Выпростал свои пальцы из пальцев Веры и схватился за стакан с лимонадом. У него страшно пересохло в горле. – Кто поверит старику? Сочтут выдумщиком, выжившим из ума. Еще и психушку натравят. Я счел за благо промолчать. – Он покосился на ошарашенную Веру. – Даже ей не сказал, чтобы не тревожить. Но все ныло внутри. И ныло. Я после того, как увидел это, почти сознания лишился. Просидел в кресле у окна очень долго. А когда опомнился, дом уже горел. – Александр Сергеевич, вы… Вы просто! Девушка запнулась, но по ее увлажнившимся глазам он понял, что она не упрекает его. Она ему благодарна. – Ирина что-то забрала у Маши, – неожиданно вспомнил он. – У нее в руках что-то было. То ли книга. То ли тетрадь. Вынесла из дома или нет, не знаю. Не видел. Но когда она прыгала ей на шею, то это было у нее в руках. Майор оживился. Полез за телефоном. Набрал какого-то Носова и приказал ему перерыть дом Соколовых от подвала до чердака. – Что ищем? Тетрадь. Общую тетрадь. Вполне возможно, Соколова не уничтожила ее, забрав из дома Марии Степановны. Майор умолк, не убирая телефона от уха. Слушал этого самого Носова, который неразборчиво строчил что-то в ответ. – Капитан Носов, выполняйте, – с раздражением приказал майор и отключился. Поднял со стола свой стакан апельсинового лимонада с лимонными дольками. И поднес ко рту. – Ну, Горохова! Заварила ты кашу! – произнес он, глядя на девушку поверх стакана то ли с одобрением, то ли с упреком. Федоров не распознал. – Это еще не все, господа полицейские, – оживилась Вера. – Пару дней назад. Вернее, ночей… То есть я хотела сказать – не минувшей ночью, а вчерашней… Начало ее рассказа вышло сумбурным, скомканным, не таким слаженным, как у Саши. И она засмущалась до слез. На помощь ей пришла Валентина, подсказав точное число. И Федоров снова подумал о ней с теплом и приязнью. – Так вот в ту ночь к Ирине Соколовой кто-то приехал. Я проснулась от звука мотора. Или как это принято у вас говорить: звука работающего двигателя. И по привычке взяла в руки бинокль. Уж простите! Смущения в голосе Веры не было, скорее вызов. И это Федорову понравилось. Они помогают и объясняться не должны. – Машина. Большая. В марках не смыслю ничего. И цвет не особенно рассмотришь при таком скудном освещении. Что-то темное. Но номера записала. Так вот, эта машина въехала в ворота Соколовых. В доме зажегся свет на первом этаже. И Ирина бросилась на шею мужчине. Это точно был какой-то мужчина в черном. – В черном? – усомнился майор, переглянувшись с коллегой. – Во всем черном и тесно обтягивающем, – покачала Вера головой. – Они обнимались недолго. Сразу начали ссориться. Слов я, конечно, не разобрала, они делали это не громко. Но судя по жестикуляции, разговор был неприятен им обоим. – Что было потом? – поторопила ее Валентина. – Они ушли куда-то в дом. Свет погас в окнах первого этажа. Возможно, перешли на другую половину дома. Возможно… Это не так важно. Тут другое. – Она замялась, поднесла к губам стакан с лимонадом, сделала аккуратный глоток. – Важно то, что потом Ирину этот самый мужчина вынес на руках и уложил на заднее сиденье своей машины. Я не восприняла это всерьез. Мало ли, романтическая встреча. Но… После той ночи мы с Сашей ее больше не видели. Глава 25 – А можно я с ним поговорю? – задрала руку первоклашкой Валя. – Ты хочешь поговорить с Веней Строповым? – Илья покосился в ее сторону и недоуменно хмыкнул. – Ага! – Горохова часто-часто закивала головой, облако ее волос заметалось. – Очень хочу! – Ты хоть знаешь, кто это такой? – вставил Носов, переворачивая очередную страницу общей тетради. Тетрадка Марии Степановны с надписью «соседи» нашлась. Ирина Соколова не очень-то ее и прятала. Оставила в верхнем ящике своей прикроватной тумбочки с закладкой ровно посередине. Остальное Ирина то ли не осилила, то ли не успела прочесть. Носов, погрузившись в изучение конспектов пожилой дамы, готов был прекратить это уже на