Отсчитав четыре тысячи шагов, то есть примерно сотню метров, мы с Тахиром, не сговариваясь, дружно перебросили свои винтовки на спину и дальше стали передвигаться уже ползком. В таком положении легко было потерять правильное направление движения, но я вовремя заметил ориентир, отмеченный на карте, – старый колодец-журавль, как их зовут и у нас в России, во многих бывших советских республиках, стоящий у дороги в стороне от брошенного жителями, видимо, по причине войны, села. В Сирии таких сел и деревень встречалось, как сообщил мне подполковник Ягужинский, множество. Порой можно было встретить целые брошенные небольшие города, куда жители не спешили возвращаться, считая жить там рискованным делом, ибо боевые действия могли вернуться в этот район когда угодно и всегда неожиданно – даже убежать не успеешь. Неподалеку от колодца-журавля стоял малюсенький саманный дом, даже не дом, а просто будка без окон, призванная служить временным пристанищем пастухам, что когда-то, в доброе мирное время, пригоняли сюда отару овец и поили их из колодца, о чем говорили длинные ряды выдолбленных из половинок цельного ствола дерева длинных и узких корыт-поилок. И поили здесь овец, видимо, долго, пока в колодец не упала и сдохла какая-то бездомная собака, отравив воду трупным ядом. Когда это произошло – до войны, во время ли войны, – неизвестно, но вода с тех пор стала непригодной для питья даже животным, и колодцем давно уже не пользовались, как, впрочем, и саманным домом-будкой без окон. Мы с Тахиром подползли к колодцу, под светом луны осмотрели место, когда услышали из будки три голоса. Разговаривали на арабском языке, и я не пожалел, что взял с собой лейтенанта Футракулова, который худо-бедно, как он сам сказал подполковнику Ягужинскому, но понимал арабский язык и мог служить мне переводчиком. – Кто там? – прошептал я в микрофон, предварительно нажав кнопку на КРУСе. – Тихо! Я слушаю, – ответил лейтенант. Слушал он долго. Я уже хотел было повторить свой вопрос, но Тихир в это время начал отползать подальше. Я последовал за ним. Мы спрятались за колодцем, где могли разговаривать даже без системы связи. – Кто? – переспросил я. Тахир плечами пожал: – Похоже, патруль. Село по периметру обходит. Смотрит на следы. Но пока ничего непривычного патруль не увидел. Сейчас ждет машину. Она должна его забрать. Еще пару раз вокруг села проедет и потом спать двинет. – Трогать патруль нельзя, иначе нас завтра здесь ждать будут, – предупредил я. Я посмотрел на часы и про себя отметил время работы патруля. Потом снял с плеча винтовку, чтобы ствол не торчал над головой, и просто положил ее за колодец, себе под руку. Снял свою винтовку с плеча и Тахир. Тоже пристроил под рукой, чтобы можно было вооружиться одним движением. Я только одобрительно кивнул. Звук двигателя машины мы услышали издалека. – Судя по звуку, это джихадмобиль. Пикап то есть. Хотя может быть и просто внедорожник. А уж что у него в кузове, один Аллах знает… – прошептал Тахир. Пикап в самом деле оказался джихадмобилем. В кузове у него стоял крупнокалиберный пулемет, за которым, сидя на обрезке бревна, наблюдал один боец. Из саманной будки вышли трое, помахали водителю рукой. Машина резко повернула в сторону дверей. Двое без разговоров забрались в кузов, один, с видом хозяина, уселся на переднем пассажирском сиденье. Машина тронулась, потом резко развернулась и направилась в нашу сторону, к колодцу. Я положил руку на чехол МСЛ, отстегнул клапан. Заметил, что Тахир сделал то же самое, но винтовку в руки не взял. В ближнем бою винтовка может после первого же выстрела, в отсутствие штыка, стать только помехой. Малая саперная лопатка и надежнее, и действовать ею несравненно быстрее. И каждый, даже самый короткий, удар лопатки может быть смертельным, тогда как для удара прикладом следует еще основательно размахнуться. Джихадмобиль остановился в пяти-шести метрах от колодца. Из него вышел пожилой водитель, сверкнув под луной серебром в седой голове и в седой же, коротко остриженной бородке. Но человек из кузова что-то спросил у него, водитель коротко ответил на своем языке. Человек в кузове что-то объяснил ему, сильно при этом жестикулируя. Водитель хмыкнул, снова сел за руль, и джихадмобиль быстро уехал в