— Я не хочу сказать, что это не тяжелая работа и что вы не чувствуете опустошения. С полицейскими, бывает, случаются жуткие вещи. Но есть и время, когда вы можете расслабиться. Со мной такого не бывает. Если вокруг все спокойно, то я должна что-то придумывать. Возьми любой день, когда ничего серьезного не происходит и полицейские могут спокойно дежурить, а я скажу тебе, что в этот самый день Дженнифер Кери берет интервью у какой-нибудь девушки, у которой обгорело лицо два месяца назад или два года назад, потому что нам нужно что-то показывать в шестичасовых новостях, или еще что-нибудь подобное. И нет времени об этом задумываться. Мы просто это делаем. Если мы ошибаемся, то расплачиваемся за это позже. Делаем сейчас, расплачиваемся позже. И, что хуже всего, здесь нет никаких правил. Только потом ты понимаешь, хорошо ли ты поступила или плохо. В некоторых случаях так до конца и нельзя понять. Что хорошо сегодня, завтра оказывается плохим. Она замолчала, Лукас сделал глоток пива, продолжая на нее смотреть. — Знаешь, что тебе нужно? — наконец сказал он. — Что? Заняться любовью? — саркастически спросила она. — Я не это хотел сказать. — А что? — Тебе нужно на некоторое время оставить работу, выйти замуж, переехать сюда. — Ты думаешь, что если я стану домохозяйкой, то все встанет на свои места? — У нее был почти довольный вид. — Я не сказал «стать домохозяйкой». Я хотел предложить тебе переехать сюда и ни черта не делать. Займись чем-нибудь. Обдумай все. Съезди в Париж до родов. Что хочешь. Этот скандал сегодня днем, фальшивые слезы, Боже мой, это слишком жестоко, это не по-человечески. — Слезы не были фальшивыми, — сказала она. — Просто потом мне в голову пришло, что я не имею права сорваться и расплакаться на работе. Потом я приехала домой и подумала, а почему нет? Я хочу сказать, ведь я не идиотка. Ты прочитал мне целую лекцию по поводу Смайза, ты считаешь, я не понимаю, что могу причинить ему неприятности? Ты прав, я действительно могла бы. Но я не уверена. Я… — Ты только посмотри, ради чего ты суешь себя под пресс. Ты выудила фамилию, и все ради чего? Чтобы на десять минут опередить других репортеров? Боже… — Знаю, я все это знаю. Поэтому-то я и сижу здесь. Я взвинчена. Я не уверена, что не права, но я также не уверена, что поступила правильно. Я сейчас живу в каком-то мраке, и он все не кончается. Лукас покачал головой. — Я не знаю, что делать. — Ладно. Она сняла ноги с диванчика. — Пожалуйста, сядь рядом и посиди со мной немного. — Гм. Лукас поднялся, обошел вокруг столика и сел рядом с ней. — Обними меня. Он обнял ее за плечи, и она уткнулась лицом ему в грудь. — Ты готов к этому? — спросила она непривычно высоким, почти пищащим голосом. Он попытался немного отодвинуться и заглянуть ей в лицо, но она крепко прижалась к нему. — К чему? Она еще крепче прижалась к нему лицом, а через минуту расплакалась. — Не надо секса, — немного погодя сказала она. — Давай просто спать. Он уже почти заснул, когда она чуть слышно проговорила: — Я рада, что ты отец ребенка. 11 Луису Валлиону не было смешно. Вечером, когда все телестанции передавали сообщение о Смайзе, он пришел домой поздно и не стал смотреть видеозапись. Он узнал об аресте только на следующий день утром из газеты «Стар трибюн». — Это нечестно, — произнес он, застыв посреди гостиной. На нем была пижама и кожаные тапочки. Растрепанные после сна волосы торчали во все стороны. — Это нечестно. — Скомкав газету, он запустил ее в кухню. — Они все идиоты. Он бросился смотреть видеозапись сообщения, разгораясь от ярости. Потом на экране появилось лицо Дженнифер Кери, она заявила, что известный составитель игр лейтенант Лукас Дэвенпорт не согласен с этим, он считает, что арестовали не того человека. — Да, — проговорил Бешеный. Он перемотал пленку назад и снова просмотрел запись. — Да. Я должен ему позвонить, — сказал он сам себе. Посмотрел на часы. — Не стоит спешить. Я должен все обдумать. Может быть, это уловка? Может быть, этот изобретатель игр хочет его подловить? Нет. Это просто невозможно. Игра была свободной по форме, но в ней все-таки имелись какие-то правила. Дэвенпорт или другие полицейские — все равно кто — не допустили бы, чтобы этого человека, этого гомика распяли на кресте ради уловки. Но почему же его арестовали? За исключением Дэвенпорта, полицейские довольно откровенно признались, что у них есть на то основания. Как же могла возникнуть такая ошибка? — Глупцы, — произнес Бешеный, обращаясь