второй странице. – Большей белиберды я в своей жизни не читал! – фыркал он возмущенно почти на каждом абзаце. – Зачем нам это?! Ну вот зачем? Илья, пусть Горохова читает, раз она такая умная! Илья отмалчивался. Гороховой было чем заняться. Она методично опрашивала соседей убитого ювелира Ляпова. Его продавца. Оказалось, что тот всего один. Подбиралась с вопросами к сыну покойного, но тот твердо стоял на своем: отца обнаружил уже убитым. Ничего не знает, не видел, не предполагает. Гражданская жена Ляпова вообще недоуменно таращила на Валю глаза и называла ее сумасшедшей. И тут же принималась плакать, восклицая, что она сама едва в живых осталась. Как можно так нагло ее обвинять?! А медицинская сестра Эля, брошенная вероломным доктором, со слов которой начались все сомнения в правдивости показаний вдовы и сына Ляпова, неожиданно исчезла. – Как исчезла? – вытаращился на Горохову Илья, когда она ему об этом доложила. – Улетела на отдых куда-то на острова. Когда вернется, никто не знает. – Что значит, никто не знает! – возмутился Илья. – Но на работу-то ей надо будет выходить. – Нет. Не надо. Она уволилась перед тем, как улететь. Но она не могла соврать, товарищ майор, – убежденно заявляла Горохова. – Она говорила правду. Недоказуемую, но правду. А улетела, потому что боится. Не любовника своего, а его опасных друзей. – Ну а по документам больничным что? По истории болезни? – Как я уже докладывала: комар носа не подточит. Элю опередили. Все подчистили. – Черт знает что!.. Это ругательство Илье приходилось в последние дни повторять без конца. Потому что они топтались на месте. Потому что начальство гневалось и грозило наказанием. Потому что сам Илья понимал: если в ближайшие дни не случится никакого прорыва, дела об убийствах генеральской вдовы Илюхиной и ювелира Ляпова грозят обзавестись ярлыками «глухари». – Только попробуй мне не раскрыть, майор! Только попробуй! – кричал на него полковник. – Разгоню весь отдел к чертовой бабушке! Целый полк мотивированных фигурантов, понимаешь, а у него подозреваемых нет! Рой носом землю! Тряси их всех! Так не бывает, чтобы никто и ничего не видел… Но никто и ничего не видел! В деле убийства Илюхиной не могли видеть, потому что весь микрорайон был погружен во тьму, свет же отключили. В деле убийства Ляпова не могли видеть, потому что старый ювелир не очень-то жаловал гостей. Не допускал к своей жизни посторонних. Сторонился соседей. Не имел друзей. – Давайте начнем все же с Соколовых, – предложила пару дней назад Горохова, сияя в их сторону глазами. Конечно, она радовалась! Ее версия оказалась пока единственно рабочей. Ирина Соколова каким-то образом была во всем замешана и знакома со Стасом Никулиным. Тот без конца ее навещал в доме отца Ирины. В последний раз даже вынес ее из дома на руках. А после этого… А после этого туда нагрянул Веня с толпой своих молодчиков. И они перевернули весь дом и сад. Что искали? Неизвестно. Веня молчит. Его парни тоже. Завтра утром их надо будет отпускать, либо предъявлять обвинения. – А в чем ты их обвинишь, майор? – тряс в его сторону кулаками полковник. – В том, что они пробрались на территорию чужого участка и похулиганили там? А у тебя есть заявление от потерпевших? Нет. И с чем ты в суд пойдешь? Со словесными показаниями соседей? Очень пожилых соседей, которые наблюдают за всем в бинокль. Что-то видят. А что-то, может быть, и додумывают. У тебя нет ни единого доказательства их слов. Ни единой улики! Если Веня или его парни сегодня не заговорят, завтра их выпустят. – Можно я с ним поговорю, товарищ майор? Карие Валины глаза прожигали в его мощной, как он считал, броне дыру. И с каждым днем эта брешь становилась все обширнее. Илья мучительно стеснялся признаться самому себе, что Валя в какой-то момент перестала быть для него просто коллегой. Он пытался тщательно контролировать свои мысли, когда смотрел на нее. Он действительно старался. Но