Я помотала головой. Мне хотелось плакать – скорее от досады, а не от чего-то еще. Я уже давно не ощущала себя столь беспомощной. Вогт набрал в грудь воздуха, затем вздохнул. Он взял кубок с вином, стоявший на краю стола, и сделал большой глоток. – Твой хозяин доставил мне уйму хлопот, – пробормотал он, с силой ставя стеклянный кубок на место. – Все разбегаются в ужасе. – Он замахал руками в воздухе и издал протяжное «у-у-у», будто изображая призрака. – Словно сам Император приехал сюда, в Долину, и прогуливается среди сточных канав и околевших от холода попрошаек. Я продолжала молчать. Я не знала, что сказать. Конечно же, я не собиралась ничего рассказывать Вогту добровольно, но желание раскрыть все и блеснуть умом оказалось сильнее, чем я думала. Вогт снова схватил кубок и осушил его. Судя по его пунцовым щекам, он был немного пьян. – Мои люди говорят, что Правосудие взял нескольких бойцов шерифа и отправился на юг искать меня, – сказал Вогт, – но его пристав все еще ошивается в городе, шляется по трактирам и борделям. Ненасытный тип этот Брессинджер. Осмелюсь предположить, что через год по городу будет носиться целый выводок черноволосых грозодских ребятишек. – Вогт усмехнулся. – Что он здесь делает? Приглядывает за тобой или у него какое-то другое задание? – Кто рассказал вам обо мне? – со злостью спросила я. – Уолтер? – Мне вдруг захотелось выдать этого мерзкого старикана. Лицо Вогта на миг приобрело озадаченное выражение. – Ты о том старом извращенце, который постоянно дежурит у ворот? А он-то здесь при чем? – Он участвует в ваших махинациях, – заявила я. – Вы не так уж умны, и я заметила. Он привлекает к себе больше внимания, чем конь перед случкой. Недоумение Вогта быстро сменилось веселостью. Он гортанно расхохотался. – Ты ведь не о его контрабандном самогонном дистилляторе говоришь? Он гонит бренди в одном из старых подземелий! У этого идиота же совсем нет мозгов… причем буквально. – Вогт снова рассмеялся. – Ты что, подумала, будто мы отправили шпионить за тобой этого полудурка? Мне даже страшно за Правосудие, если он не смог найти себе в помощники никого поумнее тебя. От насмешек Вогта меня обуял гнев. – Если вы мне навредите… – сказала я. Мне хотелось пригрозить ему, но на деле мои слова прозвучали немощно. Вогт закатил глаза. – Тогда на меня обрушится вся тяжесть правосудия Императора. Конечно, конечно, – ехидно оскалился он. – Брось, девка, рассказывай уже, что он знает. И не думай, что служба Правосудию спасет тебя от моего особо пристального внимания. На этот раз я промолчала. В свое время я наслушалась всевозможных угроз и оскорблений. Я знала, что была сильнее своего страха. Я обещала себе: что бы ни случилось, я ничего не выдам, пока из меня не вытянут это силой. Я бы не смогла посмотреть в глаза Вонвальту и Брессинджеру, если бы не попыталась удержать подробности нашего расследования в тайне. Ирония заключалась в том, что Вонвальт прежде уже говорил мне, как поступать, если мне станут грозить пытками. Он велел мне просто рассказать моим пленителям все, что я знаю, потому что они все равно выпытают у меня правду. Вогт, похоже, разозлился. – Ты испытываешь мое терпение, девчонка. – Он встал и подошел ко мне. Я инстинктивно вжалась в кресло и отвернулась, но это не помогло. Оглушительный удар пришелся мне по лицу. Мою голову пронзила резкая боль. Одно из колец Вогта рассекло мне щеку; кровь немедленно потекла из раны и заляпала мою ночную рубашку. Я этого ожидала и уже решила, что никак не отреагирую. С моих губ помимо воли сорвался короткий вскрик, но дальше я лишь продолжала сидеть и безучастно смотреть в пол, не обращая внимания на текущую кровь. Вогт тяжело вздохнул, вернулся к своему креслу и снова сел за стол. – Расскажи мне, что он знает. Расскажи мне, зачем ты здесь. Возможно, ты еще останешься в живых, если ответишь на мои вопросы. В дверь постучали. Вогт стиснул зубы. – Ну что еще? Дверь отворилась. Я ощутила, как кто-то неуверенно мнется на пороге. – Говори уже! – сказал Вогт. – Обенпатре желает вас видеть… – Боги милосердные, – сказал Вогт, вскакивая на ноги. – Закрой свой безмозглый рот, кретин! Что ж, значит, Фишер все же был в этом замешан. – Отведи ее в камеру, – рявкнул Вогт, гневно махнув рукой в мою сторону. – Идем, – грубо сказал мне вошедший. Я увидела, что он был одет в пурпурную монашескую рясу. Он взял меня под руку, вывел из комнаты и повел по влажному коридору. Я увидела, что место, куда меня привели, когда-то было подземельем с темницами – и до сих пор отчасти им оставалось. Но, как и кабинет Вогта, многие камеры были переоборудованы. Там, где раньше находились крепкие железные прутья, теперь стояли деревянные перегородки и двери. Несмотря на поздний час, я заметила, что в некоторых еще горели свечи, и их свет просачивался в щели между дверьми и косяками. Еще я слышала разные звуки, в том числе натужные вздохи и театральные, притворные стоны опытной куртизанки. Эти комнаты, конечно же, предназначались не мне. Меня отвели в ту часть подземелья, которая еще оставалась темницей, влажной и вонючей. В одной из камер