к белым, как яичная скорлупа, стенам. — Какие же они безмозглые дураки! * * * Он не мог думать ни о чем другом. Бешеный сидел у себя за столом, уставившись на бумаги, но не видя их, пока его секретарша не поинтересовалась, как он себя чувствует. — Да, я неважно себя чувствую, наверное, съел что-нибудь не то, — ответил он. — Я сейчас занимаюсь делом Бэрина, а потом думаю взять остальные материалы домой. Поближе к удобствам, знаете ли. Бэрин был восемнадцатилетним недоразумением, он сильно напился и врезался на машине в толпу людей, ждавших у перекрестка зеленого сигнала светофора. Никто не погиб, но нескольких человек госпитализировали. У него уже временно отбирали права после последнего происшествия. И тоже за вождение машины в пьяном виде. Он даже отсидел два дня в тюрьме. На этот раз все было гораздо серьезнее. В штате проводилась антиалкогольная кампания. Несколько «жертвенных коров» уже отбывали за это тюремный срок, хотя еще год назад такие дела можно было уладить. А Бэрин был несносным самодовольным маленьким глупцом и сквернословом, не умевшим держать язык за зубами. К сожалению, его отец был владельцем компьютерной компании, платившей за специальные услуги значительные суммы юридической фирме, в которой работал Бешеный. И папочка хотел, чтобы мальчишку отпустили. Но на этот раз парень был обречен. И Бешеный это знал. Об этом знали все в фирме, и именно поэтому ему позволили выступать в суде. Бэрину грозило от трех до шести месяцев тюремного заключения, а может быть, и больше. Никто не станет винить Бешеного. Просто здесь ничего нельзя было поделать. Старшие партнеры в фирме терпеливо объясняли это отцу, а Бешеный, уже застраховавший себя на случай неудачи, втайне надеялся, что судья даст этому паразиту целый год. На утреннем заседании его дело слушалось последним. Бешеный приехал пораньше и сел в последнем ряду. Судья со своего места поглядывал на девчонку в джинсах и белой кофте. — Сколько вам лет, мисс Браун? — Восемнадцать, господин судья. Судья вздохнул. — Мисс Браун, я был бы удивлен, если бы вам было шестнадцать. — Нет, сэр, мне восемнадцать, уже три недели… — Помолчите, мисс Браун. Судья пролистал документы дела, адвокат и прокурор терпеливо ожидали, сидя за своими столами. У девушки были большие глаза, как у оленя, очень красивые, но лицо попорчено угрями, и длинные каштановые волосы прядями свисали на узкие плечи. «Глаза — это лучшее, что у нее есть», — решил Бешеный. В них был испуг, но и понимание тоже. Бешеный наблюдал, как она стоит, переминаясь с ноги на ногу, бросая косые взгляды на своего защитника. Судья взглянул на прокурора. — Предыдущее обвинение по тому же поводу? — По тому же, Ваша честь. Восемь месяцев назад. С тех пор она дома, но ее мать снова выбросила ее на улицу. Сотрудник, занимающийся изучением условий жизни неблагополучных семей, говорит, что ее мать употребляет много кокаина. — Чем вы будете заниматься, если я отпущу вас, мисс Браун? — спросил судья. — Ну, я помирилась со своей матерью и думаю, что, подзаработав немного денег, пойду учиться в колледж в следующей четверти. Я хочу стать физиотерапевтом. Судья снова углубился в бумаги, а Бешеный подумал, что, возможно, он просто пытается спрятать улыбку. В конце концов судья поднял голову, снова вздохнул и посмотрел на общественного защитника. Тот пожал плечами. — Что говорит защита детей? — спросил судья прокурора. — В прошлый раз они ее отправили в воспитательный дом, но через пару дней воспитательница от нее отказалась, — пояснил он. Судья покачал головой и снова занялся чтением бумаг. «По-своему девушка выглядит весьма чувственной, — решил Бешеный, наблюдая за тем, как она нервно облизывает губы. — Она природой создана, чтобы быть жертвой. Встреть она волка, и он бросится на нее». Наконец судья решил, что ничего сделать нельзя. Он признал ее виновной в занятии проституцией и на основании этого оштрафовал на сто пятьдесят долларов. Этот придурок Бэрин явился, когда его дело уже начали рассматривать. Часом позже, когда Бешеный зашел в комнату секретаря суда, дело Хизер Браун лежало в корзине для дел, которые нужно вернуть в архив. Он вытащил его и просмотрел, отметив про себя, что ее забрали в Южном Хеннепине. Настоящее имя Хизер Браун было Глория Аммундсен. Она зарабатывала на улице уже год или более того. А еще Бешеный с интересом прочел в описании, что она предложила арестовавшим ее полицейским самые разнообразные развлечения, включая садистский секс.