И ботинок, который уже почти выглянул из-за тележки, исчезает. Охранники не уходят — они бегут. Бегут в противоположную от Кирихары сторону. Проходит несколько секунд, и Кирихара понимает, что все это время практически не дышал. Он так сильно втягивает воздух, что легким становится больно, и долго выдыхает через нос. Пронесло. Господи. Он все еще жив. Он переводит дух и, слушая стучащее в ушах сердце, собирается вставать… — И чего ты сидишь? Ждешь, когда они вернутся? Бегом! — налетает на него фигура и хватает за предплечье. И они бегут. Глава 10 То, что это Рид, Кирихара понимает на второй секунде — следующей после той, когда он хочет от неожиданности заехать ему маршрутизатором в нос, но его руку перехватывают и тянут наверх. Адреналин все еще гуляет в крови: Кирихара несется за Ридом — сумасшедшим! безумным! чокнутым! — и чувствует что-то невероятное, похожее на восхищение. Ноги едва не соскальзывают со ступеней, ему кажется, что они так шумят, что их вот-вот обнаружат. Лестничный пролет заканчивается, и вот они уже что есть мочи несутся по этажу — вокруг залитые темнотой стеклянные стены офисов, диваны и кадки с фикусами. Все летит перед глазами смазанной лентой, пока Рид не останавливается и не заталкивает его в легко поддавшиеся — почему? как? — стеклянные двери. Потом несется дальше, чуть не сбивая стулья, и Кирихара бежит за ним сквозь двери и повороты, пока за очередной они наконец не останавливаются. Перед ними панорамные окна, выходящие на соседний небоскреб, — дальше бежать некуда. Схватившись за ближайшую столешницу, Кирихара пытается отдышаться. Он уже отвык от забегов и сейчас тяжело, часто дышит. Рид глубоко втягивает воздух носом, но не задыхается. Удивительно не это. Удивительно то, что Эйдан Рид живой. — Вы, — хрипло говорит Кирихара, — не похожи на тело, упавшее с семидесятого этажа. Пора… поразительно. — Боялся, что я оставлю тебя вдовцом? — хмыкает Рид. Они стоят близко, и Кирихара чувствует: он ледяной. От него веет холодом, разве что пар не идет. Кирихара опускает взгляд между ними и видит на своей рубашке темные следы. А потом переводит взгляд на руки Рида. В тусклом свете высотки напротив он видит его ладони — сплошь разодранная кожа и кровь. Тот ловит его взгляд, крутит ладонями и ухмыляется с видом «да ничего особенного»: — Чуть не проехал нужный этаж. И демонстративно вытирает об себя, даже не поморщившись. Кирихара чувствует облегчение. И вздыхает: — Давайте сделаем вид, что я отвернулся. — Точно? — Точно. И Рид начинает трясти ободранными в кровь ладонями, подпрыгивая на месте, то шипя, то тоненьким голосом приговаривая: «Ай, черт, сссу-у-ука, как же больно, черт тебя дери, ауч, ай-яй-яй, больно-больно-больно-больно!» Кирихара машинально оглядывается на дверь: их все еще ищут и рано или поздно могут найти. — Не запаривайся раньше времени, — не переставая шипеть, говорит ему Рид. — Мы в кабинете главного какой-то классной конторы, у них директорская дверь на пароле. Я попросил вашего чудика-гения держать ее открытой еще два часа тому назад, на всякий случай. Видишь, какой я предусмотрительный? — Если вы так хорошо ориентируетесь, зачем полдня торчали на крыше? — Не закатывай глаза. — Рид закатывает их сам и прислоняется к тому же столу. — Ну и заварушка, да? — почти улыбается он. — Не привык к таким, поди? Кирихара не хочет улыбаться ему в ответ, не хочет это комментировать и не хочет больше участвовать ни в каких заварушках — ни Секретной службы (офисная работа, говорили они!), ни Эйдана Рида (у него выполнимые планы, говорили они!). — Как вы… — пытается спросить Кирихара, но не может закончить