сторону села. – Он хотел попить из колодца, но тот, из кузова, сказал ему, что в колодце плавает труп собаки и вода здесь ядовитая, – объяснил мне персональный переводчик. – Повезло ему. А то плавал бы сейчас рядом с собакой. Хорошо, что нас Ягужинский предупредил. Интересно, откуда он про собаку знает? – Подполковник много чего знает… – общей фразой отговорился лейтенант. – Но седому повезло – это точно. Я уже приготовился ему шею перерубить. – Я тоже… – признался я – а потом думал в кузов запрыгнуть… Чтобы и там лопатой помахать в свое удовольствие. – А в кабину я думал пулю послать, – сообщил Футракулов. – Лучше бы вообще-то нам не стрелять… Недалеко может второй патруль оказаться. Они двумя джихадмобилями дежурят… – Это правда, – согласился Тахир. – Об этом я не подумал. Мы закончили обсуждение ситуации и все так же, ползком, двинулись в сторону села, чтобы завершить осмотр места будущего боя и выбрать для взвода наилучшую позицию. * * * Я не сразу узнал команду инженеров и даже генерала Спиридонова не сразу рассмотрел, хотя его узнать легко по нескольким характерным признакам, таким, как, скажем, обхват талии, если это место у него вообще можно назвать талией. Я вышел на звук двигателей. Бросил короткий взгляд и хотел было вернуться к себе в палатку, посчитав, что автобусы за кем-то другими приехали, но обратил внимание на водителя первого автобуса. Его лицо мне показалось знакомым. Это, несомненно, был тот водитель автобуса, которого я намедни уговаривал через переводчика лейтенанта Футракулова спрятать свою машину позади крепостной стены, позицию на которой и занял мой взвод. Но из автобуса вышли люди в песочного цвета «камуфляже», совсем не похожие на команду инженеров генерала Спиридонова. Наконец, присмотревшись к сидевшему рядом с водителем человеку в том же песочного цвета «камуфляже», я узнал в нем Василия Васильевича. Команда генерала Спиридонова переоделась, как и сам генерал, в форму без погон. И выглядела, несомненно, лучше, чем в «гражданке». Сами инженеры сразу стали более подтянутыми, более стройными. Куда только делась их манера вести себя как типичные офисные работники! На ремне у каждого была кобура с пистолетом, а на плече висел на ремне пистолет-пулемет «ПП-2000» с глушителем и с оптическим прицелом. Конечно, по наличию этих пистолетов-пулеметов можно было бы определить инженеров генерала Спиридонова. Однако я уже видел это оружие и у сирийских бойцов, и потому спутать группу Спиридонова с сирийскими бойцами было нетрудно. Тем более с расстояния. Но тут сам Спиридонов через лобовое стекло автобуса сделал мне приглашающий знак рукой. – К машине! – включив внутривзводную связь, дал я негромкую, но четкую команду в микрофон. Бойцы взвода были уже готовы к очередному заданию и начали выходить из палаток вместе со своими объемными рюкзаками и винтовками. Заметив инженеров в новом обмундировании, они испытывали такое же замешательство, как и я, но быстро понимали, кто перед ними, и проходили в автобусы. При этом большинство старалось занять место во втором автобусе, чтобы ехать вместе и исключительно со своими, а те, что покинули палатки последними, вынуждены были ехать вместе с инженерами и с генералом Спиридоновым. К этим последним относился и я. Но, во избежание непонимания ситуации, мы с лейтенантом Футракуловым давно уже обговорили разделение мест командного состава. Сам он поехал старшим во втором автобусе. В помощь ему, как обычно, был выделен старший лейтенант Кривоносов, командир третьего отделения. Глава десятая Выехали мы, на мой взгляд, рановато. Но генерал-лейтенанту Спиридонову хотелось засветло рассмотреть диспозицию дронов «бармалеев», хотя мне казалось, что разницы большой при подаче радиосигнала нет. Он должен распространяться одинаково хорошо и в светлое время суток, и в темное. Хотя краем уха я слышал, что в темное время суток сигнал распространяется даже лучше. Не зря мы с моим заместителем минувшей ночью ползали по окрестностям аэродрома и даже рядом со взлетно-посадочной полосой. Мы сумели нанести на карту место стоянки всех двенадцати «Байрактаров ТВ-2» и других более мелких дронов, собранных сюда, как говорится, с мира по нитке, что легко определяла и демонстрировала их разнокалиберность. Однако