— Китайцы знают, что за скрижалями («Оттисками, блять, Рид!») охотятся все, кому нечем заняться в этом городе, и знают, что в любой момент за каждым их человеком начнут следить десятки жадных глаз. Рид расхаживает вокруг стола широкими шагами, периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на карту города, раскатанную на столе и придавленную с одной стороны пушкой Зандли, а с другой — пустыми бутылками «Будвайзера». Он продолжает: — Тем более раз вы говорите, что в последнее время у них тоже не все гладко. По словам ребят, оказалось, что последнюю пару лет Басир бушует. Картель теснит остальных, давит сапогом всех кого ни попадя, и даже у Триады, по идее дышащей Картелю в затылок, уже начали возникать проблемы. — Значит, начинать производство здесь — самоубийство, так что они будут вывозить их на материк. Без вариантов. — К чему ты это? — выгибает бровь Зандли. — Какая нам разница? Зашлем вашего малого-китайца и все узнаем. Делать выводы потом будем. — Потому что это дает нам нехреновый такой шанс, сладенькая, — мурлычет Рид, проводя пальцами по неровностям карты. — Все может пройти легче, чем нам кажется. — Когда ты так говоришь, обычно становится только хуже. Проигнорировав Салима, Рид продолжает: — Если они попытаются их вывезти, то у скрижалей, заткнись, Салим, будет приличная охрана. Они не станут рисковать, пытаясь незаметно вывезти их из города с одним человеком. А все мы знаем, как китайцы не любят… — Он делает несколько приглашающих пассов рукой, чтобы благодарные слушатели, рассевшиеся на церковных скамьях, сами додумали очевидное. Благодарные слушатели смотрят на него, как на дебила. Все, кроме Боргеса, который всем видом показывает, что интерактивы с призами — правильный ход, чтобы растормошить вечеринку. Рид, вздохнув, кладет руки на пояс. — Какого черта? Кого из нас не было тут три года? Все мы знаем, как китайцы не любят жертвовать своими! Чем вы занимались, пока меня не было? — Жили себе спокойно, — кривится Салим. — Мы уловили мысль. Триада не станет набирать пушечное мясо из числа своих. Это будут люди со стороны. Мы можем очень удачно подмазаться. — А с чего это им доверять кому попало мешок стоимостью пятнадцать миллионов? — Боргес облизывает большие пальцы, сладкие от конфет. — Не, друг, как-то не клеится теория. — Послушайте его только, Рид, твой рыцарь знает слово «теория»… Да прекрати ты тыкать в меня своим дробовиком, стерва! — А ты кто? — один из завсегдатаев ресторанчика подозрительно его оглядывает. Иголка сглатывает, прикладывая к губам глиняную чашку каждый раз, когда ему кажется, что на него смотрят и ему срочно нужно симулировать занятость. В нос ударяет запах спирта и трав. — Я тебя раньше здесь не видел. Медлить нельзя, поэтому Иголка отвечает, стараясь не дрожать как осиновый лист: — Ты и не мог, — забывшись, он даже делает глоток из чашки и почти не морщится. — Я приехал из Сянгана неделю назад. Меня зовут Лю Цзы. — Запоминай. Вот это Сю Хань. — Рид двумя пальцами пододвигает пацану под нос фотографию. Пацана зовут Чжоу Шан, но все называют его Иголкой — что ж, Рид слышал бандитские клички и похуже. Другая проблема в том, что Иголка не обладает никакими очевидными достоинствами, кроме непрошибаемого оптимизма и знания китайского. Хочется верить, что парень просто полон сюрпризов. Приземистый и широкоплечий, с типично преступной физиономией и набитыми на скулах иероглифами, он вполне вписывается в план, который Рид, перекрестившись, рассчитывает воплотить в жизнь. — Ага, — послушно кивает Иголка, почесывая татуировки. Они с Ридом сидят за столом, а остальные толпятся вокруг них, как в цирке. — А кто это? — Ну вот, Нитка, первый экзамен ты провалил, — Рид расстроенно шлепает себя по ляжке. — Я же сказал: запомни, это Сю Хань. — Но я имел в ви… — Он над тобой издевается, Шан, — говорит над ними карающий голос Салима. — Но сейчас он перестанет. Экстрасенсорных способностей у Салима нет, чтобы знать наверняка, зато есть тяжелая рука, которую он кладет Риду на плечо. Рид тянется, чтобы нежно переплести с Салимом пальцы, за что получает подзатыльник, и, потирая голову, продолжает: — Сю Хань — один из