Я борюсь с улыбкой. — Свобода — расплывчатый термин. Ты останешься здесь на некоторое время. Ради твоей безопасности. Его юное лицо искажается гримасой отчаяния. — Могу я увидеть сестру? Она послала тебя, верно? — Скоро. Когда это будет безопасно. Ты же не хочешь втягивать ее во все это еще больше, чем она уже втянута, не так ли? Он прикусывает нижнюю губу, и я вижу это… Она ему больше как мать, чем сестра, а когда люди в беде, им так часто хочется иметь материнское плечо. Даже я могу это в какой-то степени понять, в конце концов, моя мать — одна из немногих людей, которых я уважаю. Он скучает по Иден. Даже нуждается в ней. — Можешь пользоваться любыми удобствами, — я указываю на гостевую, ванную и кухню. Я позволю ему разгуливать на свободе, потому что он не сможет выбраться из этого пентхауса, разве что спрыгнет с балкона. И мне нужно оставить свои возможности открытыми, предстать перед ним в роли друга. Если я — его похититель, то вернуть его к Иден будет непросто. Я наблюдаю, как он осторожно выходит из комнаты, его глаза расширяются, когда он осматривает пентхаус. Я отхожу, предоставляя ему возможность самостоятельность исследовать территорию. Я пока не знаю, что собираюсь с ним делать. Мой разум мечется между рациональным и… Иден. Она все перемешивает в моей жизни, ввергая меня в хаос и наблюдая, как я барахтаюсь, вынужденный существовать в неопределенности. Я знаю, что это проверка. Знаю, что терплю неудачу, но мне все равно. *** В ближайшие дни стали понятны три вещи. Отто действительно кажется хорошим парнем, как его и описывала Иден. Иден явно все больше и больше впадает в отчаяние, хотя я никогда не общаюсь с ней напрямую, потому что она спросит меня об Отто, и мне придется солгать. Ложь — это грех. И, наконец, третье: ее парень становится проблемой. Джейс заходит в гостиную, захлопывая за собой дверь. — Первая партия готова к отправке в Лос-Карлос, — отчитывается он. — Я проверил ее, но на всякий случай… — он бросает на стол пачку денег. Я беру идеальные, аккуратно напечатанные новые купюры и провожу большим пальцем по их срезу. Банкноты шелестят друг о друга, и от них исходит запах свежих чернил. Взяв верхнюю, я осматриваю ее, внимательно вглядываясь в каждую деталь. — Иден сегодня снова спрашивала об Отто, — говорит он. Точно так же, как она делала это последние несколько дней. Всегда Джейса, никогда меня… потому что она меня не видит. Но я всегда вижу ее. В моем клубе, дома, когда она ходит по магазинам, и когда она видит этого мальчика… в моих снах. О, да, я вижу ее. — И что ты сказал ей? — бормочу я, изучая каждую мельчайшую деталь купюры. — То же самое, что и вчера: мы работаем над этим, но с картелем нелегко связаться. Я киваю. — Хорошо, — бросаю пачку наличных на кофейный столик. — Идеально. Именно так, как мне нравится. — Отлично, — он забирает пачку обратно, засовывая ее в карман своей шерстяной куртки. — Джейс. — Он смотрит на меня. — Убедись, что в будущем ни один из наших продуктов никогда не будет менее совершенным. — Его брови сходятся, и я знаю, что он недоволен моими словами, но мне все равно. Этот промах полностью по его вине, и он дорого нам обошелся. Джейс может лучше. И я ожидаю лучшего. — Теперь, я надеюсь, братья Бромли у тебя в руках. — Конечно. Сегодня вечером… — Э-э-э… — я поднимаю руку, прерывая его. — Никаких подробностей. — Знание — это соучастие, а соучастие почти такой же плохой поступок, как и само действие. Я живу с определенной степенью правдоподобного отрицания. Если я не знаю подробностей смерти человека, то я не виновен в глазах Господа. Джейс закатывает глаза, и я чувствую, как вспыхиваю изнутри. Негодование сжимает мое горло, на мгновение перехватывая дыхание. — Ты хотел что-то сказать, Джейс? