Через пять минут он, потирая кулаки, возвращается за свой столик под стенкой и утыкается в чашку. А когда поднимает голову, чтобы посмотреть на того, кто решает загородить ему свет, то видит Сю Ханя. И Сю Хань спрашивает: — Я присяду? — Они подбирают народ из мало-мальски хороших ребят. Это как телевидение: главное — засветиться в нужном месте. — Рид под укоризненным взглядом Господа взгромождается на кафедру. Если все выгорит, то Рид поставит свечку. Две свечки! Три свечки! Четыре свечки — продано тому гипотетическому господину, который когда-нибудь заставит святого отца Салима заткнуться. Потому что Салим… — Этот план провисает по всем фронтам, — хмыкает, с разбегу разнося ногой хрупкие воздушные замки Рида. — Есть идеи получше? — Рид закидывает ногу за ногу и скрещивает руки на груди. — Так я и… — Вообще-то есть, — вставляет Салим. — Так я и думал, — не замечая, продолжает Рид. — Если нет идей, молчи, пожалуйста. — У меня есть иде… — Только перебивать и можешь. На самом деле Рид с радостью выслушал бы, если бы это был кто-то другой — кто-то не такой противный и не наступающий все время ему на горло. Да даже этого он выслушает (потому что ну должен же кто-то оставаться оплотом дружелюбия и коллективной работы), только сначала закончит излагать свое видение. Хотя в итоге его план, конечно, окажется лучше, потому что когда это у Эйдана Рида вообще бывали плохие планы? — Так вот, Булавка, после того как ты понравишься Сю Ханю, он поведет тебя к проверяющему. Не бойся, будет не больно. Здание спрятано в глубине китайского квартала: чтобы до него дойти, нужно спуститься в подвал на одной улочке, подняться из него на другую, пройти через рынок, через навес, где в огромных тканевых гамаках спят старые китайцы, через боковую дверь в парной — и только тогда ты вырулишь в тупичок с неприметной деревянной дверью в углу. — Иди, — говорит ему Сю Хань, и сквозь наглухо тонированные солнцезащитные очки не видно, куда он смотрит. Иголка общался с ним уже три дня, но ни разу не видел его глаза. Он кивает, расправляет плечи и тянет за ручку двери. И оказывается в темноте. — Не видно будет вообще ни хрена. Потом включится лампа, там будет стоять стол и, скорее всего, два стула. Тебе предложат сесть на один. А на другом перед тобой будет сидеть парень, от вида которого ты в штаны от страха наложишь. Огромный, будто анаболиками накачанный, а глаза — бе-е-ешеные. — Рид неприязненно передергивает плечами. — В общем, поздравляю: тебе выдалась неоценимая возможность лично познакомиться с Цзы Фанем. У Цзы Фаня глаза навыкате, огромный толстый шрам от брови до подбородка, и Иголка, честное слово, не знает, по каким именно законам физики тот умещается на стуле: человек таких размеров должен создавать собственное гравитационное поле и притягивать в него людей поменьше. — Добрый день, — сглатывая, произносит Иголка и, от страха забывая о своем образе крутого парня, робко присаживается на край стула. — Цзы Фань у нас парень серьезный, — говорит Рид, устраиваясь на столе поудобнее и болтая ногами. Салим садится рядом, закинув лодыжку одной ноги на колено другой, остальные кучкуются на первом ряду: Боргес вертит в руках яблоко, периодически от него откусывая, Зандли заглядывает через плечо режущемуся во что-то в телефоне Андрею, Нирмана стоит, прислонившись к стене. Иголка сидит прямо перед Ридом на стуле, выставленном между рядами, с такой прямой спиной, что хоть гвозди заколачивай. — И отвечать ему тоже надо серьезно. Представь, что ты случайно пошутил насчет роста Салима, ай, и теперь тебе придется разбираться с последствиями. Иголка нервно уточняет: — Типа как Андрею? Тот недоуменно вскидывает голову: — Я никогда не шучу насчет роста пака Салима! Я всегда серьезно говорю! — Это еще хуже, — улыбается Рид, — Салим, убери ствол, мне нравится этот мальчик. Так вот, когда Цзы Фань спросит тебя… — Триада должна быть у тебя в приоритете. Мы точно не пожалеем, взяв тебя? — спрашивает Цзы Фань, упершись своими мощными локтями в стол. Иголка еле отрывает от них взгляд, сглатывает и, стараясь выглядеть уверенно, отвечает… — Ты должен ответить… — Вы — точно, я — посмотрим. Вы захотите, чтобы я остался. Салим смотрит на него как на душевнобольного: — Что, серьезно? Прямо так? Иголка теряет уверенность в собственных силах прямо на глазах, посреди всего честного народа и перед взором божьим. Рид кивает: — Да. Прямо так. Поверьте, Цзы Фаню понравится. — Хорошо, — довольно кивает Цзы Фань, и его мощное лицо, кажется, даже немного смягчается. — Очень хорошо! — А потом он захочет тебя пристрелить. Дуло пистолета упирается Иголке прямо в лоб. — Что? — моргнув, переспрашивает Иголка. — Что? — давится яблоком Боргес. — Что?! — угрожающе повышает тон Салим. — Никакой оригинальности, — сокрушенно качает головой Рид. Иголка чувствует холод металла и видит палец, согнувшийся на курке. — И ты, значит, должен… — Нет, твою мать, погоди! — взрывается Салим, от возмущения чуть не падая с края стола. — Что значит «захочет тебя пристрелить»?! Рид! Лучше бы тебя уже кто-нибудь пристрелил! — А вот переход на личности — худший провал аргументации! Салим, очевидно, собирается показать ему, какая аргументация в Доме божьем лучшая, потому что снова тянется за пистолетом, но тут из дверей в задние комнаты высовывается голова очередного незнакомого Риду священника, и он окликает: — Салим! Епископ просит тебя зайти. Когда Салим, сердито топая, уходит, Рид хлопает в ладони: — Так вот, Спичка, пользуясь случаем, пока нас не перебивают, я повторяю, а ты запоминай: ты должен… — Это нелогично, — тянет Иголка, вольготно закидывая локоть на спинку стула и нахально глядя на Цзы Фаня снизу вверх. — Если это у вас такие методы набора нового персонала, то можете меня не оформлять. — Ты шутки со мной шутить вздумал? — рычит Цзы Фань.