Андрей Викторович практически убежал к себе в кабинет, а Юля пошла готовить кофе. Директор каждое утро пил черный кофе с лимоном, и, несмотря на то, что время было к обеду, ничего не сказал об отмене утреннего ритуала. На кухне было необычно много народу, словно всем стало не до работы. Они что-то громко обсуждали и спорили. Но когда зашла Юля, разговоры мгновенно смолкли, и ее встретили весьма насторожено. Непонятно. Вроде все было хорошо. — Привет, — улыбнулась она, — что-то случилось? Вы что все такие хмурые? — А ты не знаешь? — ответила ей Людочка, кассир из бухгалтерии, — после того, как ты ушла с корпоратива, Сергей Алексеевич напился. Сел за руль пьяный, мы не смогли его остановить, он так рвался к кому-то, чтобы что-то объяснить. По дороге попал в аварию.. Разбился... Ложечка, которой Юлька накладывала сахар, выпала из рук, звякнув об кафельные плитки пола. Глава 39 — Разбился? — прошептала она, — совсем? — В реанимации, — ответила Людочка, — но все очень плохо. Говорят, надежды мало... Дальше Юля действовала на автомате. В голове стало вдруг пусто и только Людочкина фраза билась в одном ритме с пульсом «рвался к кому-то, чтобы что-то объяснить». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться к кому он рвался и что хотел объяснить. Он хотел к ней. Ее сердце сжималось до боли, хотя она старалась уговорить себя, что ее вины тут нет, что противный брюнет сам виноват, что она была права когда не стала его слушать. Ну, что он мог объяснить? В очередной раз извиниться за то что повел себя по-свински? В очередной раз извиниться... в сотый... или тысячный... Юля поставила готовый кофе на поднос и, все так же хмуря лоб от невеселых мыслей, постучала в дверь кабинета. — Андрей Викторович, — приоткрыла дверь, — ваш кофе... — Проходи, Юля, — Андрей Викторович копался в каких-то бумагах, но когда она вошла, отвлекся и поднял голову, — что ты там говорила на счет увольнения? — Я... Простите, а Сергей Алексеевич... он... он поправится? — Для нее это было важнее увольнения и ее собственной судьбы. — Не знаю, — тяжело вздохнул директор, и отбросил документы. Он сразу понял о ком она говорит. — Он в очень тяжелом состоянии. Так что еще ничего не известно. У него тяжелая черепно-мозговая травма, вчера делали операцию, но гарантий никаких нет... — Скажите, — Юля перебила собеседника, ей вдруг стало совершенно необходимо знать правду, — а вы, правда, сами решили перевести меня в экономический отдел? Это не он вам велел? — Юля, давайте кофе, что вы с ним стоите. И нет. Он мне не велел. Да и не мог. Решение о переводе принял я, вы же уже давно выполняете функции помощника экономиста. Я же не зря отправлял вас учиться составлять сметы. Вы умная и сообразительная девочка, которая может гораздо больше, чем просто приносить кофе. — Спасибо, Андрей Викторович. — ей захотелось плакать, — простите, а можно я не буду увольняться? Я просто думала... — Хорошо, — улыбнулся Андрей Викторович, — как Сергеев придет, проводишь его ко мне и можешь быть свободна на сегодня... Все равно, я вижу, сегодня тебе не до работы, — он вздохнул.. Юля набрала воздух, чтобы задать еще одни вопрос, но директор успел первым: — Он в первой городской, в реанимации. Посторонних, правда, туда не пропускают. — Спасибо... Она вышла и обессиленно упала на стул. Почему-то вся ненависть к брюнету исчезла. Осталось только чувство вины на себя, за то, что была с ним так груба и жестока. Если бы она сдержалась. Не наорала на бедного, ни в чем не повинного Сергея Алексеевича... Ну не совсем ни в чем не повинного, Юля нахмурилась, снова