И он, видимо, всерьез ждет ответа, а Кирихара ждет, когда же он прекратит прижиматься пахом к его заднице, но, не дождавшись, наступает пяткой ему на ногу. Все это больше напоминает извращенную прелюдию. Кирихара решает: хороший момент, чтобы начать себя ненавидеть. Вот же нашел время, чтоб выкопать отправленное на дно подсознания влечение. На-шел. Молодец. Чувство момента. Кирихара ударяет Рида под колено, но тот не сдвигается с места. Вместо этого он ахает от боли, но тут же начинает смеяться: — Силенок в тебе, конечно, ноль. — Зато в тебе — избыток, — шипит Кирихара, лишь бы только что-нибудь ответить, и умудряется вырвать руку. И драка — что ж, драка продолжается. Мебель в номере восстановлению не подлежит. Удары наносятся без остановок: ощутимые, но не болезненные; и другие, те, после которых хочется орать. У Кирихары все тело — сплошная гематома, Рид с особым рвением бьет в кровоподтеки и шепчет на ухо унизительную ерунду. В какой-то момент Кирихара пинает его в сторону стены и заносит кулак; на секунду ему снова кажется, что его притянут за воротник футболки и поцелуют, но этого опять не происходит. Вместо этого Рид обхватывает его поперек корпуса и роняет на пол, снова получает ногой под колено, на этот раз удачно, — и падает рядом, почти на больную руку. Это кажется Кирихаре жутко несправедливым: почему он не может справиться с соперником, перед которым у него явное преимущество? Они возятся на полу: Кирихара брыкается, позабыв надежду выглядеть в своих глазах так, будто он серьезный боец; Рид выбивает у него из рук пистолет широким жестом. Пистолет. Он уже забыл, что у него вообще-то, черт побери, был пистолет. Он отползает в сторону, Рид хватает его за ботинок, Кирихара падает навзничь. Из номера ниже начинают стучать в потолок. Рид в ответ стреляет в пол. Стуки не прекращаются. Кирихара рывком поднимается с пола и вооружается первым, что попадается под руку, — обломком ножки торшера. Итак, что он будет делать дальше? Пытаться изувечить калеку? Пока что он не преуспевает. Рид поднимается и делает рывок вперед. Кирихара решает брать разницей в комплекциях — он уже, у него площадь столкновения меньше. По крайней мере, меньше, чем у стены, — Кирихара уворачивается и, когда Рид влетает в обои в мелкий цветочек, придавливает его сверху. Одной рукой сжимает запястье Рида, другой — прижимает к его артерии зубастый конец деревяшки. Рид горячо дышит через красные губы, и это красивые красные губы, и Кирихара смотрит на них до того момента, как эти губы резво говорят: — О нет, не смей. — Кажется, Рид что-то понимает. Кирихара испытывает злобное желание просто поцеловать его ему назло, но Рид добавляет: — Я на это не поведусь. Кирихара соврет, если скажет, что у него не было идеи поцеловать Рида, а потом воспользоваться шансом, чтобы его стукнуть, но вслух только раздражается: — Да почему ты все время ждешь какого-то подвоха?! — Тебе напомнить? — Ладно, глупый вопрос. — Раз уж так хочется поцеловать меня — тогда сдайся. И, не давая шанса восстановить хрупкий мир актом безоружной нежности, Рид уходит в сторону. За то время, что они дерутся, злость постепенно сходит на нет — и у Кирихары, и, что важнее, у Рида. На смену взбешенному взгляду и смеху-рыку приходит какая-то назидательная насмешка: Кирихара чувствует, что Рид мотает и кидает его по комнате, просто чтобы попортить ему кровь и лицо, может быть, отыграться за все произошедшее, а не чтобы искалечить. В тот момент, когда Кирихара почти находит в углу комнаты пистолет, Рид, во взгляде которого читается доброе и вечное, наставляет на него свой. Кирихара выпрямляется и показывает ему открытые ладони. Он говорит: — Смею напомнить, что мы на одной стороне. — И прикидывает план на следующий удар. — Еще один прекрасный повод сдаться, — усмехается Рид. Ну или он это делает просто из принципа и упрямства. Кирихара ненавидит таких людей. Потому что он сам именно такой. И вместо того чтобы поступить как умный и взрослый человек — сдаться, как и велено, — Кирихара еще больше артачится. Он не может так просто дать Риду повод упиваться самодовольством до второго пришествия по поводу своей победы. — Слушай, — тяжело, с придыханием отвечает Кирихара. — Все всё поняли. Ты самый крутой бандит в этом полушарии. Мы можем… просто… закончить это? Рид скептически приподнимает брови, и Кирихара закатывает глаза, размашисто опуская руки: — Ты выиграл. Я никудышный боец. Тебе нужно довести показательное избиение младенца до конца или того, что было, достаточно? Рид вздыхает и, собираясь что-то сказать, начинает опускать руку. Этим Кирихара и пользуется — и успевает от души дать ему по лицу, выбивая из рук пистолет. У Рида вырывается задушенный смех, пока он дает отпор, и они валятся на пол, но Кирихара изворачивается и успевает схватить отлетевший к краю ковра пистолет первым. Они оба выдыхаются, а Рид так и совсем перестает двигать второй рукой, но придавить его к полу и оказаться сверху — дело принципа. Кирихара тяжело дышит. Пистолет в его ноющих руках ходит туда-сюда, а мушка на дуле смотрит Риду то на подбородок, то на лоб. — Ого, и что дальше? — Рид смотрит поверх пистолета Кирихаре в лицо. Он лежит под ним, распластавшись на затоптанном ковролине, — ноль напряжения в теле. Воцаряется пауза: только тяжелое дыхание в воздухе, шум барахлящего кондиционера и всполошенные восклицания откуда-то снизу, будто соседи объединились в коалицию и коллективно призывают полицию. Кирихара слышит каждый звук в отдельности, но, пока он смотрит на Рида сверху вниз, все вместе это сливается в ничего не значащий белый шум. Все еще держа его на прицеле, он говорит быстрее, чем дает себе задуматься: — Ты спросил… ты спросил, что я о тебе думаю. И успевает заметить то, как распахиваются в удивлении глаза Рида, прежде чем он возвращает себе ровное выражение. Это развязывает язык, и Кирихара продолжает: — Я думаю, — медленно, восстанавливая дыхание, говорит он, глядя ему в глаза, — что ты… Самый невозможный… Самый отбитый… Самый выпендрежный… Самый… — Да, я понял, что я у тебя самый-самый, — конечно, Рид не может умолкнуть. — Ближе к делу. Кирихара взводит курок, но это только заставляет Рида хмыкнуть. — И самый выводящий меня из себя человек, — заканчивает Кирихара и потом опускает пистолет, на который уже всем плевать. Все их внимание сосредоточено друг на друге. — Но я никогда не планировал тебя подставлять. Это не извинения. Это честность. — То, как я проебался, нравится мне еще меньше, чем тебе, — признается Кирихара. — Мне жаль, что мои косяки доставили тебе столько сложностей. Хочешь — верь, хочешь — нет. А вот это, возможно, извинения. Может быть, Кирихара их задолжал. Рид молчит довольно долго. Секунды тянутся, пока они смотрят друг на друга — Рид, снизу вверх, лежа на спине, и возвышающийся на коленях над ним Кирихара. Лицо Рида расслаблено и спокойно, ни эха шутливости или насмешки, и Кирихара не представляет, что может твориться внутри его головы. Верит ли он ему? Кирихаре хочется думать, что да. Кирихара хочет, чтобы Рид ему поверил. Когда тот наконец открывает рот, то спрашивает: — Почему ты мне не рассказал? Можно солгать. Можно подсластить прощение. Можно выкрутиться, но Кирихара только пожимает плечами: — Я не знал, можно ли тебе доверять. — И признается: — Ты не внушаешь доверия, Эйдан Рид. — Ладно, — медленно произносит Рид. — Хорошо. А следом где-то под ногой Кирихары начинает вибрировать телефон. — Привстань, — командует Рид, и Кирихара, не особо рефлексируя по поводу такого приказа, дает Риду достать из кармана штанов телефон. Тот, продолжая лежать на полу, слегка хмурится в экран, потом ухмыляется. Что-то набирает. Одной рукой получается не очень, но вторая у него совсем безвольно лежит на полу. Кирихаре становится почти совестно: — Давай я? Рид на секунду поднимает на него взгляд, потом останавливает на две секунды, на третьей Кирихара думает спросить, какого, собственно, черта, не хочешь — мучайся сам, но Рид поясняет: — Прикидываю, какие крысиные дела ты можешь сделать с моим мобильным. — А потом передает его Кирихаре в руки. — Только Тике не пиши. Восточный Пьерджанг, Раанда. Ра-а-нда. Две А. С дисплея телефона Рида на Кирихару смотрит приложение для вызова такси. — Давай, дед тебя заждался уже. Воцаряется тишина. За время этой слишком эмоциональной драки Кирихара уже и забыл, что ему предстоит встреча с епископом. И с остальными церковниками. Которых он тоже по факту киданул. Думать об этом заранее не хочется, поэтому Кирихара оглядывает комнату и наконец замечает, во что они ее превратили. Из целого осталась только монструозная кровать. — Мы… — Он устало трет лоб, а потом возвращается к набору адреса. — Здесь сплошные штрафы. Что делать с управляющим? — Вылезем через окно, — беспечно отвечает Рид, ощупывая раненую руку. А потом добавляет: — Я буду следить за каждым твоим движением. — Да пожалуйста, — позволяет Кирихара, не отвлекаясь от экрана его телефона. — Не смей никому говорить, что победил. Меня засмеют. — Разумеется. — И встань с меня наконец-то. Лучшее, что Кирихара может сделать для себя в этой ситуации, — это не очень сильно отмораживаться, так что он говорит: — Точно. — И поднимается на ноги. — Я вызову такси к соседнему кварталу. Ты… — Он опускает взгляд. Рид продолжает лежать, разглядывая потолок. — Ты идти-то можешь? — Чтобы это проверить, — беспечно говорит Рид, — надо для начала подняться.