«Двуглавый волк видит в обоих направлениях». Старая сованская пословица – Нет! – завизжала я и отчаянно попыталась вырвать мою руку из хватки стражника, но не смогла. Вместо этого он притянул меня к себе и чуть не раздавил, обхватив руками. Матас был одет не в ливрею городской стражи. Вместо нее на нем были простые темные одежды. Один глаз Матаса был закрыт и стремительно темнел. Судя по разбитой губе, его челюсти тоже досталось. Казалось, что он оглушен и ничего не соображает, но я поняла, что он видит и узнает меня. – Отпустите его! – верещала я. – Заткнись! – рявкнул Вогт. Он был взвинчен, словно не полностью владел ситуацией. – Хелена, – пробормотал Матас. Он улыбнулся мне. О, у меня до сих пор щемит сердце, когда я вспоминаю ту улыбку. Один из людей Вогта ударил его. – Закрой рот, недобиток, – рявкнул он. – Прекратите! – кричала я. – Пожалуйста! – И ты закрой рот! – Тот, кто ударил Матаса, теперь заорал на меня. – Нема, да заткнетесь вы все или нет?! – огрызнулся Вогт. Он повернулся ко мне. – Мы нашли его, когда он пытался прокрасться куда не следовало, – сказал он. – Это ведь твой кавалер, верно? – Он здесь вообще ни при чем, – сказала я. По моему лицу потекли слезы. – Пожалуйста… – Прекрати, – сказал Вогт, поднимая руку. – Прекрати. Он никуда не денется, так что хватит умолять. А теперь слушай. Это – счастливая случайность. Я могу выяснить у тебя все что хочу, и мне даже не придется поднимать на тебя руку… снова. – Последнее слово он прибавил, ухмыляясь. – Итак, расскажи мне, что известно Правосудию. Расскажи мне все о расследованиях, которые он ведет. Если расскажешь, твой мальчишка выживет. Если нет – он умрет. Все очень просто. – Ничего им не говори! – из последних сил закричал Матас, заработав за это пинок. – Нема, ну и парочка, – сказал Вогт стражникам. Те подобострастно заржали. – Даю тебе последний шанс, девчонка. – Мы не знаем! – закричала я сдавленным от горя голосом. – Мы ничего не знаем о том, чем вы здесь занимаетесь. – Эмилия сказала то же самое, – подал голос один из стражников. – Чтоб тебя, Бродерик, закрой свой рот, пока я не вырвал тебе язык и не засунул его Казивару под хвост! – заорал Вогт. Затем он снова повернулся ко мне. – Вы расследуете смерть леди Бауэр. – Да, – сказала я. – И вы совсем ничего не выяснили? – Мы знаем, что из городской казны в монастырь поступают большие суммы денег, – сказала я. – Больше, чем можно законно обосновать. – И? Я лихорадочно думала. Пыталась сообразить, как сказать столько, чтобы ему было достаточно, и при этом не выдавать всего, что мы выяснили. – Мы думали, что за этим стоял Фенланд Грейвс, – выпалила я. Вогт посмотрел на меня. Затем он рассмеялся. – Нема, да от вас, законников, вообще никакого толку, да? Вы думали, что все устроила эта безнадежная куча навоза? – Он расхохотался, и стражники – двое, что держали Матаса, и тот, что держал меня, – присоединились к нему. – Да, и теперь он мертв, – огрызнулась я. Вогт тут же переменился в лице. – Да, – сказал он. – Убит твоим господином, верно? Я прикусила язык с такой силой, что ощутила вкус крови. Как же глупо с моей стороны было пытаться уязвить его! – Итак, – недобро оскалился Вогт. – Убит Правосудием. Есть в этом какая-то ирония, разве нет? – Когда я не ответила, он рявкнул: – Говори, девчонка! – Грейвс напал на нашего пристава, – сказала я. В тот момент объяснение казалось разумным. – Его убили в ходе самообороны. – И знаем мы это только с твоих слов, не так ли? – сказал Вогт. – Клянусь, все так и было, – сказала я. – Самооборона, значит? – спросил Вогт. Он переменился в лице. Уголок его рта приподнялся, словно он обдумывал сказанное. – Что ж, наверное. Грейвс всегда был дураком. А вот тебе еще один пример самообороны. Я не осознавала, не хотела осознавать, что происходит, пока не стало поздно. Вогт вытащил из ножен на поясе короткий меч, несколькими быстрыми шагами подошел к Матасу и вонзил клинок ему в живот. – Нет! – закричала я. У меня подкосились ноги. Державший меня стражник разжал руки, когда я безвольно на них повисла. – Матас! – выла я, подползая к нему. Я слышала, как остальные смеются. По сей день меня потрясает то, что люди способны на подобную жестокость. Они отпустили Матаса, и он, прерывисто дыша, упал на пол, в растекающуюся лужу собственной крови. Вогт что-то кричал мне, но я не могла разобрать слов, даже если бы и хотела. Все растворилось в тумане страдания. Казалось, что мечом пронзили не Матаса, а меня. Я подобралась к нему. Меня никто не останавливал. Я приподняла голову Матаса и притянула к себе, безудержно рыдая. За мою жизнь я сотни раз думала о той минуте. Столь непоправимое горе часто остается в памяти неизгладимым клеймом. Даже множество лет спустя оно может заставить меня расплакаться. Матас был хорошим парнем, искренним и с добрым сердцем. Для меня было бы честью стать его женой. Наша жизнь могла сложиться совсем по-другому. С каждым выдохом Матас ужасно хрипел, и я не сразу сообразила, что он пытается что-то прошептать мне на ухо. – За тобой… есть проход, – запинаясь, говорил он, с каждым словом превозмогая боль. – Через него я попал сюда. Он ведет… в предгорья. Ты