— Я тысячу раз задавал себе этот вопрос, но, будь я проклят, если нашел ответ! — На меня можете точно не рассчитывать. И что вы у нас забыли? — Нужна кое-какая информация о парне по имени Ричард Олт. Точнее, о его семье. Он умер. Совершил самоубийство в Расине, штат Висконсин, четырнадцатого августа тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. — Угу, я в курсе. — Это ведь его родной город, да? — Да. Ричард Олт здесь родился. — Вы его знали? — Чисто внешне. Я вроде даже никогда с ним не разговаривал. Он не относился к числу тех, с кем мы общаемся. А с чего вдруг вы сейчас им заинтересовались? — Нет, не им. Мы занимаемся делом, в ходе которого выяснилась одна вещь, о которой могут знать его родственники. Я завтра с ними увижусь, то есть уже сегодня, но мне, пожалуй, не повредит узнать, что они собой представляют. Какое положение они занимают в городе? — Никакого. И завтра вы с ними не встретитесь. Не с кем встречаться. — Вообще не с кем? — Нет. Если вам нужны детали, то слушайте. У Бенджамина Олта-младшего, отца Ричарда Олта, была мебельная фабрика. Крупная. Он унаследовал ее от своего отца, Бенджамина-старшего. Бенджамин-младший умер около десяти лет назад. Погодите-ка… — Сиверс закрыл глаза, задумчиво опустил голову, после чего посмотрел прямо на меня. — Все верно. В тысяча девятьсот пятьдесят третьем. Вы что, не привыкли записывать? Мы здесь, у себя, всегда делаем записи. — Я тоже. Когда они могут понадобиться. А как насчет братьев или сестер? — Ричард был единственным сыном, — покачал головой Сиверс. — Остается еще миссис Олт. Где она сейчас? — Не знаю и не знаю никого, кто знает. Есть некий адвокат по фамилии Литтауэр. Х. Эрнест Литтауэр. Он занимался семейными делами, когда она продала фабрику. Я достал блокнот и начал записывать. Что ж, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. — Мне нужна вся возможная информация. Я, случайно, не отрываю вас от дел? — Ни черта! Пока мне не позвонят сообщить о дорожной аварии со смертельным исходом, виновник которой сбежал. — Надеюсь, не позвонят. А когда миссис Олт продала фабрику? — Около трех лет назад. Когда умер ее муж, Бенджамин-младший, она сменила название фирмы на «М. и Р. Олт, инк.». Буква «М» означает Марджори, а «Р» — Ричард. Но через несколько лет после смерти Ричарда она продала фабрику и покинула город. Насколько мне известно, она больше ни разу сюда не приезжала, и я без понятия, где она сейчас обретается. Вы что, стенографируете? — Полагаю, из вежливости это можно и так назвать. Насколько я понимаю, Ричард уехал учиться в Гарвард. — Вроде да. Давайте-ка поглядим. Все верно. — А вы, случайно, не в курсе, мать его там навещала? Лейтенант склонил голову набок и уставился на меня: — Возможно, я в нашей глуши не такой хитроумный, как вы, но мы здесь тоже не пальцем деланы. Все эти разговоры об одной вещи, о которой могут знать родственники, — чушь собачья! Может, все-таки откроете карты, а? — Именно это я и собираюсь сделать. А насчет хитроумности — вопрос спорный. Если бы вы сказали мне, что она здесь, в Эвансвилле, я даже не потрудился бы на нее посмотреть. Я почти закончил. Так она навещала сына в Гарварде? — Точно не знаю, хотя не исключаю. Она в сыне души не чаяла. Я перевел дух: — Мне не хочется об этом спрашивать. Я даже боюсь об этом спрашивать, но деваться некуда. Опишите ее. — Я так и думал, — сказал лейтенант. — Остается только надеяться, что вы будете думать так же, когда опишете ее внешность. — Ну, три года назад она весила около ста сорока фунтов. Лет около пятидесяти. Может, с хвостиком. Рост пять футов шесть дюймов. Светло-каштановые волосы с проседью. Карие глаза. Очень близко посаженные. Тонкий рот. Длинный узкий нос, очень узкий. Подбородок не то чтобы двойной, но с глубокой морщиной посередине. Достаточно? — Я не силен в комплиментах, но вы дали лучший словесный портретист южнее Северного полюса. Я сэкономил бы кучу времени и нервов, если бы спросил у вас раньше. И еще один вопрос. Вы согласились бы поехать со мной этим утром в Нью-Йорк? Все расходы за наш счет и прием по высшему разряду. — Не вопрос. Согласился