зато святой Василий написал первый монастырский устав. Именно он послужил образцом для всех остальных христианских монастырей в мире. Но не только. Еще образцами послужили церкви монастыря Василия Великого. К концу первого тысячелетия в Каппадокии проживали сорок тысяч христиан. Здесь насчитывается шестьсот скальных и подземных церквей. Они вырублены в туфовых скалах-останцах с базальтовым навершием-луковкой. Все православные церкви в мире своей формой имитируют каппадокийские перибаджалары. — У тебя есть удивительное качество, инок Ермолай, — с иронией заметила Саломея, — прятать свои мысли за своей поразительной эрудицией. Ведь ты сейчас не о том думаешь, о чем рассказываешь… Ну и о чем ты думаешь? — А думаю я, — после долгой паузы ответил Виктор, — что вот найдем мы эту чертову длань… — Не чертову, а Иоанна Крестителя, — строго поправила девушка. — Ну да. Длань Иоанна Крестителя… черт бы ее побрал. — Не кощунствуй! — рассердилась Саломея. — И что дальше? — продолжал Виктор. — Вернемся обратно, и ты войдешь в эту проклятую пещеру, спрячешь артефакт в стену и зароешься в подземелье, как крот? — Я — хранитель десницы! — уже не так уверенно сказала Саломея. — Моя жизнь посвящена… — Что за вздор? — выкрикнул Виктор, перебив девушку. — Родиться только для того, чтобы спрятать кусок старого скелета и умереть вместе с ним? Саломея испуганно огляделась, будто боялась, что их кто-то услышит. Но в маленьком кабаке не было никого. Только в небольшом окошке, откуда они получали еду, виднелась физиономия турка в феске. — Витя, что ты говоришь? — еще более неуверенно произнесла Саломея. — А что я говорю? — обиженно откликнулся Лавров. — На дворе двадцать первый век! Люди в космос летают! Атом расщепили! Живут как хотят! А кому-то надо просто умереть, непонятно, на кой хрен! — Витя! Это моя вера! Я обязана! — Никому ты и ничем не обязана! — горячился Виктор. — Хранить — может быть, и да, но умирать за это? Бред! Возможно, у мандеев Иоанн и есть Мессия, но я в данном случае не согласен! Ты хочешь остаться в пещере? — Я должна! Я обязана, — потупила взор Саломея. — В свои двадцать восемь лет? Ты выросла, поумнела, поняла, что такое любовь… Поняла? — Поняла. — И теперь надо умереть, правда? — сердился Виктор. — Витя, не рви душу… Мне и так тяжело. — Вот уж дудки! Буду рвать! — взвился Лавров. — Светка! Ты что делаешь? Тебе жить и жить! Жизни радоваться! Детей растить! Светка, одумайся! — Я — Саломея, — твердо ответила девушка. — Для меня ты навсегда останешься Светкой! Потому… Потому что жизнь важнее, чем все эти ордены и секты! — И это мне говорит православный инок? — Это тебе говорит взрослый мужчина, отец двоих детей, который за свою жизнь столько раз смотрел смерти в лицо, сколько ты, глупышка, в зеркало не смотрелась! Саломея безмолвно глядела на Виктора, а тот продолжал напирать: — Ты видала, как девятнадцатилетние мальчишки, необстрелянные пацаны, идут в чужую страну воевать? Просто на убой. Потому что их послали туда какие-то старые маразматики! Видала? За что их лишили жизни? Все говорят о присяге! Да, присяга! Но они присягали не этим старым идиотам, а родине! По какому такому праву зарвавшийся маразматик решил отправлять на смерть этих пацанов? Не знаешь? А я знаю! Потому что эта мразь, возомнившая себя богом, решила вершить судьбы людей ради собственной прихоти! Виктор давно перестал есть. Ему было совсем не до еды. Его тести-кебаб остыл, но ишкембе чорбасы Саломеи тоже был съеден лишь наполовину. Пораженная, девушка слушала Виктора, а он не унимался: — А ты видала, как в морг привозят семью: отец, мать и трое детишек — мал мала меньше? Видала? Нет? А я видал! И это не на войне, а в мирной жизни! Они могли бы жить да жить! Но один пьяный ублюдок решил, что он имел право ехать на своей машине так, как ему вздумается. Он живехонек, а они — в куски. — Витя, я… — А ты знаешь, как хрустят хрящи и жилы на зубах у людоеда дикого племени? У этого нелюдя стадо свиней! Он их не ест — бережет про запас. А вот заблудившегося в джунглях незнакомца сожрать — это пожалуйста. Миссионера, который приехал бедным помогать, грамоте учить, деток воспитывать! А ему бах по голове мангровой дубинкой, и его ладони — самое лакомое блюдо у людоедов — подают с бататом, пряностями и тропическими плодами. Как? Вкусно? Для чего он родился? Чтобы его кто-то сожрал? А ты в пещере собираешься остаться! Добровольно лишить себя жизни! Да что ты знаешь о жизни и смерти, детка, чтобы так просто взять и покончить с собой? — Витя… я не знаю… Со мной никто и никогда так не говорил… Я не знаю, что мне делать. Витя… — Саломея