Платону казалось, что всем, чем могла, Алёна его уже удивила, однако он опять ошибся: помощник генерального, правая рука и доверенное лицо, открыла авантюристу доступ к двум главным электронным подписям. - А если я обманул тебя? Если я всё это сочинил на ходу? Чего не сделаешь, когда под ногами земля горит! - Нет, не обманул. В таких вещах не лгут, - Алёна села обратно. - Ещё как лгут, Алёна, и в гораздо более серьёзных ситуациях. - Нет ничего серьёзнее и важнее человеческой жизни, Платон. И я уверена в том, что ты думаешь так же. - Я-то думаю, но... - Яникогда, ни разуне слышала от отца о третьем компаньоне. Даже когда они с дядей Георгием вспоминали, выпивали и ностальгировали, они говорили так, словно ихвсегдабыло двое, понимаешь? То есть, они нарочно стремились забыть о Григории. Уничтожили людей, а потом делали вид, что их никогда и не было! - губы Алёны дрогнули, но ей удалось сдержаться. - Алёна... - Тебе подписи нужны или нет? Если не нужны, я закрываю доступ, - глухо сказала Алёна. Платон молчал, кусая губу. Потом достал ещё одну сигарету. Алёна терпеливо ждала. - Мне нужны сутки. Возможно, даже чуть меньше. Ты будешь здесь, под моим присмотром. Не потому, что я не доверяю тебе, а потому, что я абсолютно не доверяю Воловскому. Не закрывай пока доступ, пожалуйста! - Хорошо, - пожала плечами Алёна. - Как скажешь. - Тогда иди спать, Алёна. У тебя вид измученный. А мне нужно позвонить. - Платон, а ты не уйдёшь? - Сейчас - нет. Я же сказал. Уйду только тогда, когда всё будет решено окончательно, а тебе не будет угрожать опасность. - То есть, всё-таки уйдёшь? - Точнее будет сказать, улечу, как Карлсон. Но обещать вернуться не стану. - Я не хочу сейчас говорить и думать об этом, - глядя в стену, сказала Алёна. - Целиком и полностью поддерживаю тебя в данном вопросе. Спокойной ночи, Алёна! * * * * * * * * * * * Алёна послушно ушла, а Платон ещё минут сорок ждал, когда она уснёт. Убедившись, что Алёна спит, принёс из прихожей свой портфель и достал ещё один телефон. Там, куда он собирался звонить, было ещё не так поздно. Ответили после второго гудка. - Ну наконец-то, - вместо приветствия ворчливо сказал в трубку Александр Борисович. - Александр Борисович, - так же без церемоний и предисловий заговорил Платон. - Мне нужен ещё год. - Чтоооо? - обманчиво спокойно поинтересовался босс. - Ты совсем о.ренел, Гладков? - Александр Борисович, выслушайте, пожалуйста! - А что мне остаётся? Слушаю... пока. - Я на всякий случай сделал оценку эффективности деятельности "Феникса", и коэффициенты меня очень порадовали. Скинул анализ вам. - Хочешь, чтобы я тоже порадовался? - Вот именно. Радостный шеф - залог успеха. - Ты долго собираешься мне зубы заговаривать, Гладков? Ближе к делу. - Я близко к делу, очень близко. Ближе некуда. Всё у меня, Александр Борисович. И я готов озвучить свою цену. - Вот как ты заговорил? Чувствую, совсем бесстрашный? - Нет, такой же трус, как большинство людей, и очень дорожу своей шкурой. Так, будто мне её ещё на Сотбис продавать. Однако я знаю, что вам гораздо выгоднее видеть меня среди ваших друзей, чем среди ваших врагов. - Я могу тебя вообще не видеть, Гладков! Так что не угрожай мне тут. - Кто же сомневается? Только после меня много чего останется, Александр Борисович. Я, может, и трусоват, но точно не дурак. В трубке повисла длительная пауза. - Что ты хочешь? Зачем тебе год? - как ни в чём не бывало "вернулся в беседу" босс. - Я не хочу, чтобы вы разоряли то, что работало годами. Я против уничтожения налаженного дела. "Феникс" будет полностью подконтролен вам, но функции генерального необходимо делегировать Алёне Дмитриевне Кольской. И оставить ей её часть активов. А Воловскому пора отдыхать. - У твоей Алёны Дмитриевны ещё