– Да, и неспроста. Дубайн – человек стойкий, но он каждый день несет на себе это бремя. Понадобились долгие годы дружеской поддержки и терпения, чтобы он стал таким, как сейчас, однако подобную боль можно лишь притупить, но не исцелить. Так что прости его, если иногда он теряет самообладание. – Конечно, – сказала я, чувствуя себя совершенно отвратительно. Вонвальт покачал головой и выпрямился. – Что ж. Ты хотела знать и теперь знаешь. Но не позволяй Дубайну взвалить на себя еще и твое горе. Возьми себя в руки. Нам нужно приниматься за работу. Я утерла слезы со щек и с глаз. – Да, – сказала я. – Да, конечно. – Тогда идем, – сказал Вонвальт. – Займемся делом. * * * Мы направились к городскому казначейству – двухэтажному зданию с деревянным каркасом, зажатому между городской ратушей и храмом. Все эти здания выходили на площадь – широкую, выложенную большими каменными плитами, – на которой, согласно городским указам, обычно запрещалось ставить лавки. Однако в тот день странствующий рынок, приехавший аж из Венланда, продавал товары из-за Нефритового моря, и площадь кишела торговцами и покупателями. Мы пробрались через толчею и подошли к зданию казначейства. По очевидным причинам чужаков внутрь не пускали, и у двери нас остановил стражник. – Вы служите сэру Радомиру? – спросил Вонвальт. Стражник поднес руку к шлему. – Да, сир, – сказал он. Стражник был лет тридцати, с прямыми длинными волосами и шрамами на лице от перенесенной в детстве оспы. Как и сэра Радомира, его ничуть не пугал ни Вонвальт, ни власть, которую он представлял. – Я пришел побеседовать с Фенландом Грейвсом. Он внутри? – спросил Вонвальт. Стражник кивнул и распахнул дверь. Почти сразу за ней начиналась деревянная лестница. – Да, внутри. Давайте я вас провожу. Только мне придется забрать у вас меч, сир, – в казначейство нельзя с оружием. Вонвальт вздохнул. – Боюсь, для меня вам придется сделать исключение. – Он указал рукой на лестницу. – Идемте же, мое дело не терпит отлагательств. Стражник помедлил, сбитый с толку. – Как скажете, – наконец сказал он и начал подниматься на следующий этаж. – Вы следили за ним? – спросил Вонвальт. – Да, – негромко сказал стражник, не останавливаясь. – И он не совершал ничего подозрительного? – Я ничего такого не видел, сир. Приходил, уходил – все как обычно. – Позже я бы хотел допросить вас и узнать, где он был. Вы ведь вели учет, как велел сэр Радомир? – Вели, – немного раздраженно ответил стражник. Пройдя по лестнице, мы вышли на широкую квадратную площадку, на которой лежал ковер, украшенный затейливым орнаментом. – Мистер Грейвс ведет свои дела в этой комнате. Давайте я пойду с вами. Он считает, что я его охраняю. – В этом нет необходимости, – сказал Вонвальт. – Вы можете вернуться в здание стражи и продолжить заниматься своими обычными обязанностями. Стражник снова помедлил, словно не зная, что делать дальше. Затем он недовольно хмыкнул, развернулся и ушел. – Странный он, – негромко сказал мне Вонвальт, когда стражник отошел подальше. Затем он громко постучал в дверь. – Мистер Грейвс. Пожалуйста, откройте. Это Правосудие сэр Конрад Вонвальт. – Входите, – послышался простой ответ. Вонвальт и я переглянулись. Вонвальт начал открывать дверь… и чуть не свалился с ног, когда кто-то на противоположной стороне рывком дернул ее на себя. – Осторожно! – закричала я. Справа стоял вооруженный мечом человек в ливрее стражи, готовившийся отрубить Вонвальту голову. Я бездумно бросилась вперед и толкнула нападавшего в ребра. Потеряв равновесие, тот качнулся вбок, и его меч вонзился в темный стол Грейвса из цельного дерева. – Как это понимать? – взревел Вонвальт, выпрямляясь. В комнате находились трое мужчин, вооруженных и облаченных в доспехи, и на каждом были желто-голубые сюрко стражи Долины Гейл. Каждый держал в руке меч. Не понять, что происходит, было невозможно. – Хелена, уходи, – с мрачным видом сказал мне Вонвальт. Он вытащил свой короткий меч из ножен, висевших у него на поясе. Признаю, я оценила его шансы довольно низко. – Сэр Конрад! – крикнула я. – Уходи! Приведи сэра Радомира! Но когда я повернулась, чтобы убежать, стражник, приведший нас наверх, перегородил