должна бежать, Хелена. Оставь меня. Мне конец… но для тебя надежда еще есть. – Не говори так, – сказала я. – Не говори. Мое место здесь, с тобой. Не заставляй меня уйти… я с самого начала должна была остаться с тобой. Я снова и снова целовала его в висок и в лоб, словно могла таким образом залечить рану. – Хелена, пожалуйста… Ради меня… Ты должна бежать. Найди грозодца… и сэра Радомира. Пусть они приведут врача. Если успеешь вернуться с подмогой, может быть, они успеют спасти меня. Тогда я не понимала, что Матас просто пытается заставить меня убежать. Он сообразил, что добьется этого, только если скажет, что его еще можно спасти. Он прекрасно понимал, что не переживет такого ранения. Так странно; после я долгое время злилась на Матаса за то, что он заставил меня бросить его, ведь тогда я была уверена, что мне нужно остаться с ним. Но, конечно же, он был прав. Вогт бы просто убил и меня тоже – и хотя в тот миг я бы обрадовалась смерти, она была бы совершенно бессмысленной. – Я тебя люблю, – лихорадочно шептала я ему на ухо. Я хотела, чтобы Матас это знал. Он должен был знать, что все было не напрасно. – Я тебя люблю. – Я… тоже люблю тебя, Хелена. А теперь, пожалуйста, уходи. Беги в конец подземелья. Там есть… – он сдавленно застонал, – …дверь, которая ведет на винтовую лестницу. Убегай, ради меня, Хелена. Я снова его поцеловала. Люди Вогта, стоявшие вокруг нас, начали приближаться; видимо, они сообразили, что Матас говорит мне не просто прощальные слова. – Ну все, хватит, – грубо сказал один из них и потянулся, чтобы схватить меня за руку. Но прежде чем он успел прикоснуться ко мне, я оттолкнулась от пола, развернулась и изо всех сил побежала в другой конец подземелья. Сзади до меня донеслись удивленные возгласы, а затем и крики. Совсем скоро я услышала ругань и звуки погони, но я не смела обернуться. Еще за много лет до этого я усвоила, что оборачиваться нельзя. Если кто-то действительно мог меня поймать, то это бы случилось несмотря ни на что. Оборачиваться почти всегда было бессмысленно. Очень скоро свет остался позади и сменился полумраком. Я вбежала в дальнюю, плохо освещенную часть подземелья. Впереди в стене я заметила черный прямоугольный провал – это был выход, о котором говорил Матас. Когда я добежала до него, тьма вокруг стала совсем непроглядной. Люди Вогта продолжали погоню, но они, скорее всего, были чуточку пьяны, грузны и не горели желанием бегать за мной – даже несмотря на яростные проклятия Вогта. Благодаря моим скорым ногам их пыхтение очень скоро стихло почти полностью. В Мулдау я уяснила еще один урок – нужно было продолжать бежать даже после того, как опасность, казалось бы, миновала. Я влетела в черную дыру, похожую на распахнутую пасть огромной змеи, и стала спускаться по спиральной лестнице настолько быстро, насколько смела. Лестница привела меня в длинный ровный каменный коридор, но поняла я это лишь тогда, когда прошла его до конца, шатаясь и спотыкаясь, как слепая. Я больше не слышала моих преследователей и не видела выдавшего бы их мерцания факелов, так что ту часть пути я проделала медленным, судорожным шагом. Подобная задержка казалась мне непростительной; всю дорогу я рыдала, но я не могла позволить себе поспешить, оступиться и сломать ногу. Если бы это произошло, то исход был бы таким же, как если бы я осталась с Матасом. Наконец я дошла до низкого каменного дверного проема, который вел на еще одну крутую винтовую лестницу. Здесь я уже ощущала холодные вздохи ночного ветра, гулявшие по туннелю, а едва просачивавшийся туда лунный свет указывал на то, что я уже почти добралась до выхода. Казалось, что прошла целая вечность, но наконец я вышла в морозную тьму. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться и понять, что я очутилась в предгорьях, как мне и обещал Матас. Я резко развернулась и посмотрела на вход в туннель. Он был искусно скрыт среди камней, и заметить его мог лишь очень внимательный наблюдатель. Внизу, у подножия холма, простиралась Долина Гейл. До города было совсем недалеко. Я побежала по мерзлой, твердой земле к северным воротам. В тот час они были заперты и их стерегла стража – впрочем, ворота были в таком состоянии, что ни первое, ни второе не смогло бы остановить настойчивого лазутчика. – Кто идет? – спросил привратник, когда я заколотила руками по тяжелым, укрепленным деревянным воротам. – Хелена Седанка! – крикнула я. – Помощница сэра Конрада! Мне нужно немедленно поговорить с сэром Радомиром! Произошло убийство! – Проклятье, – проворчал стражник, и меньше чем через минуту мы уже мчались по улицам на серой верховой лошади. – Дорогу! Осторожнее! – несколько раз выкрикивал привратник, и другие стражники отскакивали в сторону. Вскоре мы добрались до здания стражи. Мне стало легче, когда я увидела, что в окнах горит свет. Здание казалось мне маяком правосудия в этом беззаконном мире. Я спрыгнула с лошади и ворвалась внутрь. – Забодай меня Нема, что случилось? – спросил дежурный сержант. – Мне нужно немедленно поговорить с сэром Радомиром! – закричала я. – Он уже спит, – сказал сержант, нахмурившись. – Объясните, в чем дело. К вам кто-то приставал?