молоко на губах не обсохло! Она с генеральной уборкой своей спальни не справится, пока кукольные домики из угла в угол переставляет. - Вот через год и посмотрим. Если Алёна Дмитриевна не сможет доказать свою компетентность и удержать "Феникс" на плаву, сделаете с компанией всё, что сочтёте нужным. А если вы увидите, что "Феникс", как и меня, лучше иметь в числе друзей, пусть Кольская работает дальше. - А ты что же, намереваешься ей помогать? - Нет. Я собираюсь в отпуск, а потом вернусь к основному месту работы, если не выгоните. - Угу, тебя выгонишь! - буркнул Александр Борисович. - "Ты их в дверь, они в окно". То есть, Кольская должна будет справляться там одна? Сама, всё сама? - Пусть укомплектует штат на своё усмотрение. Главное условие - Воловский не должен никак участвовать в работе "Феникса". - Полгода, Платон. - Год. Полгода - смешной срок, абсолютно не показательный и не информативный. - Чёрт с тобой! - Это да, всегда со мной, - усмехнулся Платон. - Я так понял, вы даёте добро? - Убытки мне кто будет компенсировать? - Какие ещё убытки? О чём вы, Александр Борисович? - Хорошо, упущенную выгоду. - Её не будет, я вас уверяю. - Всё, Гладков, отстань от меня, уморил на ночь гдядя. Жду полный отчёт к утру, только тогда официально дам согласие. - Всё будет, Александр Борисович. ...Нажав отбой, Платон повертел в руках телефон, выключил компьютер и начал быстро собираться. Пока Алёна спит, ему нужно сделать ещё кое-что важное. Не сказать, что грядущая встреча и беседа радовали Платона, но в этом деле невозможно поставить точку, не взглянув в глаза Георгию Алексеевичу Воловскому. * * * * * Спокойных мест, работающих в этот час, было не так уж много. Платон выбрал безликое кафе псевдояпонской кухни, устроился за столиком в углу, сделал заказ и стал ждать. Сообщение Воловскому он отправил ещё из машины: всего несколько слов о том, что он хочет поговорить о Григории и Снежане Штерман без присутствия третьих лиц, в частности, личной охраны генерального. Воловский ожидаемо испугался приехать один, потому сначала в зал кафе стремительно вошли двое верзил в чёрных пальто (девяностые нервно курят в сторонке) и обыскали Платона. Потом они исчезли так же быстро, как перед этим материализовались, и в кафе появился сам Воловский, один. Выглядел генеральный неважно: отёкший, помятый, какой-то потёртый, с тёмными кругами под глазами. Он ведь ещё совсем не старик, а выглядит... То ли выпивает, то ли болен. А может, и то, и другое сразу. Когда Платон родился, его настоящему отцу давно перевалило за тридцать, а вот мать была совсем молода. Мария, вырастившая его как родного сына, была старше Снежаны на одиннадцать лет. "Интересно, каково это - постоянно жить с сознанием того, что ты сгубил двоих ни в чём не повинных людей и оставил сиротой новорождённого ребёнка? Нет, лучше не знать, каково", - думал Платон, глядя на Воловского. - Что ты хотел, Гладков? - хмуро спросил генеральный. - Даже не знаю, - усмехнулся Платон. - С чего начать. Много всего хочется и сказать, и спросить. Также очень хотелось закурить, но в этом кафе курить было запрещено. - Мы покурим, - даже не спросил, а констатировал Воловский куда-то в пустоту и небрежно положил на стол банкноту. Тут же рядом со столом очутился официант и поставил пепельницу. Банкнота испарилась. Воловский достал из кармана пачку и положил так, чтобы Платон тоже мог достать сигарету, однако Платон проигнорировал это жест: он прихватил с собой сигареты, "подаренные" Алёной. - Ты... Какое отношение имеешь к Григорию? - всё же не выдержал и сам начал разговор Георгий Алексеевич. - Самое прямое, - пожал плечами Платон. - Такое, что прямее некуда. Просто меня случайно не оказалось тогда в машине, оставили дома в последний момент.