бы, черт возьми! Но я городской служащий Эвансвилла. А что у вас есть на миссис Олт? — Вы представитель закона на службе у правосудия и должны опознать человека, убившего двоих. Вот видите, я рискую головой. Вы можете позвонить в полицейское управление Нью-Йорка и сообщить им эту информацию, но тогда я в полном дерьме, а ваши услуги уже не понадобятся. Если вы поедете со мной, то окажете неоценимую услугу правосудию. При желании можете день-два пошататься по городу, а если хотите увидеть свое имя в прессе, то у «Газетт» миллионный тираж. Естественно, если Эвансвилл сможет хотя бы час без вас обойтись. — Гудвин, хватит паясничать! Вы уверены, что Марджори Олт — убийца? — Я уже и так рискую головой. — Когда вы уезжаете? — Из Луисвилла есть рейс самолета в пять вечера. У меня здесь арендованная машина. Я бы хотел задать этому адвокату Литтауэру пару вопросов. — Я встал. — Как давно вы служите в полиции? — Двадцать шесть лет. — Тогда какого черта вам перед ними отчитываться?! Просто оставьте ключи в ящике стола. Итак, выезжаем в тринадцать тридцать? Лейтенант не был уверен и обещал позвонить в районе полудня, однако по его взгляду и твердому рукопожатию я сразу понял, что у меня, скорее всего, на обратном пути будет компаньон. На часах было три утра, когда я, заказав разговор с Нью-Йорком на семь сорок пять, лег в постель в номере отеля. Мне действительно не мешало бы немного вздремнуть, но меня мучила одна мысль. Да, дело было в шляпе, все в порядке, но как нам это удалось? Благодаря удаче, проблеску гениальности или чему-то еще? Уже много лет назад я оставил тщетные попытки понять, как работает ум Ниро Вулфа. Но сейчас был особый случай. Я сразу и не заметил, что в четырех односложных именах — Пол, Олт, Мод и Вон — была буква «о», хотя и мог бы. Любой смог бы. Не бином Ньютона. Но если бы я даже заметил, и что с того? Я бы принял это просто за совпадение, и, возможно, Вулф поначалу так и решил. Но даже отодвинутая на задний план, буква «о» сидела у него в голове, и, когда начало реально припекать, а Вулф стал прокручивать каждую деталь и все обстоятельства, эта, казалось бы, мелкая подробность выскочила, как чертик из табакерки. Ну и что с того? Неужели он специально всех сгруппировал? Пол и Олт Пол и Мод Пол и Вон Олт и Мод Олт и Вон Мод и Вон И неужели Вулф, рассмотрев каждую пару имен, в конце концов пришел к выводу, что пара имен Олт и Мод — это не просто совпадение, так как женщина по фамилии Олт могла сменить имя, выбрав то, где была буква «о»? Нет. Это я и сам мог бы сделать. Не сделал, но мог. Озарение, которое снизошло на Вулфа, когда он позвонил Самюэлю Вону и Отто Друкеру, после чего отправил меня в Эвансвилл, не снизошло на меня и никогда не снизойдет. Вулф сказал: «Довод, настолько ничтожный, что не стоит его и рассматривать». А в результате я оказался в Эвансвилле, где и узнал, кто убил Сьюзан Брук и Питера Вона, чего никогда бы не случилось, не начни Вулф размышлять над монофтонгами. Я понял, что теряю драгоценное время. И тут меня стукнуло. Сочетание согласных «дж». Она использовала не только фамилию Олт для нового имени Мод, но и прежнее имя Марджори для фамилии Джордан. Если бы Вулф знал, что миссис Олт звали Марджори, то решил бы головоломку еще неделю назад. И с этой мыслью я уснул. Я заказал междугородний звонок на 7:45, потому что на Западной Тридцать пятой улице будет уже 8:45, а мне хотелось пообщаться с Вулфом до того, как он уйдет в оранжерею. Что я и сделал. К телефону подошел Фриц и сразу переключил меня на комнату Вулфа. — Да? — послышался неприветливый голос. — Это я. Я спал всего четыре часа, чего явно недостаточно. Поэтому буду краток. Если бы я проговорил целый час, вы наслаждались бы каждым моим словом. Я подвел черту. Ни единой загвоздки. Зарезервируйте номер в «Черчилле» на имя Джорджа Сиверса. — Я произнес фамилию по буквам. — Он прибудет сегодня вечером около половины девятого вместе со мной. Попросите Фрица подогреть мне обед. Я поем с Сиверсом в самолете. — В Эвансвилле нашлись какие-нибудь родственники? — Как она и говорила, она одна как перст в этом