– Не плачь, я не скажу, – едва слышно угрюмо ответил Саш. – Все будет хорошо! Девушка поцеловала его в щеку и, подхватив корзину с грязным бельем, ушла. Саш некоторое время еще сидел на полу, невидяще уставившись на лицо Ирия, а затем, решившись, направился к столу, возле ножки которого стоял деревянный поднос. На нем углем был нарисован портрет улыбающегося Лиса. Слуга взял небольшой перочинный нож и нацарапал на подносе несколько букв, затем водрузил поднос на камин портретом Лиса вперед и продолжил уборку. Мила, прижимая к животу корзину, быстро шла в сторону прачечной, по ее щекам текли слезы. Так как этим коридором пользовались только слуги, то и факелов здесь было не больше, чем требовалось, чтобы едва освещать проход. Поэтому убийцу она заметила, только когда ладони сомкнулись на ее шее. Турена Виктория перехватила, когда он шел в свои покои после тренировки. Красный, потный и расстроенный до дрожащих в голубых глазах слез. – Что случилось? Алан нахмурился и, остановившись напротив сына, положил обе руки ему на плечи. Тот только головой мотнул и отвел взгляд. – Турен Ли Алан! Что случилось? – Они меня не понимают, – он поднял глаза. – Не понимают, что я говорю. –Тур нервничал и, как всегда в такие моменты, во рту у него была «каша». – Мы тренировались пять на пять, капитан поставил меня командиром, а они не понимали мои команды и... смеялись. – Смеялись? – нахмурился Алан. – Не в глаза. Потом, в бане, я слышал. Виктория сильнее сжала его плечи, в очередной раз проклиная бандитов, которые отрезали мальчишке кончик языка. – Сын, – Алан постарался говорить спокойно и убедительно. – Ты самый смелый и достойный человек из всех, кого я знаю. Но людям свойственно видеть только то, что сверху. Ты никому ничего не должен доказывать. – Я не хочу, чтобы ты во мне разочаровался. – Турен, мне ты уже все доказал. – Алан на мгновение прижал сына к груди. – То, что нас не убивает, делает сильнее. Запомни это. Знаешь, что я подумал, – он увлек Турена за собой в сторону покоев Валии. – Тебе нужно тренировать выдержку, чтобы ничто не могло заставить сильно нервничать. Есть всевозможные практики. Плюс упражнения для речи. Виктория кое-что еще помнила. Средний сын долго не выговаривал некоторые звуки, и они много занимались с логопедом и дома. – Хочешь, я поговорю c Алвисом, чтобы он позанимался с тобой? Турен отрицательно помотал головой. – Я лучше кира Мэтью попрошу.– Парень постепенно успокаивался. – Брата Алвиса я боюсь. – Я тоже. – Правда? – Тур недоверчиво смотрел на герцога. – Правда. Он умен, непредсказуем и ведет игру на нескольких направлениях. Я не могу его просчитать, и это меня пугает. Он опасный противник. Очень опасный. – Он не предавал отца, – тихо произнес Тур. – Мэтью Гарнер ошибается. Брат Алвис бился на стенах рядом с отцом. Когда провожал нас, он был ранен, но не ушел. «Значит, ему что-то было нужно», – подумала про себя Виктория, но вслух этого не произнесла. – Ты хочешь проведать кирену Валию? Алан задумчиво посмотрел на сына, останавливаясь у покоев герцогини. – Тур, а отчего ты не называешь ее мамой? Парень замялся и словно нехотя ответил: – Я называл, когда был маленьким и она возилась со мной, а потом у меня появилась нянька, наставники. Мы стали меньше общаться, и я начал называть ее как они. Привычка. Он пожал плечами, а затем остановился и, не глядя на герцога, добавил: – Знаешь, я ведь путешествовал с отцом, к нам приезжали гости, никто не относится к детям как ты. – Как? – Как горец или селянин. Среди аристократов это не принято. Отец всегда говорил, что сильная любовь делает слабым и уязвимым. Виктория усмехнулась. Да, герцог был прав, но... она такая, какая есть, и ничего менять не собирается. – Смирись, – зловеще прошипел Алан, выпячивая глаза и оскалив зубы. Он протянул дрожащие руки к шее Турена. – Я буду вечно находиться рядом и любить тебя... – Я смирился, – озорно сверкнул глазами Тур и хихикнул. – И попробуй все же сказать «мама».