Тем временем я заметил, как из оврага вылетела граната. Стреляли из подствольного гранатомета навесом. Желали, как нетрудно было догадаться, перебросить гранату за зубья бойниц и достать осколками бойцов моего взвода. К сожалению, мы не могли ответить тем же самым. Беда в том, что снайперская винтовка, в отличие от автомата, не приспособлена для присоединения подствольного гранатомета. И «Обувка», ни тем более почти на полкило более тяжелый «Костер» просто не могут крепиться на снайперскую винтовку. Стреляли, видимо, уперев приклад в землю или в бедро, как это обычно делается. Я, конечно, за годы своей службы видел физически крепких и развитых парней, которые могли стрелять из «подствольника», зажав приклад подмышкой, но это было редкостью, да и то применялся подобный прием только для стрельбы прямой наводкой. Даже физически развитого и тяжелого человека, обычно твердо стоящего на ногах, отдача гранатомета отбрасывала на пару метров назад. Первый выстрел оказался неточным, я бы даже рискнул назвать его прицелочным. Сорокамиллиметровая ВОГ-25[24] пролетела над взводом и взорвалась на крутом склоне, на половине дороги к автобусам. До самих автобусов даже осколки не долетали – расстояние до ближайшего было около тридцати метров от места взрыва. Второй выстрел оказался не лучше первого, с той только разницей, что граната взорвалась на пять метров ближе к нам. Третьего выстрела пришлось ждать долго. Похоже было, что стреляли в самом деле с бедра. И гранатометчик решил дать своему бедру, принявшему удар отдачи, отдохнуть. Наконец филином «ухнул» и третий выстрел. – Ложись! – только и успел я дать команду. И сам залег за зубец стены. Команду по системе внутривзводной связи слышали все и успели ее выполнить. Как я заметил, даже те, кого осколки и задеть не могли. Граната взорвалась на склоне перед бывшей крепостной стеной. И осколки посекли верхнюю часть зубьев. Меня они в любом случае не задели бы, мешал угол склона. При этом я легко определил, что все три выстрела были направлены в центральную часть защиты, словно «бармалеи» знали, где расположился командир взвода. Можно было предположить, что именно здесь они готовят прорыв. Я, как это делал обычно, мысленно поставил себя на место эмира бандитов, предполагая, что он еще остался в живых, но даже если эмир погиб, кто-то должен занять его место – на это место в любой банде найдется множество охотников, считающих, что они справятся с командованием боевиками не хуже погибшего, и этот человек обеспокоится спасением других бандитов. А каким может быть этот путь – только лобовая атака. В самом деле, не ждать же банде, когда прилетит звено штурмовиков или звено вертолетов и их уничтожат прямо в овраге. Наличие у нас систем связи «бармалеи» обязаны предположить. Значит, пойдут на прорыв. Предположительно, в центральной части нашей обороны, которую начали обстреливать из гранатомета. Однако, во‐первых, обстрел оказался неудачным, во‐вторых, он может быть только отвлекающим моментом, произведенным лишь для того, чтобы мы сконцентрировали силы в одном месте, а они планируют нанести удар совсем в другом. В пользу этого варианта говорила и пауза, последовавшая после третьего выстрела из «подствольника». Бандиты, похоже, просто давали нам время на передислокацию. Но тут с левого фланга снова раздался выстрел из DXL-5. Старший лейтенант Кривоносов, похоже, времени зря не терял. – Есть гранатометчик с РПГ-7, уложил его отдохнуть от утомительного боя, – спокойно доложил Саша. – Осторожно высовывался. Сначала «дуру» свою на край окопа положил, потом только самый краешек головы высунул, но мне этого хватило. – Саша, что ты чувствуешь, когда в бандита попадаешь? – спросил я, заранее зная классический ответ снайпера. Спросил больше для молодых солдат третьего отделения, то есть для прямых подчиненных старшего лейтенанта. – Отдачу, командир… – услышал я в ответ классику жанра. – Только отдачу винтовки, и ничего больше. – Это хорошо. Это правильно, – заявил я. – Куда готовился стрелять гранатометчик? – В центр позиции. В твою сторону. – Задача… – сказал я сам себе, забыв, что весь взвод меня слышит. – Куда же они полезут? В центр? Сам бы я выбрал атаку на центр, чтобы потом сверху атаковать отрезанные друг от друга фланги. Выход подсказал старшина Носков: – Перископ в овраге. Танковый. Я воспользовался подсказкой, тем более что над краем оврага заметил в свой винтовочный прицел новый объект, чем-то напоминающий перископ. Значит, за нами наблюдают, оставаясь невидимыми и неуязвимыми. Я бы мог дать приказ любому из своих офицеров