мне путь на лестницу. – Чего вы ждете, кретины? – заорал он троим в комнате. – Убейте его! Я беспомощно смотрела, как трое двинулись на Вонвальта. Тот, кто уже пытался зарубить его, снова подошел и неумело замахнулся сбоку. Вонвальт почти играючи отбил удар, а затем ловким движением разрубил нападающему нижнюю челюсть надвое. Тот отшатнулся, выпучив глаза, и из уродливой раны полилась кровь. Он машинально схватился руками за лицо, и Вонвальт быстро пронзил его в сердце. – Немино вымя, – прорычал стражник за моей спиной и выхватил собственный меч. – Нет! – закричала я. Клянусь богами, я была не робкого десятка, но мне потребовалось все мое мужество, чтобы снова броситься на солдата, который был вдвое выше меня. – Бросьте оружие! – проревел Вонвальт Голосом Императора. Позади стола в окнах растрескалось стекло. Те двое нападавших, что были в комнате, пошатнулись. Из их носов хлынула кровь. Они с ужасом смотрели, как их руки вдруг разжали оружие. Даже я, оглушенная, остановилась и прервала мою странную, безнадежную атаку на стражника. Вонвальт двинулся на обезоруженных мужчин. Они были похожи на новорожденных щенят, беспомощных и ошалелых. Они подняли руки, пытаясь закрыться от яростных ударов Вонвальта, но это их не спасло. С одним Вонвальт разобрался омерзительным уколом – острие меча вошло ему прямо в рот и вышло из шеи сзади. Второй, рыдая, упал на колени; одним ударом Вонвальт скинул с его головы шлем, а вторым прорубил голову посередине, от макушки до подбородка. Я с отвращением смотрела на его мозги, выскользнувшие из расколотой черепной коробки, как моллюск из раковины. – Сзади, – попыталась выкрикнуть я, но Голос и кровавая сцена, только что развернувшаяся передо мной, вышибли воздух из моих легких. Стражник на площадке избежал прямого воздействия Голоса и подступал, намереваясь напасть на Вонвальта со спины. Я бросилась ему наперерез. – Сэр Конрад! – снова крикнула я и смутно увидела, как Вонвальт резко обернулся, после чего стражник, подошедший к дверному проему, неуклюже ударил меня навершием меча. Я до сих пор помню ту внезапную резкую боль, беззвучно пронзившую мое сознание, и как у меня поплыло перед глазами. Я опустилась на пол, смутно осознавая, что Вонвальт что-то кричит. Кажется, он выкрикнул мое имя. Затем он снова применил Голос Императора, и я тут же провалилась в беспамятство. * * * Очнувшись, я увидела над собой взволнованного, забрызганного кровью Вонвальта, а рядом с ним гораздо более невозмутимого на вид мистера Макуиринка. – Тише, милая, – сказал морщинистый пожилой врач. – Ты в безопасности. Я с трудом села. В моей голове стоял туман, и я была уверена, что стражник все еще поблизости, готовится завершить начатое. – Успокойся, – сказал Вонвальт. Он был так взволнован, что случайно применил Голос Императора. Тот не успокоил меня, а скорее сработал как пощечина, выведя из немощного состояния. Мистер Макуиринк укоризненно посмотрел на Вонвальта, но тот не обратил внимания на упрек врача. – Грейвс, – прохрипела я. – Дайте ей питье, – настойчиво и обеспокоенно сказал Вонвальт. Он вел себя как отец, трясущийся над больным ребенком. – Вот, возьмите, – сказал мистер Макуиринк. Он вложил мне в руки кружку, и я сделала большой глоток. В кружке оказался болотный эль. – Я не смею давать вам что-либо крепче, – сказал Макуиринк, видя, как я поморщилась от вкуса воды, немного разбавленной элем. – Неразумно затуманивать голову, пострадавшую от удара. – Он пытался… – начала было я, но Макуиринк мягко перебил меня. – Посидите немного и соберитесь с мыслями, – сказал он. – Дубайн отправился за Грейвсом, – сказал Вонвальт, чтобы хоть немного рассеять мое неведение. Я снова опустилась на кровать – а это, к счастью, была именно кровать в доме мистера Макуиринка, а не ужасные столы для трупов в его подвале, – и выдохнула. Лишь тогда я обратила внимание на тупую, пульсирующую боль в моей голове, которая, казалось, значительно усиливалась с каждой секундой. Я потянулась к виску, но мистер Макуиринк остановил меня. – Не трогайте, – сказал он. – На ране сейчас бальзам. Я ее промыл и через некоторое время перевяжу. – Все плохо? – спросила я.