генерал Спиридонов желал лично проверить имеющиеся у нас данные, утверждая, что даже сдвиг БПЛА на метр в сторону может сорвать всю операцию. Мы оставили автобусы там же, где прошлой ночью оставляли уазик с подполковником Ягужинским, а сами, всем взводом, сначала помогли инженерам вытащить коробки с ударными беспилотниками из автобуса, затем, взяв с собой только генерал-лейтенанта Спиридонова, отправились в сторону аэродрома. В месте, где мы с Тахиром минувшей ночью начали ползти, вышел первый спор. Генерал, не видя в окрестностях никого, пытался убедить нас, что можно и дальше продвигаться пешком, почти прогуливаясь. Вплоть до того, чтобы делать это под его ответственность. Хорошо еще, что не приказал так поступить. Пришлось рассказать ему, как минувшей ночью неожиданно из темноты выскочил на высокой скорости джихадмобиль с крупнокалиберным пулеметом в тесном кузове. И мы с Тахиром только радовались, что заранее перешли на передвижение ползком, иначе в бинокль можно было бы издали увидеть нас. И от очереди из пулемета мы спрятаться бы просто не успели. И пусть это было не полной правдой, зато звучало убедительно и на генерала подействовало. Василий Васильевич повздыхал, потом погладил свой живот с некоторой даже нежностью, после чего встал сначала на четвереньки, а потом, вздохнув еще раз, залег полностью, перейдя в положение готовности к ползанью. Я полз во взводе замыкающим, когда заметил пересекающую бархан борозду, словно здесь трактор с плугом проехал. Пришлось догнать Спиридонова. Делать замечания генерал-лейтенантам я не имел привычки, тем не менее обстановка требовала этого. – Товарищ генерал, оглянитесь… – предложил я. Он оглянулся, больше для того, чтобы перевести дыхание, и, естественно, борозду увидел. – Что это? – спросил Спиридонов. – Ваш, товарищ генерал, живот такой след в песке оставляет. Если вам не трудно, подтяните его. – Трудно, – признался Василий Васильевич, – но я подтяну. А много впереди песков? – Больше земли будет, но местами и песок есть. На песке особенно старайтесь след не оставлять. На земле след не так заметен будет… Если, конечно, не присматриваться. – Я понял тебя, майор, и понял, почему меня вчера вы с собой взять не пожелали… И правильно сделали, кстати сказать… Уж таков мой удел, видимо, за чертежами сидеть. А здесь должны быть парни помоложе, типа тебя, и с животом не таким объемным, – обида в его голосе слышалась отчетливо, но это была, как я без труда понял, обида не на меня, а философская обида на время, которое прошло безвозвратно. – Хорошо, товарищ генерал, продвигайтесь вперед. Лейтенант Футракулов покажет вам место наблюдения. Оно вообще-то простреливается, но зато оттуда весь аэродром как на ладони виден. Я перестал ползти, чтобы отдохнуть и снова пристроиться позади взвода. Спиридонов же, отдохнув во время разговора со мной, с новыми силами бросился догонять Тахира. Бархан как раз кончился, и дальше, если мне не изменяет память, тянулась до самого колодца земля с чахлой травой. Все Василию Васильевичу легче! До колодца мы добрались, лишь на восемь минут опережая расчетное время прибытия. Я закладывал десять минут, учитывая то, что мы выехали раньше. В саманной будке без окон никого не было. Второму патрулю появиться было еще рано, а предыдущий должен был уже уехать к себе в село, куда мы и двинулись всем взводом. Но, понятно, не к двум домам, один из которых облюбовал для себя караул. Но с нашей крыши просматривался и весь аэродром, и дом караула, и, частично, высота, занятая постом охраны. Тем самым постом, который нам предстояло захватить. Как и было обговорено заранее, на крыше дома мы оставили генерала Спиридонова, имеющего средства связи со своими инженерами, и первое отделение взвода во главе со старшиной контрактной службы Володей Носковым. Первое отделение было выбрано не случайно – в нем имелось наибольшее количество прицелов «Шахин» с возможностью использовать тепловизор. Солдаты первого отделения не поленились и притащили для генерала три мешка с песком, соорудив ему некое подобие окопа с бруствером, откуда Спиридонов мог вести наблюдение. А главный объект наблюдения оставался прежним – взлетно-посадочная полоса и стоящие рядом с ней «Байрактары», которые предстояло