уничтожить перископ, мог бы и сам выстрелить, но торопить события не стал. Перископ хорош в качестве трофея. – Внимание! Первое и третье отделения, смещаемся к центру так, чтобы в бойницы вас было видно. Чтобы головы мелькали. Потом третье отделение возвращается на свою позицию пригнувшись, не показывая себя в бойницы. Первое отделение повторяет маневр вслед за третьим и занимает место на их позиции. Если атака пойдет на центр, быстро в мою сторону! Себя тоже не демонстрировать. То, что атака пойдет на первое отделение, – было самым маловероятным. Для этого «бармалеям» пришлось бы пробежать под убийственным огнем левого фланга и центра. На такое может решиться только откровенный самоубийца. К тому же это прямая демонстрация их наличных сил. А наш левый фланг, то есть третье отделение, – ближайший к оврагу. Чтобы его атаковать, следует преодолеть какую-то сотню метров. Для атаки перебежками это не так и много. Пробежать самую короткую олимпийскую дистанцию «бармалеи» смогут, несмотря на прокуренные легкие. И пусть бегут. Нам есть чем их встретить. Громкие автоматические очереди «девятого калибра» говорили о том, что путь отступления через овраг «бармалеям» был уже отрезан. А в длину значительная часть оврага простреливалась, начиная с середины, что располагалась как раз недалеко от позиции испытателей. Генерал Спиридонов вовремя подсуетился и подогнал бандитов к принятию решения. Бандиты поднялись, выпрыгнули из окопа и сразу побежали. Бежали и падали время от времени, залегая при этом довольно неумело. – Отстреливать сначала только отставших, потом лежачих! – дал я команду. Бандитов оказалось много, считай, в три раза больше, чем я ожидал. Они, видимо, были уверены в своих силах. Но со снайперским «ударным кулаком», похоже, встретились впервые. А мой приказ стрелять в отстающих и в лежачих был вызван тем, чтобы бандиты не сразу поняли, какие несут потери, и не вернулись в овраг. Если надумают вернуться, они будут в состоянии просто снести своей массой заслон, выставленный генералом Спиридоновым, хотя инженеры-испытатели и стреляли, по сути дела, в условиях длинного коридора. Главное, чтобы им хватило патронов, каждый из которых просто обязан поразить врага. На всякий случай я дал команду: – Подготовить к бою МСЛ[25]. Если бы «бармалеи» надумали вернуться в овраг, я вынужден был бы всеми своими наличными силами атаковать их, сам угодив на линию стрельбы инженеров-испытателей. При этом не было бы никакой гарантии, что пули «ПП-2000» не попали бы в моих бойцов. Но Господь нас, видимо, миловал и баловал. Я специально наблюдал в прицел, как один за другим падают, не имея возможности снова подняться, бандиты из задних рядов. Потом, уже в бинокль, стал смотреть, как не поднимаются те, что залегли после перебежки. Мои парни не были знакомы с таким понятием, как промах, и умели использовать все пули по назначению, не тратя лишних. «Бармалеи», видимо, не рассчитывали встретить такой плотный обстрел из неавтоматического оружия. Они привыкли к тому, что снайперы работают больше поодиночке или парами и лишь изредка втроем. А тут их обстреливает целый взвод, причем второй день подряд. Было чего испугаться. И потому их наступление заметно замедлилось, что дало нам возможность стрелять более интенсивно. Ведь стрельба по бегущей цели намного сложнее стрельбы по более медленно передвигающемуся противнику. Я же без проблем отыскал сначала в бинокль, а потом взял в прицел их эмира, отдающего команды, и тут же лишил бандитов командира. Хотя в последний момент перед выстрелом у меня мелькнула мысль, что делаю я это зря. Вполне могу допустить мысль о том, что именно эмир настаивал на атаке крепостной стены. А человек, который его заменит, вполне может решить отступать по оврагу. И, как оказалось, мои опасения были небеспочвенными. Видимо, прозвучала новая команда, и бандиты начали отступать к своей изначальной позиции. Они несли потери, тем не менее так сохранялась хотя бы часть от общего состава «бармалеев» и они могли надеяться на большую удачу в ближайшие дни, когда начнется новая попытка наступления на российские или же сирийские позиции, а этого, судя по всему, ждать долго не придется. Я посылал пулю за пулей, когда заметил, как рядом с одним из бандитов вздымаются фонтанчики земли. Я прекрасно знал, что это такое. А сам бандит, перед тем как поймать мою пулю между лопаток, поднял руку, показывал на что-то над своей головой и что-то прокричал. Мне даже показалось, что я услышал его испуганный крик. Я оторвал глаз от оптического прицела и, посмотрев вдаль, увидел