– Заживет, – сказал Макуиринк. – Я сшил ее жилами. Шрам останется, но волосы прикроют его, когда снова отрастут. Я тут же подняла руку, чтобы ощупать рану, и, к своему ужасу, ощутила, что на моем правом виске остался лишь короткий ежик волос. Как ни странно, именно эта мелочь стала для меня последней каплей. Охваченная внезапным отчаянием, я разразилась глубокими рыданиями. Вонвальт смутился, что и было ожидаемо, но мистер Макуиринк посмотрел на меня с неподдельным сочувствием. – Простите меня, мисс Седанка, – сказал он. – Я бы и не тронул ни волоса, но это было необходимо, чтобы осмотреть и промыть рану. Волосы отрастают быстро и скоро станут приемлемой длины. Я долго не могла успокоиться. Врач снова дал мне выпить – на этот раз более крепкое и вкусное легкое пиво, но он поступил правильно, не дав мне его с самого начала. Несмотря на то что алкоголя в нем было всего ничего, от пива у меня закружилась голова, и я вернула врачу кружку, сделав лишь несколько глотков. Макуиринк вынес ее из комнаты – Вонвальт явно хотел поговорить со мной наедине. – Где сейчас Грейвс? – спросила я. – Дубайн и сэр Радомир взяли нескольких стражников и отправились за ним в погоню. Он движется на восток, к Кругокаменску. Если это и правда конечный пункт его побега, то я не знаю, на что он надеется. Как бы там ни было, далеко он не убежит. Грейвс выехал из города лишь полдня назад. Ответить я не успела. Ощутив внезапно подкатившую тошноту, я потянулась к стоявшей рядом с кроватью миске, и все пиво и эль, которые я выпила, оказались в ней. – Врач! – проревел Вонвальт. Мистер Макуиринк мигом вернулся в комнату, и я, закончив опустошать свой желудок, рухнула обратно на кровать. – Что с ней? – спросил Вонвальт. Врач не ответил ему, а положил ладонь мне на лоб и осмотрел рану. – Не спите, Хелена, – сказал он. – Вам нельзя засыпать после удара по голове. Ваш мозг хочет отключиться. Если уснете сейчас, можете больше не очнуться. Следующие несколько часов – важнейшие для вашего выздоровления. Даже несмотря на эти пугающие новости, желание закрыть глаза и задремать пересиливало меня. Я была измотана как духом, так и телом. – Хелена! Слушай врача, – сказал Вонвальт. Я видела в его глазах страх. – …устала, – смогла произнести я. Мистер Макуиринк быстро подошел к окну и распахнул его. Холодный зимний воздух ворвался внутрь, смягчив боль в моей раскалывавшейся голове. – Нужно сделать так, чтобы она испытывала неприятные ощущения. Тело жаждет провалиться в беспамятство, но оно смертельно для нее, – сказал мистер Макуиринк. Он снова повернулся ко мне. – Хелена, вы должны встать или, по крайней мере, сесть. Ну-ка, подойдите к окну. Я позволила им подтащить меня к открытому окну. Холодный ветер неудержимым потоком врывался внутрь. – Давайте, снимите верхнюю одежду, – продолжал старый врач. Я ощутила, как с меня стягивают одеяния, и в конце концов я осталась в одной лишь тоненькой сорочке. Скоро я неудержимо дрожала от холода. – Это хорошо, – сказал мистер Макуиринк. Он и Вонвальт всячески старались не смотреть на меня. С точки зрения как сованских, так и провинциальных норм мы нарушали все правила приличия. Одного крепкого порыва ветра было бы достаточно, чтобы я осталась совершенно обнаженной. Даже несмотря на внезапно охватившую меня пугающую слабость, в глубине души меня терзало жгучее чувство стыда. Какое-то время они не давали мне уснуть, обливая холодной водой и заставляя вышагивать по лазарету. Это было настоящей пыткой, и мое тело протестовало против каждого шага. Я ощущала себя ходячим мертвецом и едва замечала манипуляции Макуиринка. Впрочем, к тому