уничтожить первыми. Еще в нашем присутствии генерал сверил то, что видел, с данными, перенесенными на карту, и убедился, что мы с Тахиром не зря проводили рекогносцировку и ошибки не допустили. А я тем временем, предварительно посмотрев на часы, возглавил второе и третье отделения взвода и ползком направился к высоте, где располагался пост. Время нападения тоже было выбрано не случайно. Согласно выводам и исследованиям психологов, человеку больше всего хочется спать в период от четырех до пяти часов утра. Как раз время перед ранним рассветом в Сирии в это время года. То есть внимательность у часовых на высоте будет минимальная, и мы будем в состоянии подобраться практически вплотную. Тем более то ли сама природа, то ли местные жители, когда они еще жили в селе, постарались нам помочь и посадили на склоне множество кустов, среди которых наши костюмы «Леший» помогали нам прятаться и передвигаться незаметно для часовых. Мы ползли, уложив ствол винтовки на сгиб локтя и едва заметно приподняв над поверхностью, чтобы в ствол и в дульный тормоз-компенсатор не попали песок и земля, способные изменить направление полета пули, и зажав между пальцами винтовочный ремень. Такому способу скрытного передвижения были обучены все бойцы взвода, но перед тем как начать выдвижение, я по внутривзводной связи напомнил бойцам, что от них требуется. Первого вражеского часового я увидел сам и тут же вызвал на связь командира третьего отделения старшего лейтенанта Кривоносова. – Саша, у тебя же в отделении два «Винтореза» имеются… – прошептал я в микрофон. – Да, командир, есть пара штук… – Часового видишь? – Пока нет… Где он? – Вижу часового, товарищ майор… – вмешался в разговор, видимо, снайпер отделения. – Давно уже за ним наблюдаю. Боюсь, он нас заметил. Всматривается… – Тогда работай, чего ждешь… Выстрел раздался почти сразу. Очевидно, часовой уже был на прицеле бойца. В наушнике выстрел прозвучал довольно громко, что неудивительно, ведь микрофон почти прижимается к винтовке. Но тот часовой, про которого я говорил, на выстрел не отреагировал, только в стороне от него кто-то вскинул руку. Видимо, мы с бойцом говорили о разных часовых. Однако тут же прозвучал и второй выстрел. И теперь уже замеченный мною часовой уронил голову в бархан, за которым лежал. Промежуток времени между первым и вторым выстрелом удивлял. У бойца не было времени на прицеливание. Должно быть, помог второй снайпер, тоже вооруженный «Винторезом». – Вдвоем стреляли? – спросил я по связи. – Вместе… ответил Кривоносов. – Почти одновременно. В разные цели… – Нормально, так держать. Пусть ищут третьего. – А что его искать. Вон он. На колени встал. Высматривает что-то… Тут же прозвучал и новый выстрел. И третий, последний часовой, упал лицом вниз. – Носков! – вызвал я на связь старшину. – Товарищ майор! Часовых мы сняли. Сейчас будем взрывать блиндаж. Доложи генералу, пусть отправляет свои дроны. И сам будь готов. – Я готов. И отделение готово. Мы на позиции. Товарищу генералу сейчас доложу. Старшина не выключил связь, и я слышал его доклад генералу Спиридонову. Более того, микрофон Носкова оказался настолько чутким, что я услышал, как сам Василий Васильевич отдает команды в переговорное устройство. – Второе и третье отделения – за мной, – скомандовал я, в глубине души радуясь тому факту, что теперь, имея внутривзводную связь, нет необходимости рвать себе связки в горле, чтобы все тебя услышали, и противника своей командой не насторожишь, не укажешь, где находишься. Я первым оказался у блиндажа, откинул полог, сделанный из ватного одеяла, и бросил за него заранее подготовленную гранату, сам считая секунды до взрыва, спрятался от осколков за косяк. Одной гранаты, взорвавшейся посредине блиндажа, видимо, оказалось мало. Кого-то осколки не задели или задели только едва-едва, по касательной. Об этом говорила встречная автоматная очередь, разорвавшая одеяло на несколько разных по размеру кусков. И рука кого-то из бойцов протянулась вперед и бросила вторую гранату в место разрыва одеяла. После второго взрыва автомат заглох и больше не подавал признаков жизни. Для такого сравнительно небольшого помещения размером четыре на четыре метра, если судить по внешним параметрам, двух гранат хватило с избытком.