вспомнив про Сережино предательство, но в данном последнем случае пресловутый брюнет точно не был виноват. Свое повышение она заслужила сама. Юля встала и выскочила на улицу. Ей срочно нужно было подышать свежим воздухом, потому что сейчас она, кажется, поняла одну вещь: все, кроме нее, давно забыли про тот вечер. И именно она тащит всю эту грязь за собой. Она, а не кто-то другой. Морозный воздух мгновенно выстудил жар от стыда за собственную бестолковость. Юля чувствовала, как с ее души высохшим песком осыпается боль. Даже горечи не осталось, как только она сама решила все оставить в прошлом. И вдруг стало так легко. Юля огляделась вокруг, словно только что проснулась. Теперь все выглядело по-другому. Она вернулась в кабинет, дрожа от холода. Ярко-красные розы в высокой вазе смотрели на нее с немым укором. Как же она виновата перед ним! Теперь-то она поняла, что он давно заслужил ее прощения. Ей надо к нему! Прямо сейчас. Она должна извиниться за свою придуманную обиду. Сейчас, дождется только Сергеева, о котором предупредил Андрей Викторович... Пока ждала, все время думала о нем. Она вспомнила все встречи с ним. С смой первой, там в клубе, когда он приставал к ней. И ей вдруг стало стыдно, она с самого начала вела себя как дура-малолетка, бегала, орала на него... Могла бы объяснить спокойно, без истерик, что он не в ее вкусе. А она словно нарочно раззадоривала мужчину, пробуждая в нем охотника. А тогда, когда он предлагал ей помощь, в тот самый трудный для нее день, когда она согласилась на работу с особыми условиями. Юля застонала и прикусила губу. Какая же она дура! Сейчас она вдруг поняла, расскажи она о своих проблемах, он помог бы... Просто так. Не требуя ничего взамен. Потому что он — не Сережа. Открытие было просто ошеломительным своей очевидностью. Он — не Сережа! Какая же она дура! Дважды дура. Потому что выбрала не того мужчину и потому, что решила, что все вокруг такие же сволочи, как Сергей Николаевич. А он не такой. Не идеальный, конечно, но точно не такой. Он другой. Но если раньше ее глупое поведение отравляла жизнь только ей, то сейчас по ее вине он может умереть. Так не должно было быть. Она должна сделать все, чтобы исправить свою очередную ошибку. Надо будет — будет сидеть возле его кровати сутки напролет... лишь бы он выжил... лишь бы жил... Лишь бы ее пропустили к нему. Только дождется этого... который должен прийти к директору и сразу в больницу. И в этот самый момент она поняла, что Сергеев, которого ждет Андрей Викторович, не просто представитель Совета Директоров. Это еще его отец... Она прижала ладони к горячим щекам, как же стыдно. Как она посмотрит в глаза человеку, сын которого попал в аварию из-за ее глупой обиды? Захотелось вдруг сбежать прочь из офиса. Далеко-далеко. Туда, где никто и никогда не узнает, какой она была идиоткой. И как довела своими выходками до реанимации человека, который хорошо к ней относился... — Здравствуйте, — тусклый уставший голос ворвался в ее мысли, — Андрей Викторович на месте? — Здравствуйте, да, на месте, проходите, — машинально ответила Юля и подняла глаза на вошедшего в кабинет Сергеева. И замерла, — Вы?! Глава 40 Сергеев оказался тем самым человеком, под колеса автомобиля которого, она кинулась, когда собиралась покончить жизнь самоубийством. Но по сравнению с самим собой прошлым он сильно изменился. Постарел, осунулся... — Простите, — прошептала ему Юля, но он даже не обратил на нее внимания, погруженный в свои мысли. И скрылся за дверью кабинета директора. А Юля заметалась. С одной стороны, ей хотелось быстрее побежать в