то, что так испугало бандита. Сравнительно низко над землей, наклонив к ней хищные морды, летели два «Ночных охотника» «Ми-28» и «поливали землю под собой, заодно и остатки бандитов, из тридцатимиллиметровых автоматических пушек и пулеметов. Нельзя не заметить, что вертолеты появились вовремя. Часть бандитов во главе с новым эмиром успела все же добраться до оврага. Но склоны, среди которых бандиты оказались зажаты, сыграли с ними злую шутку. Вертолеты развернулись прямо в воздухе, и в обратном своем полете второй вертолет ударил НУРСом прямо в овраг. На этом с бандитами было покончено. Не ушел ни один… Об этом мне по телефону по возвращении на базу сообщил генерал Спиридонов. Пустяк, конечно, по большому счету, но все же приятно, когда тебе, простому майору, докладывает генерал-лейтенант. А вертолеты, завершив свое дело, выполнили над нами своеобразный «круг почета», сначала помахали своими короткими крыльями генералу Спиридонову и его бригаде инженеров, потом и моему взводу и направились в сторону аэропорта. Я догадался, что вертолеты вызвал генерал. Глава девятая Памятуя наставления подполковника Сапрунова, я по возвращении на базу решил сразу завалиться спать. Помнится, подполковник в полушутливой форме жаловался, что после Сирии он до сих пор не может выспаться. Я проспал у себя в палатке благополучно почти два с половиной часа, что определил, глянув на часы, когда меня разбудил телефонный звонок генерал-лейтенанта Спиридонова. Мобильник лежал на тумбочке рядом с кроватью. Я прокашлялся сирийской пылью – находясь в этой стране, казалось, невозможно не кашлять от пыли (кстати говоря, кашлять начала примерно половина бойцов моего взвода, что для снайперов не есть хорошо), и ответил генералу бодрым голосом: – Слушаю вас, товарищ генерал. – Не спишь, Геннадий Викторович? – Уже выспался. – Ну и отлично. Ты со своим взводом сегодня отлично отработал. Вертолетчики жаловались, что ты их почти без дела оставил. Ни один бандит не ушел. – Спасибо, товарищ генерал. Мы старались. – Мог бы для приличия и нас похвалить… Но ладно. Мы сюда не ради комплиментов летели. Короче говоря, сейчас по-быстрому собирайся – и в штаб. Я тебя у Ягужинского в кабинете жду. Новое задание нам с тобой. То, что будет новое задание, я понял после первых слов генерала. С чего бы ему иначе было спрашивать, успел я поспать или нет. Заставлять ждать себя генерала – в моем армейском понимании это было верхом наглости. И потому я быстро умылся, даже бриться не стал. Благо в штаб ехала машина «морской пехоты». Я без стеснения пристроился в их «Кашкай» на подножку и быстро добрался до главного входа в штаб. Дежурный офицер у турникета проверил мои документы, сверился со списком и пропустил меня в здание. В кабинете на втором этаже я застал одного только генерала Спиридонова – подполковник Ягужинский, видимо, куда-то вышел. – Быстро же ты добрался! – одобрил генерал мою торопливость. – Рад стараться, товарищ генерал… – ответил я. Спиридонов расстелил на столе карту, накрыв ею две стопки каких-то папок, лежавшие по двум углам. – Вот, смотри… Это была карта спутниковой съемки, с которыми я работать не любил, но все же умел их читать. Обозначения, видимо, были нанесены на карту позже, уже на компьютере, о чем говорил ровный компьютерный текст. В это время без стука открылась дверь. – Вижу, что вы в моем кабинете и без меня осваиваетесь. И тому рад несказанно. Все мне меньше забот… Тем не менее подполковник Ягужинский заботы с себя не снял и на чужие плечи не переложил. Он сразу прошел за свой стол и, стоя, посмотрел на середину карты. А в этом месте был Идлиб с окружающими районами мухафазы[26]. То есть самый центр царства «бармалеев». – Вот сюда смотри, – подполковник красным карандашом обвел одно из брошенных жителями сел, что было отмечено на карте. – Здесь, прямо на пустыре, по-нашему за околицей, сконцентрировано около пяти «роев» беспилотников. Сам пустырь превращен в аэродром для них, и даже сооружается специальная взлетная полоса для отдельных беспилотников. Отдельных – двенадцать штук «Байрактаров ТВ-2» [27]. Сегодня «бармалеи» должны закончить работы по возведению взлетно-посадочной полосы, – подполковник оторвал кулак от карты и посмотрел на свои наручные часы. – Уже, видимо, закончили. «Бармалеи» графики обычно соблюдают. Короче, БПЛА переданы туркоманам[28] Турцией и официально предназначаются для ведения боевых действий в первую очередь против курдов и только в последующие очереди против правительственных сил Сирии. Но туркоманы сами решают, когда и где их использовать. Это