Город, в котором все находилось на грани взрыва. И в этом была вина Диего Боргеса, Эйдана Рида — но и его, Юды, тоже. — Мавар говорит, что у них пересменки охраны не по графику. — Гема, сидя на голом матрасе перед компьютером, хмуро дымит. С крашеными волосами он выглядел моложе, чем с бритой головой, но, возможно, дело было в том, что он так и остался по-подростковому худым. — А с периметром вообще дичь. Выставил шеренгу автоматчиков. — Боится, падла, — раздалось со стороны лестницы. Юда обернулся, хотя такое злорадство не требовало узнавания. Врубив чайник пяткой, Иззат повторил: — Ну и пусть боится. Все равно вытащим. Иззат питал к Ольбериху Басиру сильную нелюбовь, наверное большую, чем кто-либо другой в команде. Юда знал, что в семидесятых его семью обманом лишили собственности под застройку — не «Бакри Групп», просто очередной застройщик-мошенник, — но в начале двухтысячных Басир провернул такой же маневр с целой деревней на юго-западе, и Иззат воспринял эту историю близко к сердцу. А когда Иззат воспринимал что-то близко к сердцу, он превращался в самого идейного борца. — Полегче, — бормочет Гема, — вытащить-то, может, и вытащим, но нам надо его еще и взять. — Возьмем. — Оптимизма в тебе через край. — Слушай, — Иззат закатывает глаза, — он уже потерял башню. Это как яйца ему отпилить. Боргес взорвал его жемчужину, этот бриллиант в короне! А у Басира авторитет на первом месте. Мы выбили его из равновесия, осталось раскачать и повалить. В устах Иззата звучит, конечно, просто. Даже слишком просто. Выбить из равновесия. Раскачать. Повалить. Чтобы выбить Басира из равновесия, Юда уже пошел на огромный риск, и этот риск теперь сидел в наручниках этажом ниже. А на что же придется пойти, чтобы раскачать и повалить? Гема не успокаивается: — А что мы будем делать, если у нас тут развяжется война банд? И они начнут мочить друг друга прямо на улицах? Как в порту или вон утром? У нас весь город утонет в перестрелках. Кэп, скажи ему. — А что ему говорить, — оборачивается Юда и включает наконец свет, чтобы площадка не тонула в темноте. Несколько голых лампочек, натянутых между бетонными колоннами, загораются. Здание узкое и длинное, и этаж тянется в обе стороны от них слепыми провалами между остовами так и не построенных стен. — Он и так все знает. Как там наш пленник? — Да что ему будет? Сидит, выделывается. Про фабрику не колется, важного ничего не говорит. Кажется, просек, кто мы, но с ним не поймешь. — Иззат вздыхает. — И лично мне кажется, что он выжидает удобного момента, чтобы сверхъестественным образом удрать. Парни отвернутся, а он — фьюить! И без наручников. Они с Ридом друг друга стоят. — Я бы поставил на Девантору, — не поднимая голову от ноутбука, говорит Гема. Иззат на это задумчиво чешет подбородок: — Ты не видел драку на пристани. Девантора, конечно, зверь, но Рид смекалистее, что ли. Непредсказуемее. Он типа шут, но… — Клоун, ты хотел сказать. Щелкает вскипевший чайник. — Я хотел сказать то, что сказал. — Иззат рассерженно принимается искать в одном из картонных ящиков что-нибудь, во что можно налить кипяток. — Чего ты мрачный такой? Иди поспи, я подежурю. — Я не мрачный, я реали… Так, — интонация Гемы мгновенно меняется, — не понял. И Юда, и Иззат тут же напрягаются: — Что? — Что там еще такое? — Если бы я знал… Секунду… — Он напряженно молчит, перебирая по клавишам. Во всей команде Гема лучше всех разбирался в технике: по специальности он был инженером сетевых связей. — Кто-то пытается выйти на нас через спутник. Не на местоположение, нет… на наш канал. Я засек сигнал. — Его брови совсем съезжаются к переносице. — Черт, не могу блокнуть. Умный сукин сын… — Выслеживают? — Юда опускается на корточки рядом с Гемой, но тот качает головой, а потом удивляется: — Нет… Входящий голосовой сигнал! — Он смотрит на Юду. Юда смотрит на него, мол, нам что, кто-то звонит? И Гема кивает: да, шеф, нам правда кто-то звонит. — Обрываю канал? — Нет, подожди. — Юда стремительно перебирает в уме вероятности. Кому понадобилось с ними связаться? Ловушка? Или это верха? — Они могут нас отследить через него? — Не думаю. Нет. Вряд ли. Если не будешь долго трепаться… — Кинь наушники. — Иззат швыряет в него проводной гарнитурой, и Юда вставляет один в ухо, подносит ко рту микрофон и кивает Геме, мол, давай. И наушник оживает. После пары секунд шипения раздается звук: — Добрый день, — произносит низкий мужской голос. Юда молчит, ожидая улик, намеков, шумов — хоть чего-то, по чему можно понять, что происходит. В голове он перебирает голоса, пытаясь понять, где он его уже слышал. Ведь слышал? Гема рядом с ним неистово барабанит по клавиатуре. — Прошу прощения, что приходится связываться таким способом… Вы не оставили свой номер, когда навещали нас в прошлый раз. — В прошлый раз? — Вы были очень невежливы. Пришли без приглашения, испортили декор, навели беспорядок… забрали у нас кое-что. Черт подери. — Я понял, кто ты, — обрывает его Юда. Голос обрастает