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. Он качает головой, выдыхая воздух сквозь сжатые губы. — Ты не можешь вести бизнес наполовину вслепую, Сейнт. Я вскакиваю на ноги и направляюсь к нему. Мой брат заметно напрягается, невольно делая шаг назад. — Помни свое место, Джейс. Если бы не я, ты был бы под крылом нашего отца, или, лучше сказать, Джудаса, торговал бы наркотиками и работал с самыми отбросами общества. Я обеспечил тебе положение во власти, но я могу отнять это в мгновение ока. — Его губы плотно сжаты, а щека подергивается, мышцы челюсти напрягаются. — Ты — мускулы, Джейс, прикрытие, необходимое для поддержания такого бизнеса, как мой, но я — мозги. Я — творец шепота, который порождает страх и уважение. Я — то, что удерживает нас на вершине пищевой цепочки. Тебя… можно заменить. Если ты не желаешь выполнять работу, которую я тебе поручил, то, уверен, отец примет тебя с распростертыми объятиями. Тик в его челюсти усиливается, пока не становится похожим на биение сердца. — Нет, — выдавливает он со скрипом. Я так и думал, что нет. Если Джейсу что-то и нравится, так это деньги. На него не влияет преданность семье, потому что он вырос вне семьи. Он пойдет туда, где есть прибыль, и простой факт заключается в том, что в фальшивых банкнотах больше денег, чем в кокаине. Меньше конкуренции… и это более нишевая сфера. Но есть множество сомнительных мужчин, готовых делать неприятные вещи за гораздо меньшую плату, чем получает Джейс. Он хочет что-то сказать, я вижу, что это написано у него на лице, но вместо этого он медленно отступает назад, увеличивая расстояние между нами. Затем поворачивается и выходит. Хорошо. Пусть дуется. Это даст ему время понять, с какой стороны его хлеб намазан маслом. Я не вижу Джейса до конца вечера, и я знаю, что он "разбирается" с братьями Бромли. Я жду, пока Иден закончит свою смену, наблюдаю по камерам, как она пересекает автостоянку и забирается в машину — смертельную ловушку. Как только она уезжает, я выхожу на улицу. Сев в свою машину, я отправляюсь в Пекхэм, зная его как свои пять пальцев. Я догоняю ее всего через несколько минут. Ее маленькая машинка пыхтит, не в силах двигаться быстрее пятидесяти миль в час. Когда она, наконец, добирается до места назначения, я съезжаю на обочину, вместо того чтобы следовать за ней на парковку. Заглушив двигатель, я выхожу из машины и перехожу улицу, задерживаясь в тени разбитого уличного фонаря. Точно так же, как и в течение последних трех дней, ее ждет бойфренд. Иден открывает дверцу, видит его и поворачивается, запирая машину. Вдалеке раздается автомобильный гудок, заглушающий все, что она ему говорит. — Ты не в безопасности, Иден. Она широко разводит руки в стороны. — Я все еще жива. — Ты наивна. Это только вопрос времени, когда все это настигнет тебя. Она откидывает голову назад, издавая стон. — Я скажу тебе то же самое, что говорю всегда, Эш: я — не твоя забота. — Из этих слов следует, что он — не ее парень. Но кто-то заинтересованный. Мужчина не заходит так далеко, если у него нет сильных чувств. Я должен был знать. — Пока тебе что-нибудь не понадобится. Она делает паузу, уделяя ему все свое внимание. — Отлично. Тогда я больше ни о чем тебя не попрошу. Он проводит рукой по лицу. — Нет, это не… это не то, чего я хочу. — Господи, так чего ты хочешь? — рявкает она, и ее голос отчетливо разносится по всему пространству пустой улицы. — Я, блять, хочу тебе помочь! — кричит он в ответ. — Я хочу спасти тебя. — Я почти смеюсь. Он хочет спасти ее, ангела… ее, единственная цель которой… спасать или осуждать других. Повисает пауза, и Иден пристально смотрит на него. Ее напряженные плечи расслабляются, прежде чем она вздыхает и придвигается ближе к нему. Подняв руку, она кладет ее ему на лицо. Ревность вспыхивает во мне так сильно и быстро, что я почти сгибаюсь под ее напором. Он наклоняется, касаясь своим лбом ее лба, и между ними мелькает что-то общее: мгновение, воспоминание. То, как она смотрит на него… будто он очень важен. Кто он такой, чтобы удостоиться от нее подобного взгляда? Она что-то бормочет ему, а потом ее губы касаются уголка его рта, и мне хочется оторвать его голову от плеч и вырвать позвоночник из его бесполезного тела. Моя кровь пульсирует в венах с такой силой, что единственное, что я слышу, и что отдается в моих барабанных перепонках, как грохот поезда, несущегося по рельсам. После этого мгновения, которое, казалось, длилось