побольше под соломой лежали двое, каждый в своем углу, подальше от решетки. Меня швырнули внутрь, и я, ойкнув, приземлилась на холодные каменные плиты. Затем за мной заперли решетку, и стражник, не сказав ни слова, ушел. Света здесь почти не было, поскольку ближайшие светильники остались за углом. Когда я убедилась, что стражник отошел достаточно далеко и что ни один из накрытых соломой силуэтов не собирается шевелиться, я поползла к одному из них, чтобы рассмотреть моих сокамерников. Резкое шипение заставило меня остановиться: – Не трогайте! Я развернулась. Второй силуэт в дальнем углу оказался молодой девушкой примерно одного со мной возраста. Она была тощей, чумазой, и от нее исходила ужасная вонь. – Что? – ошалело спросила я. – Он мертв, – сказала девушка, кивком указывая на второй силуэт под соломой. Я попятилась от трупа в углу. – Кто вы? – спросила я ее, но тут же сама все поняла. Несмотря на два года, проведенные в столь ужасных условиях, черты ее лица остались узнаваемы. – Вы – Санджа Бауэр, – сказала я. – Откуда вы знаете? – спросила она. – Мы вас искали, – сказала я. – Что ж. – Она обвела рукой камеру. – Вот вы меня и нашли. Ее самообладанию можно было позавидовать. Несмотря на то что она многие месяцы провела в плену, у нее получилось упрямо сохранить присущее дворянам достоинство. – А вы – секретарь Правосудия? – спросила она. Я озадаченно нахмурилась. – Откуда?.. Она кивком указала на выход. – Стражники. Они рассказывают мне, что происходит. – Увидев на моем лице удивление, она пожала плечами. – Сделать-то я с этими сведениями ничего не могу. Я покачала головой. – Я… Я не ожидала… Вы кажетесь такой спокойной. Она снова пожала плечами. – Я здесь уже несколько лет. Такая у меня теперь жизнь. Я не все время провожу в темнице – неделю тут, две недели там, в зависимости от моего «поведения» и прихотей моих пленителей. В эту камеру меня снова посадили лишь несколько недель назад. До этого я жила в одной из комнат; там были книги, которые мне разрешали читать. Порой они довольно хорошо со мной обращаются, учитывая, что я пленница. Я окинула взглядом грязную, дурно пахнущую девушку и заподозрила, что она лжет. Возможно, она считала меня шпионкой Вогта, которую подослали, чтобы испытать ее. – Что-то не похоже, чтобы с вами хорошо обращались, – сказала я. Она горько рассмеялась и указала на свою замызганную одежду. – Это… это для моей же защиты. Здесь, внизу, мужчины играют в карты и развратничают. Кто-нибудь выпьет бурдюк вина, а потом ходит и ищет, куда бы присунуть свой маленький хер. Но когда я в таком виде, ко мне не подойдет даже пьяница. Мне оставалось лишь восхититься ее находчивостью. Для девушки, когда-то носившей дорогие одежды и духи и жившей безбедной жизнью, подобное унижение наверняка было невыносимым. Но она все терпела, что говорило о невероятной силе ее духа. – Что это за место? – спросила я. Я шептала, но Санджа отвечала обычным голосом. – Отсюда они управляют своей маленькой империей, – сказала она. – Фишер, Вогт и мой отец. – Нема, – выдохнула я. – Мы были правы. – В чем? – Во… всем. Мы расследовали убийство вашей матери, – прибавила я, не подумав. Я предполагала, что она знает. Ведь обо всем остальном она уже знала. Но Санджа внезапно переменилась в лице, так же резко, как падает подъемный мост, у которого обрубили цепи. – Что? – дрожащим голосом спросила она. Я мысленно обругала себя тысячью проклятий, но сказанных слов было не вернуть. – Казивар меня побери. Простите, – сказала я. Прозвучало это довольно жалко. – Я… думала, что вы знаете. Эта новость лишила ее выдержки так же быстро, как профессиональный карманник лишает своих жертв денег. Мне потребовалось много времени, чтобы ее утешить. В какой-то миг один из стражников подошел, чтобы посмотреть, что происходит, и я вся напряглась от ужаса. Однако он, увидев, что Санджа плачет, не повел и бровью, словно это случалось постоянно. Я вдруг подумала, что она, наверное, переносила свое заключение вовсе не столь мужественно, как пыталась показать. Прошел приблизительно час, а может, и больше, и лишь тогда Санджа снова смогла говорить. Все это время она лежала, уткнувшись лицом в вонючую солому, и безутешно рыдала, однако ее слезы наконец иссякли. Когда Санджа снова посмотрела на меня, она разительно изменилась. Я больше не видела дерзкую, беспечную пленницу, давно смирившуюся со своей участью. Передо мной оказалась напуганная юная девушка, чью душу разбили на мельчайшие осколки и последние запасы сил которой были истощены. – Мне очень жаль, – должно быть, в сотый раз сказала я. Она жестом попросила меня замолчать. – Я все гадала, – произнесла она. Теперь ее голос звучал тихо, едва слышно. – Примерно месяц или два назад что-то произошло. Поднялась какая-то… суматоха. Стражники стали по-другому ко мне относиться. Все о чем-то шептались, срывались друг на друга. И… вы подумаете, что я сошла с ума, но у меня было ужасное предчувствие. Я почувствовала, что ее больше нет. Что небольшая частичка меня исчезла, словно кто-то… – она показала, будто пальцами сжимает фитиль, – …погасил огонек свечи.