растерянно смотрела на Лаврова. — Слушай меня, и все будет хорошо, — быстро успокоившись, предложил он. — Со мной не пропадешь, если будешь правильно себя вести. — Ты не хочешь дальше помогать мне? — спросила Саломея. — Я хочу, чтобы ты включила мозги! — твердо сказал Виктор. — Длань мы найдем и отберем у похитителей. А дальше? Дальше посмотрим, что будем делать. Согласна? Виктор обнял девушку и почувствовал, как она дрожит всем своим натренированным телом спортсменки. Саломея, пока плохо понимая, что с ней все-таки происходит, только кивнула головой. — Глупая, — уже совсем ласково произнес Виктор, — я потому и иду с тобой, чтобы помочь тебе разобраться в этой жизни. Такие глаза не должны закрыться раньше времени, такое отчаянное сердце с повышенным чувством справедливости должно нести пользу людям. Хотя бы тому, кто рядом. В глазах девушки — стража из Мальтийского ордена — стояли слезы. Как же он был прав… Во всем прав. 6 У ворот древнего храма, вырубленного в скале, собралась группа мужчин, совершенно не похожих на паломников. Все они были одеты как придется, но их штаны и куртки напоминали обмундирование военного образца. Создавалось впечатление, что эту одежду они сняли с убитых солдат разных армий. Возможно, так оно и было. Оружие боевиков тоже не отличалось единообразием — от американской винтовки М-16 до автоматов Калашникова нескольких видов. А кроме того, имелись у них автоматы, пистолеты, ручные пулеметы и даже один гранатомет. Маленькая армия Альпаслана Челика могла обороняться в этих горах сколь угодно долго. Только им было известно, где спрятаны боеприпасы. Мудрый Челик, как они называли своего предводителя, не стал устраивать оружейный склад, зная, как легко можно остаться без боеприпасов после одного направленного удара ракеты. Да, не все было идеально в этой группировке, не все бойцы имели на своей форме символ «Серых Волков». Но разведка работала четко. — Алло? — Альпаслан Челик неторопливо ответил на звонок смартфона, прогуливаясь по широкому выступу в скале и возвышаясь над своей бандой так, чтобы его не было слышно. — Ты недооценил ее, — сказал, не поздоровавшись, голос в трубке. — Длань? — без особого удивления спросил турок. — Нет, Саломею. Она прихлопнет тебя, как ужа, греющегося на солнышке. — Это вряд ли, — засмеялся Челик. — А вот длань у меня. И она бесценна. То есть с каждым днем ее цена все растет. Трубка затихла, а Челик продолжал диктовать свои условия: — Добавь к той сумме, которую ты называл, ну, скажем, нолик, и длань завтра же… нет, сегодня же отправят тебе с оказией. — Зачем тебе столько денег, боец? Ты же не будешь знать, что с ними делать, — не терял спокойствия голос в трубке. — Я не боец! — сверкнул глазами Челик. — Я полководец! Я хочу, чтобы у меня было то, что я мог бы передать по наследству. — Если будет, кому передавать, — послышалось в ответ. — Взяв за руку своего сына или дочь, ты даже не догадаешься, что опасности поджидают их на каждом шагу. А у тебя четверо детей, не так ли? — Только попробуй убить их! — позеленел от злости турок. Его и без того глубоко посаженные глаза, казалось, провалились куда-то внутрь головы. — Только попробуй, — сказал Челик, который успокоился так же быстро, как и завелся. — И десницу получит Саломея. Мои люди доложили, что она сейчас в паре километров отсюда. Я бы охотно выслушал ее предложение. — О-о-о! Я вижу, ты умелый переговорщик! — засмеялись в трубке. — Хорошо, я дам тебе на двенадцать миллионов долларов больше. Турок замер на месте. Он не знал, верить ему своим ушам или нет. Двенадцать миллионов долларов! — Ты блефуешь! У тебя нет таких денег! Ты проходимец! — закричал Челик в трубку. — Я никогда не лгу своим партнерам, Челик. Это так же точно, как то, что в данный момент твоей старшей жене Хафизе от твоего имени принесли украшения, которые носит старшая жена арабского шейха. — Что-о-о? — протянул Челик, и тут у него зазвонил второй телефон. То была его любимая Хафиза, подарившая ему этой весной тройню. Челик безмолвно выслушал потоки благодарности от старшей жены и отключил телефон. — Ты еще не понял, с кем имеешь дело, Челик? Я — человек слова, — продолжил неизвестный богач. — Когда я получу деньги? — покладисто спросил турок, едва сдерживая кашель в пересохшем горле. — Ты получишь их в тот же миг, как привезешь мне десницу… — Привезу! — выкрикнул Челик. — Лично привезу! — Лично не надо. Мне важно, чтобы быстро. — Длань высылаю уже сейчас, — отрапортовал тот. — И Саломею в придачу, — добавил голос. — Через два дня я буду в Багдаде. Послезавтра, в девять вечера. Место ты знаешь…