обговорено договором между сторонами. Потому они желают применить БПЛА изначально против российских сил, памятуя об относительно успешном применении «Байрактаров» в Карабахе и в Ливии. И при этом дополнительно питают ненависть к россиянам из-за частой и точной работы Военно-космических сил. В частности, они планируют использовать «Байрактары» для атаки с воздуха на российскую базу в Хмеймиме. Поначалу планируют применить тактику действий Израиля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года против Египта, то есть разбомбить взлетно-посадочные полосы. А потом уничтожить самолеты на земле. Правда, они при этом не принимают в расчет тот факт, что нашим вертолетам взлетно-посадочная полоса не нужна. Но, видимо, надеются, что их БПЛА с вертолетами справятся. Документы об их решении у нас имеются в подлиннике со всеми подписями и печатями. И наше командование решило уничтожить данные беспилотники на земле за сутки до начала их атаки. То есть решено не рисковать собственной взлетно-посадочной полосой. Это дело поручили нам, то есть команде генерал-лейтенанта Спиридонова. А твой взвод, майор, назначен в прикрытие. У вас слаженная команда. Потому смотри в карту и сам решай, где тебе будет удобнее расположиться. – Да, тут выбор не отличается богатством… – заметил я. – Разве что вот эта горка, – показал я пальцем на местность на карте. – Тут, если время и противник позволят, можно выкопать полнопрофильные окопы… – Про окопы сразу забудь, – отрезал подполковник Ягужинский. – На этой высоте «бармалеи», а они тоже не дураки, выставили стационарный, хорошо замаскированный пост охраны. Видишь, спутник даже крышу блиндажа не определил, а она к моменту съемки уже была. – Так это же хорошо, почти отлично, – заметил я. – Значит, все необходимое уже будет для нас подготовлено. – И выбить их оттуда будет чрезвычайно сложно, – стоял на своем Ягужинский. – Правда, в охране только десять человек, по-нашему силы одного отделения. И окопы они вырыли для себя, а вырыть их на весь твой взвод не позволят другие силы, которые к тому моменту туда подоспеют. Они неподалеку расположены. Не будешь же ты под обстрелом копать. – Не буду, – согласился я. – Но сама высота небольшая для штурма, и склон крутой только в сторону аэродрома, следовательно, можно атаковать сзади. Но другой позиции для взвода я вообще рядом не вижу. И даже на дистанции выстрела не могу найти. Генерал Спиридонов почесал копну седых волос на голове. – Да. Без рекогносцировки здесь обойтись трудно. – Значит, будем проводить рекогносцировку, – совсем убитым голосом согласился Ягужинский, подумав, вероятно, что в разведку пошлют обязательно его, а даже мне, при моем буйном воображении, сложно было представить его, возрастного подполковника, ползающим среди барханов и сельских заброшенных огородов. * * * В итоге на рекогносцировку отправились мы вдвоем с лейтенантом Футракуловым, благополучно уговорив генерала Спиридонова нам не мешать, поскольку он тоже рвался отправиться вместе с нами, в отличие от подполковника Ягужинского, которого уговорить не ходить с нами было несложно. Кстати, подполковник оказался страстным футбольным болельщиком и в подробностях пересказал нам весь ход игры, что прошла в наше отсутствие, между командами сирийской правительственной армии и сборной наших «морских пехотинцев». В этот раз победа была на нашей стороне, и это делало Ягужинского радостным и счастливым. Отправились мы, как и предполагалось ранее, на уазике подполковника Ягужинского. Сам подполковник до места нашей высадки поехал с нами, и даже когда мы с Тахиром покинули автомобиль, подполковник не поленился выйти вслед за нами и лично проверить нашу экипировку – не гремит ли что-нибудь, не звенит ли в ней что-то, что способно нас выдать. Точно так же я обычно проверяю бойцов при выезде на сложное и опасное задание, но чтобы так же проверяли офицеров – с подобным я столкнулся впервые, однако смолчал, понимая, что Ягужинский тоже когда-то командовал, видимо, в том числе и взводом, и сейчас с чего-то вдруг вспомнил, как когда-то отправлял в разведку своих бойцов. Наконец мы с Тахиром пошли, позволив подполковнику Ягужинскому усесться на переднем пассажирском сиденье и подремать до нашего возвращения. Спал он в последнее время, думается, не больше, чем мы, и потому уснул, видимо, сразу, как только сомкнул веки. Об этом говорило хотя бы то, что я через двадцать шагов обернулся и не услышал голоса всегда говорливого сержанта-водителя. Сержант с автоматом наперевес молча ходил вокруг машины, охраняя сон подполковника.