правильно. Додумались до такого? Решились? Смогли это сделать? Так быстро сориентировались? Спасли меня? Рид понимает правильно. Что удивляет Кирихару больше всего, в его ответе нет ни капли бахвальства: он говорит так, будто каждый день проворачивает подобное. — Спрыгнул, прострелил стекло и покатился внутрь. В смысле ворвался, как Черный Плащ, неудержимо и опасно. А потом накинул свой плащ на голову, — он дергает рубашку, — чтобы камеры меня не прищучили. Понял, по какому коридору они бегут на шум, и полетел к тебе на крыльях любви по параллельному. Кстати, пока ты прятался, я слышал, что Лопес взорвал сейф. — Слышали, в смысле так громко рвануло? — Слышал, в смысле он случайно — хотя я думаю, специально, это же Лопес — включил общую, когда взрывал. Рид ухмыляется, Кирихара не может ничего с собой поделать и ухмыляется в ответ. — Обсценной лексики ему досталось много? — Ой, угадай. Кстати, нам тоже сейчас достанется. Я отключился после взрыва — моим перепонкам нужна была передышка. Так что нас сейчас или поносят, или хоронят. — Ну, Кирихара слышал, как Арройо в другом ухе подключался пару раз, пока они бежали, и спрашивал у Николаса их маршрут, но Эйдану Риду об этом знать неоткуда. Тот дурачится: — На счет три? Кирихара включает, не дожидаясь «раз». «…Лючите меня уже! — раздается окрик Салима. — Вы, два придурка, вы живы?!» Когда Кирихара успел докатиться до того, что человек в два раза меньше него бесстрашно называет его придурком? — Салим, сахарочек, ты плакал? «От горя, что ты не упал, — огрызается тот, но в голосе слышится облегчение. Кирихара бросает взгляд на Рида: тот почти нормально улыбается, слушая, как начальник на него орет. — Если завтра я найду у себя хоть один седой волос — оттащу тебя обратно на башню и столкну, ты меня понял?!» «Что у вас там?» — по-деловому спрашивает Арройо. — Мы собираемся уходить вниз, — отвечает Рид. — А где эти неудачники, которые не могут меня поймать? «Вы сейчас на шестьдесят восьмом, они еще не сходили с семидесятого, — сообщает Николас. — Я скажу, если камеры их засекут. Но лучше вам поторопиться». — Почему святой отец не знал, что вы живы? — быстро интересуется Кирихара, на секунду прикрывая микрофон ладонью. Риду этот жест как будто доставляет какое-то удовольствие: он с охотой прикрывает свой и шепчет заговорщически: — Ну, я отключился перед тем, как спрыгнуть. Значит, одновременно с Кирихарой. Он продолжает смотреть на него, и это на самом деле больше похоже на отходняк, чем на томный взгляд (и слава богу). Он убирает руку с микрофона и просто… смотрит. — Что? — непонимающе щурится Рид, удивленный, видимо, таким откровенным вниманием. Кирихара моргает, прогоняя наваждение. — Ваша прическа, — он поправляет очки, — теперь еще хуже, чем обычно. «Прекращайте кокетничать и уходите!» — ворчит Салим. — Я не кокетничаю, я резюмирую ущерб, — парирует Кирихара. А между ним и Ридом меньше метра, и они все еще смотрят друг на друга. А потом в эфире появляется Лопес, и тон его не предвещает ничего хорошего. «У меня плохие новости», — он произносит это так мрачно, что даже Риду становится не по себе. — Мы расстроимся? — интересуется он. «Очень, — подтверждает Лопес. — Сейф пуст». * * * Сейф пуст. И это та фраза, которая перечеркивает все сегодняшние усилия. Кирихара чувствует легкий укол разочарования, хотя и не должен. Все-таки никто и предположить не мог, что Басир не стал хранить оттиски в штаб-квартире и подсунул своим же сотрудникам дезинформацию. Салим бормочет что-то неразборчивое, и Кирихаре кажется, будто тот сейчас сжимает лицо ладонями. Он поворачивается к Риду. Тот выглядит… задолбанным.