больницу, чтобы там на месте из первых рук узнать о состоянии брюнета, но с другой... С другой она помнила предупреждение Андрея Викторовича о том, что к нему пускают не всех. И, скорее всего, с ней даже разговаривать не станут. Она никто этому бестолковому брюнету. Ну вот зачем он сел пьяный за руль? Мог бы такси вызвать. И ничего бы не случилось. Она бы просто не пустила его даже на порог, не открыла бы дверь и отказалась бы разговаривать. Как всегда... А как теперь сказать Сергееву, который так тогда по-доброму позаботился о ней, что она и есть причина аварии? Что это к ней Сергей Алексеевич ехал, желая в тысячный раз объясниться? Нет, она не сможет... И Юля лихорадочно начала собираться. Как-нибудь прорвется в больницу, но подойти к его отцу стыдно. Она уже хотела уйти, как ожил селектор: — Юля, зайди, — коротко приказа Андрей Викторович, и добавил, — я знаю, что ты еще не ушла. Зайди. Юля вспыхнула... А если Сергеев знает, что это она виновата в аварии? Захотелось сбежать. Но это был бы еще один детский и глупый поступок. Хватит. Она должна поступить правильно, по-взрослому... Нехотя разделась. Медленно повесила пуховик на вешалку и, с трудом передвигая ноги, направилась к двери в кабинет директора. Понятно же, зачем ее позвали. Сейчас Сергеев ее просто прибьет и все. Уволит. И, вообще, скажет, чтоб не смела приближаться к его сыну. Ведь это она довела его до такого состояния. Сама виновата. Юля тихо постучала в дверь кабинета директора, хотя обычно так не делала, но сейчас ей страшно не хотелось заходить внутрь. — Да, заходи уже, — раздалось изнутри нетерпеливое, и Юля медленно, старательно оттягивая момент, потянула дверь на себя. Колени тряслись от ужаса. Она с трудом сдерживалась, чтобы не застучать зубами. -Здравствуйте, — поздоровалась она снова и замерла в шаге от двери. — Юля, — начал было говорить Андрей Викторович, но Юля не выдержала напряжения и чувства вины, и не дожидаясь окончания фразы, разревелась и запричитала: — Простите меня, я так виновата. Я так глупо вела себя. Вы мне все говорили, что надо простить, а я... а он... и я думала, что снова... а это не он... это оказывается Андрей Викторович сам... — Юля, — холодно перебил ее Андрей Викторович, — успокойся. Что за истерика?! — А мы знакомы... Ты из-за него тогда под машину кинулась? — тихий скрипучий голос перебил их обоих, — какие же вы, молоды, глупые... — Да! Нет! — прорыдала Юля, а Андрей Викторович приподнял брови от удивления. — Простите, — она завела снова свою шарманку, — я не хотела, чтоб так... я не знала, что это не он... — А Сережа нам про тебя рассказывал, — грустно улыбнулся Алексей Михайлович, — поедешь к нему? Юля смогла только кивнуть, слезы не давали ей говорить. А Андрей Викторович вздохнул и сказал: — Ладно, я сам дозвонюсь до министерства... Иди уже, обещал ведь, что отпущу... Иди только умойся, а то зареванная вся. Юля кивнула и, не задумываясь, автоматически прошмыгнула в комнату отдыха, в ванную. Она не увидела, как Андрей Викторович скривился, а Алексей Михайлович вопросительно поднял бровь. — Это не я, — сразу отреагировал Андрей Викторович и пояснил, — это Сергей Николаевич таким увлекался. А девчонка влюбилась. Да еще там ситуация очень нехорошая была, и ваш сын оказался к этому причастен. Подробности мне, конечно, донесли, но пересказывать не хочу. Спросите сами, — он еще немного помолчал и добавил, — у нее есть серьезные причины для обиды. — Ох, уж эта молодежь. А девчонка как? Хорошая? — Хорошая. На мою старшую похожа, умненькая, старательная, упрямая, но доверчивая и наивная. Вот и попалась.