времени, когда наступила ночь и в распахнутые окна начали влетать снежинки, я уже чувствовала себя бодрее, хотя больше ничего хорошего из моих мучений не вышло. Вонвальт и врач вместе подвели меня к кровати и велели мне сесть. Я продрогла до мозга костей, и нескончаемый озноб измотал меня не меньше, чем головная боль. Мистер Макуиринк внимательно осмотрел меня, сверил мое состояние по различным звездным и зодиакальным картам и проделал математические вычисления, основываясь на множестве различных факторов. Еще он сделал большой глоток моей мочи, объявил, что та в порядке, хотя и чересчур концентрированна, и дал мне еще болотного эля, на этот раз наказав пить его маленькими глотками. Затем он пространно объяснил мне, зачем проделал все эти манипуляции, – Вонвальт, будучи неисправимым ипохондриком, все это время понимающе кивал, – и лишь после всего этого врач разрешил мне отдыхать. Но я тогда могла думать лишь о том, сколько Вонвальту придется заплатить за мое лечение. Врачи уровня мистера Макуиринка обходились недешево. – Сколько… – пробормотала я, но Вонвальт быстро прервал меня. – Отдыхай, Хелена. Ни о чем не беспокойся. Я приду проведать тебя поутру. Я расслабилась, радуясь, что наконец могу провалиться в столь желанное беспамятство. Еще я предвкушала долгий, спокойный сон и пробуждение примерно в середине следующего утра с последующим приглашением к сытному завтраку. Но вместо этого меня ждала одна из самых ужасных ночей всей моей жизни. XVI Разговор с мертвецом «Вытягивать слова из уст мертвеца есть гнусное, безбожное дело, отравляющее душу того, кто непрестанно участвует в нем». Сэр Кристофер Майер Я проснулась от ужасного шума. Хлопали двери, грохотали сапоги, раздавались мужские крики. Я поднялась с кровати, заспанная и не понимающая, что происходит. Рана на моей голове пульсировала с каждым ударом сердца. Стояла глубокая ночь; за окном было темно, и свет источали лишь тусклые, дымящиеся уличные фонари. На одно ужасное мгновение я подумала, что на дом врача напали грабители, но, даже будучи в замешательстве, я смогла расслышать в шуме знакомые голоса Брессинджера и Вонвальта. Дверь в лазарет распахнулась от мощного пинка. Четверо с трудом втащили внутрь упирающегося пятого. Среди четверых были Брессинджер, Вонвальт, сэр Радомир и еще один вооруженный мужчина в доспехах – последнего я не знала, но он был одет в сюрко с гербом города. У меня не получалось рассмотреть, кем был пятый, пока его грубо не опрокинули на койку рядом с моей. Это мог быть только Грейвс. – Свет, быстро, – рявкнул Вонвальт. В дверях возник шестой человек – мистер Макуиринк. Они вели себя так, словно меня не было в комнате. На миг я подумала, что умерла ночью и за ними наблюдает уже мой дух, призрачный и незримый. Но городской стражник мельком бросил на меня мрачный взгляд, и я поняла, что не осталась незамеченной. На меня просто не обращали внимания. Я с ужасом и восхищением наблюдала за возней, пытаясь, несмотря на боль в голове, разобраться, что происходит. Лишь когда в комнату внесли фонарь и зажгли свечи, я разглядела длинный кровавый след, тянувшийся от двери; влажные алые пятна, растекшиеся по одежде Грейвса, и то, что почти все остальные пытались его удержать. – Держите ногу! – натужно буркнул Брессинджер сэру Радомиру. Грейвс вырывался, как бешеный пес. Я слышала, как что-то хрипит и хлюпает у него в груди на каждом вдохе. Очевидно, его пронзили мечом. Я видела рану – справа, промеж ребер. Оттуда лилась пузырящаяся кровь, похожая на розовую морскую пену. Четверо продолжали бороться с раненым Грейвсом. В суматохе и панике я осознала, что