вечность, она отходит, и они вместе направляются к ее зданию. Я сижу около получаса, наблюдая за окном. Свет не выключается, и я не вижу, как он уходит. Яркие фантазии проносятся в моем сознании. Я представляю, как поднимаюсь туда и стучу в дверь. Я могу представить удивление на лице Иден, когда она откроет, едва успевая заметить мое присутствие, прежде чем я прохожу мимо нее и нахожу его. В ее гостиной. В ее личном пространстве. Я представляю, как подхожу к нему сзади, обхватывая рукой его горло в удушающем захвате. Он бы сопротивлялся и дрался, пока я нашептывал ему, что она моя, что он недостоин ее, что он — пятно на Божьем плане. Затем я бы сломал ему позвоночник, почувствовав, как хрустят кости, и рвутся связки. Я почти слышу этот роковой последний вздох, срывающийся с его губ, как последняя отчаянная молитва. Моргая, я вырываюсь из фантазий. Контроль. Баланс. Делая глубокий вдох, я поворачиваю шею из стороны в сторону, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Мне нужно знать, кто он такой, потому что знание — это сила. А вместе с силой приходит и способность убирать своих противников с доски. Иден — мой, только мой ангел. Мой! Я понимаю, что хочу ее. Я не желаю, чтобы кто-то еще прикасался к ней. Я хочу, чтобы она смотрела на меня так, как только что смотрела на этого парня… как будто я что-то значу для нее. Ревность и ненависть заражают меня, как болезнь, и, честно говоря, я не думал, что способен испытывать такие сильные эмоции по отношению к кому-то столь незначительному, как этот ‘Эш’. Я мог бы спросить Джейса, кто он такой, и он мог бы раскопать мне факты, бумажный след, из которого складывается его греховная жизнь, но зачем мне это, когда я могу узнать интимные подробности, то, о чем никому не может рассказать ни один компьютерный поиск. Я не хожу в церковь так, как было заведено. На самом деле, я уже несколько дней не был в церкви и не молился Пресвятой Деве. Мне это не нужно. Иден посещает меня во снах. Я не могу быть ближе к Богу, чем она. Когда я прихожу домой, Отто нигде не видно. Я нахожу его в комнате для гостей, которую я ему выделил, сидящим на кровати спиной к двери. На мгновение мое присутствие остается незамеченным, пока он смотрит в окна от пола до потолка. Когда, наконец, он замечает меня, то с трудом поднимается на ноги, опуская взгляд в пол. Его пальцы нервно теребят низ футболки. — Сейнт, — тихо произносит он. — Расслабься, Отто. — Никто не знает всего этого лучше, чем Отто. Я могу использовать его. Он — ходячая энциклопедия информации. Дрожь возбуждения пробегает по моему нутру. До сих пор я не думал обо всех возможностях и способах, которыми я мог бы воспользоваться в своих интересах. Отто может стать моим троянским конем. Я буду казаться ему другом, спасителем. Взамен он может рассказать мне об Иден. Он будет рисовать ее образ до тех пор, пока тот не станет четким и ясным в моем сознании, и он даже не будет понимать, что делает это, потому что я буду манипулировать его юным умом, заставляя подчиняться моей воле. Все это можно провернуть так легко, без усилий, и в то же время кажется захватывающим. Есть только одна вещь, которую я люблю больше, чем играть в игры с людьми, — это побеждать в них. Да, Иден Харрис будет моим призом. Вся моя. Я не позволю этому грязному грешнику запятнать ее. Никто не достаточно хорош для нее, никто не праведен, даже я. Но она может спасти меня. Я могу быть достойным. Мне просто нужно проявить себя. Я должен пройти лишнюю милю и доказать Богу, что я — и только я один — достоин любви ангела. — Мне нужна твоя помощь, — начинаю я, присаживаясь на кровать и похлопывая по месту рядом с собой. Он смотрит туда, затем на мое лицо, прежде чем снова быстро уставиться в пол. Я не давал ему особых причин бояться меня, но он боится. Он чувствует, что он — неполноценный, слабый. И он ведет себя… покорно. Мальчик неуверенно садится на край кровати, готовый сбежать в любой момент. — Э-э-э, конечно. Чем я могу помочь? — Я беспокоюсь об Иден. Его глаза встречаются с моими, расширенные от паники. — Что? Почему? Что с ней случилось?