мире. — Весьма приемлемо, — пробурчал Вулф и повесил трубку. Иногда мне кажется, что он переигрывает. Согласен, все, что нужно было сказать, было сказано, но он мог хотя бы из вежливости поинтересоваться погодой или удобная ли в номере постель. Удобная. Я перевернулся на другой бок и тут же заснул. Поскольку встреча с Х. Эрнестом Литтауэром не имела насущного значения, я наверняка не стал бы вставать, если бы не телефонный звонок. Потянувшись к телефону, я посмотрел на часы. 10:42. Звонил лейтенант Сиверс. Он сказал, что договорился о встрече, но из-за часовой разницы во времени между Эвансвиллом и Луисвиллом нужно выехать в час дня, чтобы успеть на пятичасовой рейс. Я с громким стоном поднялся на ноги и направился в ванную. Возможно, мои проблемы общения с адвокатами объясняются тем, что я никогда не был перспективным клиентом, готовым достать чековую книжку и выписать аванс. Если у меня и были вопросы, адвокаты обычно предпочитали оставить их без ответа. Все именно так и произошло во время встречи с Х. Эрнестом Литтауэром в большой солнечной комнате с чудесным видом на реку Огайо. Я просто хотел узнать, поддерживал ли он в последний год связь с миссис Марджори Олт, а он просто не хотел отвечать. И не ответил. Впрочем, я уже догадался, что он понятия не имеет, где сейчас миссис Олт, и ему, собственно, наплевать. Когда без четверти час я въехал на парковку, Сиверс уже ждал меня с большим чемоданом, словно уезжал как минимум на неделю. Похоже, я слегка переборщил с гостеприимством. Ведь мы как-никак не собирались выставлять счет на эти расходы нашему клиенту. Однако лейтенант должен был помочь нам разгрести завалы, что только приветствовалось. Сиверс оказался приятным собеседником, хотя и не таким блестящим, как Отто Друкер. К тому времени, как самолет приземлился в аэропорту Айдлуайлд — я имею в виду Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, — я уже понял, почему за двадцать шесть лет Сиверс сумел дослужиться лишь до лейтенанта. Кто везет, на том и едут. Он сказал, что если в его присутствии нет необходимости, то хотел бы располагать сегодняшним вечером, и я отвез его в отель «Черчилль», после чего отправился к себе на Западную Тридцать пятую улицу. На часах было всего без двадцати девять, но Вулф уже сидел в кабинете с чашкой кофе, что заслуживало ухмылки. Мы никогда не говорили о делах за едой, следовательно, Вулф решил или пообедать пораньше, или ускориться, чтобы к моему приезду встать из-за стола. Когда он со мной поздоровался, в его взгляде и голосе явно проскальзывал намек на чувство, как всегда, когда я возвращался целым и невредимым после путешествия на летающих на дальние расстояния машинах. Остановившись посреди кабинета, я потянулся и сказал: — Господи, ну и холодрыга! Здесь куда холоднее, чем на реке Огайо. Зато в комнате тепла вполне достаточно, хотя я и не имею ни малейшего отношения к его выработке. Допускаю, что стремительное развитие автоматизации может привести… — Садись на место и начинай докладывать! Что я и сделал, пересказав все слово в слово. Вулф не стал откидываться на спинку кресла и закрывать глаза. В этом не было нужды, поскольку дело получило счастливое завершение. Когда я закончил рассказ сообщением, что нам, возможно, придется неделю терпеть лейтенанта Сиверса, Вулф даже глазом не моргнул. Он спокойно допил кофе и поставил пустую чашку на стол: — Арчи, приношу свои извинения. Я обратил внимание на этот проклятый монофтонг в понедельник вечером и мог бы послать тебя в Эвансвилл еще тогда. Три треклятых дня. — Угу. Наконец-то до вас дошло. Принимаю ваши извинения. Жаль, что сейчас вечер пятницы, начало уик-энда, а завтра многих из них, а возможно и никого, просто не будет дома. Полагаю, они все заслужили право присутствовать на финальном акте. Все сотрудники КЗГП, даже Остер. А также мистер и миссис Кеннет Брук. И почему бы не пригласить мать Сьюзан? Кстати, у нее прав побольше, чем у других. Она была вместе со Сьюзан, когда Ричард Олт застрелился на крыльце их дома. Если верить Друкеру, она помогла дочери отшить незадачливого поклонника. Она должна… — Я осекся.