внешностью: смуглый азиат в гавайке, стоящий у стены с поднятыми руками. — Какое совпадение! И я понял, кто вы, пак Лукман Перети. О, простите, кажется, я обознался. Вы ведь не Лукман Перети, верно? Юда замолкает, чувствуя, что собеседник не нуждается в его ответе. — Потому что я на самом деле хотел бы поговорить с Юдой Ваххабом, капитаном межведомственного оперативного отдела по борьбе с преступностью департамента национальной безопасности Индонезии. Глава 13 В какой-то момент Салим устает бухтеть о том, что этот план — чушь собачья, и его бубнеж сменяется бубнежом Гунтера Перкасы, который рассказывает о том, что он «очень рад» и что он «самый счастливый мужчина на планете». Рид завистливо вздыхает. Вот закончится вся эта свистопляска со скрижалями, и Гунтеру Перкасе придется подвинуться или хотя бы подраться с Ридом за звание самого счастливого мужчины. А пока, конечно, пусть тешится, пока может… женится там, садится на свой частный самолет, улетает в свадебное путешествие… В какой-то момент Рид понимает, что знает о личной жизни Гунтера Перкасы больше, чем ему хотелось бы, и переключает радио на задорный трек. В зеркале заднего вида блестит влажным от дождя капотом «Брабус», который ведет Боргес. После того, что СМИ обозначают как «инцидент с Хамайма-Тауэр», он решает сменить самую разыскиваемую машину в Джакарте на что-то менее примечательное. Во временное пользование ему выдают тачку из церковного гаража, а еще одну такую же тачку ведет напряженно курящая в окно Нирмана — и это как раз та, в которой не повезло ехать Риду. — Во. — Рид упирает колени в бардачок, сползая вниз по сиденью и перелистывая страницу черно-белой газеты. — У Стрельцов нормальный гороскоп. Среди нас случайно нет Стрельцов? Но почему-то никто не настроен на разговор. Совесть вас жрет, что ли? Они договариваются о романтическом свидании с «Желтыми Тиграми». Для свидания они, несмотря на протесты Рида, выбирают один небезызвестный заводец. Видимо, кузня отечественного автопрома превращается в главную точку для грязных делишек всех криминальных элементов Джакарты, и обычно в фильмах в таких местах происходят масштабные столкновения с дорогостоящим сиджиаем. Кстати о грязных делишках — именно ими они и собираются заняться. Нагло использовать «Тигров» в своих корыстных целях, возможно, перестрелять пару дураков по дороге, а тех, кто выживет, развести на двенадцать миллионов триста — именно на такую цену они сторговываются перед встречей. — Так что? — тянет он. — У Стрельцов тут хорошие начинания, финансовый успех, все вот это вот. Нам бы не помешало. Нирмана постукивает татуированным пальцем по рулю, Салим дышит — даже дышать у него получается мрачно и с осуждением, Андрей просовывает голову вперед: — Я Лев, — говорит он и сует длинный нос в газету через Ридово плечо. — Что там для Львов? — А сейчас посмотрим, — с готовностью начинает тот, но астрологические исследования выдают неутешительное «плохой день для бизнеса», «остерегайтесь делать решительные шаги» и что-то про восходящий Марс. Что такого в восходящем Марсе, Рид понятия не имеет, но на всякий случай говорит: — Давай высадим тебя, тут говно какое-то. В общем, все то, что случается потом, наверняка из-за того, что у них нет Стрельцов. Ну или потому что они встречаются на заводе, собиравшем «Тиморы». Или потому что — когда вообще в последний раз в этом городе хоть что-то шло нормально. Или… а впрочем, неважно. Рид выкидывает газету в окно, та путается в высокой выжженной траве на обочине, завод смотрит на них пустыми цехами. Под задорный танцевальный трек они подъезжают к воротам. Где-то в этот момент Ариана Гранде поет: «Хоть нам и не стоит, малыш, мы так поступим». Салим бубнит себе под нос: — У меня дурное предчувствие. И это совпадение и вправду выглядит как плохой знак. И мрачное выражение, с которым Салим смотрит в окно, — это единственная причина, по которой Рид не оборачивается со словами: «А когда его у тебя не было?» Он спец по человеческим настроениям, и сейчас Салима ковырять не стоит. Дурное так дурное. Имеешь полное право. С тех пор как они братались здесь с американцами, завод измениться не успевает. Бесконечный кирпичный забор, вдоль которого они доезжают до нужного им корпуса, изрисован граффити. Среди этих граффити мат, абстракции и оскорбительная карикатура на Юсуфа Перкасу — губернатора Джакарты и отца того самого счастливого Гунтера. В разбитом окне на втором этаже прыгает ворона. В остальном пусто. Рид вертит головой: ни малейшего следа «Тигров». Видимо, они приезжают первыми. «Желтые Тигры» — мелкая банда с запада острова, Рид помнит в лицо только парочку головорезов оттуда, не больше. По именам — еще меньше. Деньги у них водились, но чаще работали на более крупных дельцов, в том числе пару раз на Церковь. Бедняги: второй раз собираются остаться с носом. Риду почти совестно. — И все-таки хорошее местечко для массовой перестрелки, — мечтательно тянет Рид. Нирмана невесело хмыкает: