— Это тебе. — Протянула мягкую игрушку. Ребенок отпустил волосы и принялся моментально тискать черно-белую шерсть плюшевой панды. — Иля. Пф. — Не за что. — Словно понимая весь этот поток бессмысленных звуков, ответила Рут и улыбнулась. — Я же обещала. Покосился на девушку у шеста. Мать? Лишь на миг сбилась, но видя, что ее ребенку ничего не угрожает, она не прервала танца и продолжила извиваться в соблазнительных фигурах. Длинные ноги в туфлях с прозрачной платформой и огромными каблуками, похожими на копытца, казались бесконечными. Коронным номером девушки был резкий спуск на руках по шесту, тогда как эти самые ноги были не просто растянуты в шпагате, а закинуты наверх и сомкнуты над головой. Отчего фигура ее напоминала странного паука, нацеленного на жертву. Раз за разом она повторяла движение, оттачивая навык. Кажется, я слышал про ее прозвище: «Черная вдова». Ломаные линии завораживали. Резкий рывок вниз, затем разворот, подъем, снова вниз — вызывали абсолютно нелогичный, но вполне конкретный животный спазм. Я почти забыл зачем нахожусь в этом зале. Почти. Появления новых действующих лиц не пропустил. Быстро сдвинулся в сторону, загораживая Рут телом, хотя на лицо вновь накинул выражение упрямое и тупое. — Кто тут у нас? Молодые кадры? Окинул фигуры подошедших мужчин быстрым оценивающим взглядом, стараясь держать маску. Плохо. Очень плохо. Их было двое. Первый крупный, в жилетке на голое тело, которое являлось, видимо, причиной его гордости — все кубики на месте — походил на гориллу. На две головы меня выше, обе руки — металлические имплантаты до плеча. Тут одно из двух, или потерял руки в бою, а значит имеет армейский опыт. Или отрезал их добровольно, что опять же его характеризует. Второй мельче, гибче. Из тех, про кого говорят: «Мелкая собака всю жизнь щенок». Глаза бегают. Улыбка паршивая. На хорька похож. Оба коротко стрижены, покрыты одинаковым узором тату, будто перетекающим с кожи одного на кожу другого. Вот это особенно плохо. Слишком быстро Рэйдзё перенимает повадки Синдиката. Диада еще только вошла в процесс формирования: документы только подписываются, партнеры приглядываются друг к другу, а спаренные двойки Синдиката уже появились на просторах Окраины. Раньше обкатку в парах проходили долго, едва ли не… не суть. Или что-то изменилось или парочка заезжих наемников. — Я пришла к Принцу. — Наглости Рут, конечно, не занимать. Интересно, видела ли двойка прошлую Рут? Если да, то нынешней лучше держать рот на замке. — О! — Наемник с бегающими глазками повернулся к гориллообразному напарнику. — Слышь, Мо. У Принца новая пассия. Ниче такая, да? Симпотнее прошлой. — Я не… — Рут дернулась возразить, но замерла под моим выразительным взглядом. Умная девочка. Выдохнула. Спросила почти равнодушно, — Где он? — А нам почем знать? — Горилла, которую напарник назвал Мо, подала голос. — Мы тут не его пасем. Взгляды обоих мужчин, заинтересованные, сальные, раздевающие, скользили по девушке, и я сильнее стиснул зубы и сжал кулаки. Не знаю, что сильнее выводило меня из себя. То ли то, что интерес взрослых мужиков вызвал пятнадцатилетний ребенок: после просмотра досье Дока и информации о возрасте погибшей, я перестал воспринимать девчонку как объект. То ли то, что они пялились на тело моей девочки, временно занятое этим ребенком. В любом случае парочка бесила. — Смотри-ка, телохранитель-то завелся. — Хорек с бегающими глазками хихикнул. Зараза глазастая! — Ты это. И сам небось не против присунуть, а? Может, поделишься? По-братски. Он засмеялся и его смех слегка отрезвил. Провоцируют. Пока не нападают, просто прощупывают слабые места. Я с легким усилием заставил себя дышать быстрее и биться сердце в привычном ритме. Не то место, не то время. Не сейчас. — Принц сегодня выступать не будет. — Голос чернокожей стриптизерши спокоен как океан в безветренную ночь. И столь же холоден. — Давно не выступает? — Неделю, может больше. Говорят, сам не свой. В курятнике поищите, там засел. В курятнике. Угу. Очень интересно. Я незаметно направлял Рут обратно к выходу. Хотел вывести ее, пока парочка не опомнилась, но они увязались следом. Кого они охраняют — интересный вопрос. Бродят свободно. Чувствуют себя расслабленно. Вышли из здания, остановились под козырьком. Синхронно закурили, открыто, не таясь. Я тоже невольно вытянул пачку. Такси в прямой видимости, девчонка рядом. Дождь моросит. Чего уж опасаться? — Камер не срисовал. Неужто нету? — Повертел головой и задымил. — У нас тут свобода, понимаешь. — Откликнулся Мо. А вот его напарник был не столь доброжелателен. — Звучишь как коп. — Хорек хмыкнул и, словно заново оценивая что-то в голове, присмотрелся к моей персоне. — Раньше не встречались? — Эй, Мо. Твой парень мне глазки строит. — Я предпочел не отвечать. Затянулся пару раз и бросил бычок под ноги. Краем глаза заметил неестественно прямую спину Рут. Что?.. — Полегче, мазафака, нервишки — некудышки. Тут за такие шутки люди теряются. Я вскинул голову на голос. «Курятник», мать вашу. Вот что имелось в виду. На высотном здании, прилегающем к клубу, этаже на шестом на пролете пожарной лестницы стояли двое. Говорил тот, что слева: смуглый, долговязый, худой до костей. Весь с ног до головы испещренный татуировками. Рубашка с длинными рукавами небрежно расстегнута. В ухе серьга, приметная такая, с красным камнем. А рядом с ним… понятно почему «Принц». И понятно, почему девочка потеряла голову: чересчур смазливый для парня. Под глазами круги. Лицо заостренное, осунувшееся. Печать скорби. Я почувствовал как напряглись мышцы. Если мои догадки верны и парень как-то связан с гибелью Рут… Только не сейчас. Не здесь. Не так. Не рядом со слаженной двойкой наемников и толпой мелких сошек. Казалось секунды превратились в песок и медленно-медленно стекают вниз в исполинских часах. Шаг. Еще один. Я беру локоть девушки в захват, отмечая про себя, что к пистолету в сумочке она не потянулась. Еще шаг — в сторону такси. Уже почти открытое бегство. И только ее глаза. Огромные, стеклянные. Застывший взгляд вверх, словно увидела ангела. До капсулы дотащил на себе фактически. Молчала, не двигалась как застыла и даже дышала через раз. «Принц», — беззвучно шептали губы, когда я присмотрелся. Кажется, встреча с парнем повергла подопечную в глубокий шок. Надо срочно увезти ее отсюда. [1] Дословно с японского «плавающий драгоценный камень», название карпов кои. 007 Глава шестая Ван Хэвен Чтобы отвлечь и вытащить из ступора, стоило пересечь границу V-территории, привел девчонку на блошиный рынок. Остались еще редкие островки мусора в гладко вылизанном Сити. На молодежь, которая родилась в эпоху утилизаторов, производит неизгладимое впечатление. Столы, покрытые липкими клеенками и засаленными скатертями, на которых свалены в разнобой открытки, старые газеты, ржавые значки, кружки, с отколотыми ручками, фарфоровые собачки без хвостов, залузганные брошки и прочий хлам, гордо именуемый антиквариатом. Действительно помогло. Девчонка, раскрыв рот, смотрела на праздник мусора и то и дело переводила удивленный взгляд на меня, как бы спрашивая: «А почему это здесь?». Как будто я знаю, что творилось в головах людей, когда они собирали старую рухлядь и бережно складывали на продажу. На Окраине группами нападают на даже мимо проезжающий, не то, что припаркованный транспорт, и за минуты разбирают до винтика, сливая в утилизатор подчистую. Знаю, что особо хитрые стачивают серийники, выпаивают чипы. А некоторые группировки даже повадились пачкать все подряд экскрементами, лишь бы получить доплату за органику, за что получили прозвище… эм… не суть. А тут, понимаешь, антиквариат. За деньги. С ума сойти. Впрочем, цели своей я добился. А когда Рут вцепилась в рубашку и потащила к витрине, украшенной музыкальными инструментами и вовсе впору было ликовать: «Горячо!». Витрина обычная, тут других не бывает, не тот район. Вывеска покосилась. По углам пыль. Лампы, вон, горят через одну. На стекле тонкая царапина, расходящаяся в стороны ветвистыми лучами молнии. Но гитара хороша, конечно. Сверкает глянцевыми боками обтекаемого корпуса. Не берусь судить, я не специалист, но вроде целиковый массив кедра. Тонкий гриф с накладкой из черного дерева — эбони, металлические струны, резкий изгиб обечайки. Рут прилипла к стеклу, уставившись на инструмент как на вершину создания рук человеческих. Знаю, о ком она думает. Глупая маленькая девочка. — Ты наличные снимала, чтобы такую подарить? — Кому не говорю, и так понятно. Молча кивает. — Почему не подарила? Губы сжаты, брови сдвинуты. На лицо словно падает тень. — Он… сказал, что у него… проблемы. Держусь, чтобы не закатить глаза. Знаем мы эти «проблемы». В курятнике рядом стояли, с серьгой в ухе. Акутора — приметный драгдилер Окраины, барыга со стажем. Слышал о нем, потому что сложно не услышать, когда прозвищем козыряют и везде его как флаг выпячивают[1]. Рубин получил пару лет назад лично от одного из Глав Рэйдзё, уж не знаю за какие подвиги, но едва ли не лопался от гордости и вставил в серьгу, чтобы носить напоказ. Сдается мне, его и пасли наемники. И все равно не понимаю! Девчонка — курица, несущая золотые яйца. Зачем ее убивать? Они с нее пылинки должны были стряхивать. Разве что видела что-то, непредназначенное для чужих глаз? Рут Стоун Мне понравилось как тактично вел себя детектив. Не кричал, не махал руками, не заламывал их со стонами: «Как ты могла, Рут?», «Это недопустимо, Рут!». Да, снимала наличные. Да, врала и сбегала из дома. Но цель-то была благородная, правда? И вообще здоровяк-детектив очень аккуратно задавал вопросы: «Не угрожали ли мне поклонницы Принца?» «Видела ли я раньше парня с серьгой?» «А тех двоих, что прицепились к нам в клубе?» «Помню ли я, что именно случилось в последний день?» Нет. Да. Нет. Н-не знаю. Меня насторожила его фраза: «в последний день». Так ведь не говорят, верно? Или он не из суеверных? А как иначе? «Крайний день»? Все равно звучит довольно жутко. Мы еще побродили по Сити, в этот раз еще и в молодежном районе — много яркой, громкой, сверкающей рекламы, 3D-панели и голограммы, автоматы самообслуживания с колой и гамбургерами. Смешной робот у кинотеатра настойчиво зазывал нас войти и посмотреть новинки. Перекусили картошкой-фри и сладкой ватой, — настоящий день непослушания. Показалось, детектив ждет чего-то. Он то и дело посматривал на экран визора, но тот молчал, и мы вернулись обратно, к знакомому офису с едва живой вывеской «ДагерХэвен». Открыв замок, мужчина резко нагнулся и поднял что-то с пола. Кто-то подсунул записку под дверь? Развернул мятую бумагу, впился в строчки глазами и словно бы выдохнул. Хорошие новости? От прежнего напряжения не осталось и следа. — Будешь кофе? — Да. Спасибо. — Соглашаюсь с осторожностью, памятуя о том, что в офисе нет туалета. Не стоит лишний раз налегать на жидкости. Разулась. Присела на кушетку и принялась болтать голыми ногами. Сейчас вторая половина дня. Должно быть, наше возвращение в офис — короткая передышка и мы снова куда-то направимся. Признаться, все эти бесцельные брожения по Сити меня порядком утомили. Да, я вспомнила Принца, прошлую жизнь, папу. Вспомнила кто я есть, и свой отчаянный, заведомо обреченный на провал, протест против родительской опеки. Вместе с тем в душу все больше закрадывались сомнения. Что я делаю здесь? Надо прекратить. Надо вернуться. Прошло два дня! Никогда еще так надолго не убегала из дома. Папа, должно быть, с ума сходит от беспокойства. Желание проучить непослушную дочь — только этим я могу объяснить почему до сих пор каждый житель Сити не участвует в моих поисках. Должно быть, отец в ярости. И меня ждет капитальная взбучка при возвращении. Неужели, спустя столько лет вольготной и безбедной жизни я узнаю и другие ее стороны: домашний арест, блокировка карт, запрет общаться с подругами? Ограничит расходы? Отключит визор? Отправит в какую-нибудь глушь к пожилым родственникам? Вполне возможно, что те двое опасных с виду парней появились в клубе не случайно? Мог папа приставить их ко мне? Надеюсь у детектива и доктора не будет проблем? Мужчина протянул кружку, и я послушно сделала глоток. Вкусно. Лучше, чем уличный кофе из бумажных стаканчиков. На верхней губе остался пенный след. Засмеялась. Облизала. На пенке — тертый шоколад, очевидно горький, судя по вкусу. Минуты тянулись неспешно. Никто не торопил и не звал скорее идти дальше. Я сидела на кушетке, с удовольствием пила кофе и наблюдала как детектив измеряет шагами комнату, посматривая на часы визора. Мы кого-то ждем? Записку, подкинутую под дверь, он сжег в пепельнице, наполненной окурками до краев. Жалюзи на окне опущены, свет не горит и в комнате царит загадочный полумрак. Взад — вперед. Взад — вперед. Мои веки, против желания, постепенно налились тяжестью. Тело так расслабилось, что я едва не уронила пустую кружку. С детства вбитые нормы приличия не позволили упасть где сижу, и я попыталась подняться. Смущенно забормотала: — Простите… странно… клонит… в сон…