вербовщиков Триады самой низкой ступени. Если кто и будет искать ребят на самоубийственное дело, так это он. Как там обычно говорит Нирмана? Восемьдесят процентов вероятности, во. — Когда это ты стал математиком? — спрашивает Зандли скорее из вредности, потому что, даже если бы Рид и стал, она вряд ли узнала бы. — Я сказал наобум, — вместо возмущения говорит он. — Может, там даже все девяносто. Сю Хань оказывается худым и бледным, особенно если сравнивать с остальными джакартцами. «Ориентируйся на взгляд дохлой рыбы», — говорит пак Рид. Салим предлагает ориентироваться на татуировку на плече в виде карпа, что в поисках помогает больше. Карп набит очень хорошо, Иголка бы даже сказал, профессионально, хотя он вообще не разбирается в татуировках, но цветы и волны очень красивые. Впрочем, сейчас не время об этом задумываться. Просто потому что пистолет в руках парня напротив сейчас вынесет ему мозги. — Ты скажешь мне, где братья Мун, или я прострелю тебе голову! — громогласно ставит ему ультиматум Серхио Лопес — помощник пака Боргеса и партнер Иголки по спектаклю. — Твоя задача — выйти на него, но не выдать, что ты специально хочешь устроиться к ним. Никаких «ребята, а у Триады сейчас случайно не идет конкурсный отбор?». Ты — кремень, независимый и гордый. Он должен сам к тебе подойти. — А насколько я независимый и гордый? — не понимает Иголка. — То есть как я его заставлю? Рид широко ухмыляется: — Ты должен… — Рид, блять, отстань от пацана, — Салим мученически трет переносицу, на лице — досада воспитателя детского сада. — Да какой он пацан? Я в его возрасте… — Все мы знаем, что ты делал в его возрасте, — с нажимом перебивает Салим. — И посмотри, к чему это привело. Рид, конечно, оскорбляется, а Боргес хватается за сердце. Они переглядываются и жестикулируют, а Иголка почти отшатывается в сторону, предчувствуя неладное, но Рид вцепляется в его локоть и притягивает обратно. — Так вот, юный падаван, усвоить правило трех «О» обязан ты. — Что? — Правило трех «О», — как само собой разумеющееся повторяет Рид, с сочувствием оглядывая мальчишку; теперь ему понятно, чем они занимались эти три года в Джакарте — деградировали. — Что это за правило трех «О» такое? — с опасливым любопытством спрашивает Иголка, пропуская мимо ушей сдавленное «не слушай его» от Салима. Рид победоносно поднимает палец вверх и нарочито медленно произносит: — Они. Обязаны. Охуеть. — Ты скажешь мне, где братья Мун, или я прострелю тебе голову! — Серхио Лопес, помощник пака Боргеса, в повязанной на голову бандане, с марлевой маской на лице и весельем в глазах, которое видно только собственно Иголке, тычет ему стволом под подбородок. — Просто представьте, что это перформанс, — говорит Рид, отправляя их в добрый путь. Лопес смотрит на него насмешливо. Именно за это он в принципе Риду и нравится: Лопес, суховатого вида боливиец, всегда отличался ироничным подходом к делу. Это качество делало из них с Зандли идеальный тандем людей, которые воспринимают мир играючи, а самоубийственные задания — типа этого — с черным юмором. Под руководством Боргеса, любившего хорошо посмеяться, они выглядели душевными ребятами… До первой перестрелки. — Только не замирайте надолго, а то получится не перформанс, а эта, как там ее… — Боргес щелкает пальцами. Сложность? Проблема? Огромная проблема? Глобальная проблема? — Инсталляция, — под кивок заканчивает Рид. Сю Хань отвлекается от партии в маджонг за дальним столиком, кто-то начинает перешептываться, Иголка дерзко и небрежно (у него ведь получилось?) хмыкает: — Где братья Мун? Там же, где окажешься ты, если не прекратишь беспокоить посторонних. — Ты… Иголка вспоминает. Сначала одним резким движением прижать направленный на него пистолет к столу. Одновременно выплеснуть стакан байцзю ему в лицо. Дальше проще: перехватить пистолет, заломить руку, ухватить за шею сзади, приложить подбородком о спинку стула, взять за ворот и протащить пару метров до выхода. Там остановиться, отвести рукой полог, а потом бросить вполоборота себе за спину: — Прошу прощения за беспокойство. — Главное, Спица, сохраняй мужественный вид! Будь как Стэтхэм! Знаешь, кто такой Стэтхэм?