ситуация не выходила, она выпрыгивали из-под контроля. Весь его серьезный настрой, с которым он каждое утро входил в отдел, оставался за дверью и сматывался, виляя хвостом, стоило Илье ее увидеть. Тут еще Ольга, как назло, взяла отпуск и уехала на дачу к родителям и детям. Его мысли стало некому контролировать. И они перед сном вытворяли с Милоновым черт-те что! – Можно. Поговори, – сдался он ее полыхающим азартом глазам. – Но будь осторожна. Он матерый. Жалоба в прокуратуру на неправомерность твоих действий – это самое малое, чем он может тебе угрожать. Иди, Горохова. А мы за стеклом будем наблюдать… – Вениамин Сергеевич Стропов, – без выражения произнесла Валентина, представившись и держа перед глазами верхний лист бумаги из папки, которую с собой принесла. – Уважаемый, авторитетный в определенных кругах гражданин… Могу спросить? Она с улыбкой глянула в мелкие глаза в сетке глубоких морщин. Стропов смотрел озабоченно. Не ожидал, что полиция будет просить разрешения на вопрос. Девчонка была молодой, но по виду не глупой. И ее улыбка, которую он нехотя нашел красивой, может быть подвохом. Хотя что ему терять, кроме свободы? Он всю жизнь прожил среди авторитетной братвы и ни разу так не облажался. И ему суток хватило, чтобы понять: на зону он не пойдет. Во-первых, не за что. А во‐вторых, не выдержит. Ему без году семьдесят, какая зона?! Он на этапе сдохнет. Он за минувшие двадцать четыре часа покрылся грязью, салом, которые не терпелось смыть. И одежду поменять. И поспать в нормальных условиях, а не на матрасе, от которого воняло не пойми чем. – Спрашивай, – решил он не церемониться и не выкать ей. – Как вас так угораздило подставиться, Вениамин Сергеевич? – вроде даже с сочувствием глянула на него девчонка. – Вы – фигура значимая, и вдруг «домушничаете»! – Замечу, приняли нас с пустыми реками, – нехотя и сильно скрипучим голосом ответил Веня. – Никто не притронулся ни к картинам, ни к фарфору, ни к деньгам. Они остались лежать в шкатулке в серванте в гостиной. В верхнем выдвижном ящике серванта. Остались? Или ваши приложили коррупционную руку под шумок? – Остались. Остались, – улыбнулась шире Горохова. – Просто удивительно! Все цело. А дом вверх дном. Хулиганка светит, Вениамин Сергеевич. Если не вам лично, то вашим парням точно. – Мои парни не хулиганили. Они искали. – Что хоть искали-то? Валя не переставала приветливо улыбаться, разыгрывая наивную простушку. Но она прекрасно понимала, что Стропов уяснил – она не дурочка. Просто у нее такая манера общения. Без запугивания и перечисления статей УК. Стропов с ними и без нее знаком. – Не что, а кого, – после паузы ответил Веня. – И кого? Попробую угадать… – Она задрала взгляд к потолку, потеребила мочку уха. – Либо хозяина дома – Дмитрия Соколова. Либо его дочь. Вздорная, хочу заметить, девчонка. Но… Дмитрий Соколов пропал больше месяца назад. Сразу после майских праздников его никто больше не видел. И его искать вы как-то припозднились. А вот его дочка… Она жила себе ничего. Спокойно и весело. Проживала папины денежки. Играла в чувства с одним нашим общим знакомым. Попутно машину угнала, соседку убила. Дом ее сожгла. Хорошая девочка… Так зачем она вам понадобилась, Вениамин Сергеевич? Да так, что вы ее даже в клумбах искали! – И что такого? Может, ее там закопали? – Это вряд ли. Мы же с вами знаем, где обычно он их закапывает… Эти слова вырвались у нее прежде, чем сформировались мысли. Не то чтобы она об этом никогда не размышляла. Но она их никогда не озвучивала ни Илье, ни Носову, ни себе самой. Они метались в ее голове черными бабочками, но быстро исчезали за недодуманностью, за недоказанностью. – В смысле? – сильно растягивая гласные, проговорил Вениамин Сергеевич, вытаращив на нее тусклые глаза, и неожиданно сделался вежливым, обратившись к ней на «вы». – Вы о ком? – О нашем с вами общем знакомом, о Стасе Никулине. Мы же с вами знаем все о его бизнесе. Разве нет?