Вонвальт пытается задать ему вопросы. Пока сэр Радомир, стражник и Брессинджер с трудом удерживали брыкающегося человека, Вонвальт допрашивал его, словно они были на суде. В тот момент я думала, что сэр Конрад сошел с ума, и никак не могла понять, чего он хочет добиться. В подобном состоянии Грейвс ничего не мог сделать, разве что, судорожно брыкаясь, отойти в небытие. Однако теперь, зная, что произошло дальше, я понимаю, почему Вонвальт хотел выудить из него хоть что-нибудь, пока он не околел. Это было безнадежно. Не знаю, долго ли умирал Грейвс. Уверена, что это заняло гораздо меньше времени, чем казалось. Большинство упали бы замертво от такой раны. Но с Грейвсом мы будто бы ждали, когда его жилы покинет последняя капля крови. И тогда, после глубокого, хриплого вздоха, наступила тишина. Грейвс обмяк и повис на руках у тех, кто еще несколько секунд назад с трудом удерживал его. Мне показалось, что его кожа стала бледной как воск. Вонвальт с горестным видом повернулся к Брессинджеру. – Принеси мои вещи как можно скорее, – негромко сказал он. Брессинджер быстро вышел из комнаты. – Что будете делать? – спросил сэр Радомир. – Я попытаюсь поговорить с ним, – сказал Вонвальт. Секунду шериф выглядел озадаченным. Затем он все понял. – Нема, – пробормотал он. – Я в этом участвовать не стану, – произнес незнакомый мне стражник с местным акцентом. Он попятился от трупа и посмотрел на Вонвальта отчасти со страхом, а отчасти с отвращением. – Тогда проваливай! – зло сказал сэр Радомир. – Вам лучше тоже уйти, – сказал Вонвальт, когда стражник покинул комнату и больше не мог их услышать. – Я сильно преуменьшу, если скажу, что зрелище будет не из приятных. – Я вздрогнула, когда его взгляд вдруг встретился с моим. В суматохе я уже подумала, что стала невидимкой. – Ты тоже, Хелена. Ты не готова. – Нет, – сказала я, сама удивившись своим словам. Не знаю, отчего мне вдруг захотелось остаться и увидеть сеанс. Я точно сожалею, что не ушла. Думаю, тогда я обманывала себя, считая, что это мой долг. Некромантия была неотъемлемой частью деятельности Ордена магистратов. Пусть лишь немногие преуспевали в освоении этой силы, тем не менее каждый Правосудие должен был изучать ее. Если, несмотря на мои постоянные колебания, мне было суждено стать одной из них, то я должна была с чего-то начать. Однако, вспоминая об этом сейчас, я думаю, что мною двигало исключительно болезненное восхищение смертью. Какой бы ни была причина, одно я могу сказать с уверенностью: если бы я могла стереть из моей памяти совершенно все воспоминания о той ночи, я бы это сделала. Тогда я и представить себе не могла, что когда-нибудь и сама начну практиковать некромантию. Вонвальт пожал плечами. – Как хотите, – сказал он. – Помогите мне передвинуть кровати. Сэр Радомир, мистер Макуиринк и я оттащили кровати подальше от Грейвса, после чего Вонвальт и сэр Радомир уложили тело Грейвса на пол. Кровь все еще текла из раны, но уже медленно, и в тусклом свете свечей она казалась коричневой и лишенной всякой жизни. – Отойдите, пожалуйста, – сказал Вонвальт. Мы смотрели, как он суетится вокруг тела, пока наконец не вернулся Брессинджер. Он принес с собой черный, запертый на замок ящик, который вызывал у меня глубочайший ужас. – Спасибо, – пробормотал Вонвальт. – Идем, Хелена, – сказал Брессинджер, подходя, чтобы увести меня. – Нет, – сказал Вонвальт, открывая ящик и доставая его содержимое: несколько амулетов и «Гримуар Некромантии» – крепкий фолиант в черной кожаной обложке, запертый на застежку. – Вы ведь не хотите, чтобы она это видела? – недоверчиво спросил Брессинджер, напрягшись.